Выбор Лигачёва пал на Георгия Петровича Разумовского, который работал председателем Краснодарского крайисполкома в то время, когда первым секретарём крайкома партии был С.Ф. Медунов. Отношения у них не сложились, и ещё при Брежневе, в 1981 году, Разумовского перевели на небольшую должность в Москву — заведующим аграрным отделом в Управление делами Совмина СССР.

После Медунова первым секретарём в Краснодаре недолгое время работал отозванный с посольской должности на Кубе В.И. Воротников. Вскоре он стал Предсовмина России, и снова возник вопрос о кандидатуре первого секретаря. Лигачёв предложил Разумовского.

Именно его Егор Кузьмич и назначил своим преемником в качестве заведующего оргпартотделом ЦК. Это было неудачное назначение. На XXVIII съезде Разумовский вынужден был взять самоотвод, когда его выдвинули в состав нового ЦК. Он отлично понимал, что его «завалят», и не хотел понапрасну испытывать судьбу.

Хочу сделать существенную оговорку: лично мне, я подчёркиваю эти слова — лично мне — Егор Кузьмич очень симпатичен. Я часто встречаю его в Госдуме, депутатом которой он стал в 1999 году, мы обмениваемся любезностями. Он хорошо отозвался о моей книге «ЦК закрыт, все ушли», для которой предоставил уникальные фотографии из личного архива. Я по-прежнему восхищаюсь его бойцовскими качествами, которые он проявил в трудные для партии времена, отстаивая свою позицию. Он даже рассчитывал получить должность заместителя Генерального секретаря ЦК на последнем, XXVIII съезде КПСС — исключительно для того, чтобы попытаться спасти её от разрушения. Борьба на съезде за этот пост была жестокой, против его кандидатуры возражал генсек Горбачёв, и в итоге был избран бесцветный, провинциальный В.А. Ивашко. Я глубоко убеждён в том, что если бы тогда заместителем генсека был избран Лигачёв, события августа 1991 года развернулись бы по-иному.

И тем не менее, правда, не без угрызений совести, оставляю без изменений название этой главки, объяснив лишь, что прытким Лигачёва назвал Николай Иванович Рыжков. Хотя знаю: мои бывшие коллеги по ЦК осудят меня за это. Особенно те, кто знает, что благодаря объективности Егора Кузьмича благоприятно для меня закончилось одно гнусное дело, возникшее в 1988 году по лживому навету некоторых моих тайных «доброжелателей». Я написал тогда записку в Секретариат ЦК, прося создать комиссию для проверки облыжных обвинений, и Секретариат под руководством Лигачёва принял специальное постановление, в котором Комитету партийного контроля при ЦК КПСС поручалось изучить обстоятельства этого дела.

Комиссия после двухнедельной проверки доложила Секретариату: клевета. По итогам обсуждения вопроса было принято постановление Секретариата ЦК, обязывающее ЦК Компартии Белоруссии принять строгие меры партийного воздействия в отношении лиц, оклеветавших меня.

Так что никаких чувств, кроме искренней благодарности, к Егору Кузьмичу я не испытываю ещё и по этой, сугубо личной причине. Однако не могу не привести и другие мнения, без которых не будут полны ни портрет горбачёвской эпохи, ни портреты её главных действующих лиц.

Р. Пихоя:

— При Брежневе его послали в Сибирь, в Томск, где он стал первым секретарём обкома. Он был известен как человек требовательный, фанатичный борец за здоровый образ жизни, требовавший от аппарата своего обкома занятий спортом, лыжами, резко ограничивший продажу в области спиртного, покровитель местного театра.

Другое дело, что переехав в Москву, он стал относиться ко всему народу, как к маленькому аппарату своего маленького обкома, потребовав от всего многонационального Советского Союза прекратить употребление спиртного и начать занятия спортом и лыжами.

Н. Рыжков (деятель андроповско-горбачёвского призыва, последний Председатель Совета Министров СССР, отправлен М.С. Горбачёвым в отставку в январе 1991 г, написал ряд книг, в том числе «Перестройка: история предательств», 1992 г.):

— Горбачёв терпеливо ждал своего часа, но это вовсе не значит, что ожидание было пассивным. В 1983 году Андропов привёл в ЦК (на должность заведующего отделом оргпартработы) первого секретаря Томского обкома Егора Лигачёва, который в том же году был избран секретарём ЦК. Человек феноменально активный, жёсткий, обладающий несворачиваемой целеустремлённостью мощного танка, он стал незаменимым соратником и помощником исподволь выраставшего Горбачёва. Честно говоря, я иногда завидовал этой его «танковости», которая оказалась чрезвычайно важной для становления и укрепления горбачёвской — то есть нашей! — команды. Ведающий оргпартработой, то есть кадрами партии, Лигачёв постепенно и ненасильно менял руководителей областных и краевых партийных организаций: в обкомах и крайкомах работали в основном очень старые кадры, по многу лет там уже сидели. Ну вывели старого человека на почётную персональную пенсию, сохранили ему другие блага, квартиру, дачу казённую — что по тем временам криминального? Естественный процесс… Полагаю, «гвардейцы» Леонида Ильича роптали про себя, недовольные прытким Егором, но вслух возразить повода не имели. Так постепенно создавалась в стране надёжная опора команде Горбачёва.

Что же касается хозяйственных кадров, производственников, то и они в основном видели в Горбачёве некую надежду на ослабление удушливого административно-командного ярма. Сам-то я никого специально не агитировал: мол, поддерживайте Михаила Сергеевича, он человек прогрессивный. За меня, а значит, и за него наша повседневная и скрупулёзная экономическая работа сама говорила. Два года уже говорила. Поэтому страна довольно быстро признала в Горбачёве партийного лидера.

Д. Кунаев (член Политбюро ЦК КПСС в 1971–1987 гг., первый секретарь ЦК Компартии Казахстана в 1964–1986 гг., близкий друг Л.И. Брежнева):

— С Лигачёвым я познакомился, когда он был утверждён заведующим Организационно-партийным отделом ЦК КПСС. Вместе с ним решили рад кадровых вопросов в республике, в частности выдвижение Назарбаева председателем Совмина Казахстана.

Лигачёв в своём отделе окружил себя людьми, которые были далеки от объективности в решении многих кадровых вопросов. Это Могильниченко, Мищенко и ряд других ответственных работников аппарата ЦК.

Когда Лигачёв стал секретарём ЦК и членом Политбюро, он сильно изменился. К нему стало трудно попасть на приём, он вечно спешил, всегда был занят.

Лигачёва в работе отличали излишняя самоуверенность и заносчивость. Работая секретарём ЦК, Лигачёв занимался кадровой политикой. Затем ему были поручены вопросы идеологии, а в последний период он занимался сферой сельскохозяйственного производства. Но как уже стало всем известно, на какие бы участки работы ни направлялся Лигачёв, он везде их с треском проваливал. Достаточно вспомнить, какой огромный ущерб нанесла экономике страны печальная антиалкогольная кампания, одним из главных инициаторов которой был Лигачёв.

Лигачёв создавал видимость большой загруженности работой и своей поспешностью и торопливостью многие вопросы решал ошибочно и необъективно. Стиль и методы работы Лигачёва и его сотрудников были, на мой взгляд, негодными и не отвечали духу времени. Их суть сводилась к тому, что они охотно изучали анонимки на неугодные им кадры, всеми силами выискивали «компрометирующие материалы», а затем добивались отстранения «жертвы» от работы. Его необъективность я испытал и на себе. Лигачёву казалось, что он в интересах перестройки наводит порядок. Хотя на самом деле, наоборот, поддерживал нечестных, корыстолюбивых людей, как это было в случае, например, с Усманходжаевым, о котором он говорил мне, что это настоящий коммунист и признанный руководитель партийной организации Узбекистана.

Ю. Чурбанов:

— Такой человек, как Егор Кузьмич Лигачёв, хотя и строил в Томске «социализм», как он говорил, но его, в общем, не было ни слышно, ни видно. Я даже не помню, был ли он в составе ЦК КПСС.