Горбачёв любил сражаться в преференс. Говорят, этим он занимался и у Марата Грамова в Москве на Малой Филевской, когда его разыскивали люди Черненко.
В. Печенев:
— Возможно, с этим пристрастием молодого Горбачёва как-то связаны распространяемые одно время в западной печати, а также в устной форме и у нас (мне, бывая на юге, приходилось «по секрету» узнавать о них), слухи о якобы сомнительных связях ответработников Ставрополья в 70-е годы с местной и грузинской мафией. На этой почве, говорят, у Горбачёва произошёл конфликт с Шеварднадзе в тот период, когда последний вёл в Грузии борьбу с коррупцией. Возможно, это же имеет в виду Лигачев, когда упоминает в своей книге, что в 80-е годы МВД искало «компромат» на Горбачёва в связи с его работой на Ставрополье.
Документ для уяснения
ТАИНСТВЕННЫЕ ИНИЦИАЛЫ
Статья М. Дейча в журнале «Столица», 1992, № 13
Марк Дейч (недавний корреспондент радио «Свобода», которое, как известно, глушилось на территории СССР; в необъективности обвинить его трудно — демократ до мозга костей).
«Это дело началось в 1986 году с ареста работника ставропольского ликёро-водочного завода Анатолия Мартиросяна. При аресте у него было изъято ценностей на 600 тысяч рублей.
Мартиросян написал явку с повинной. Он рассказал о хищениях на заводе и о том, как с 1976 года щедро «подкармливалось» руководство края и страны. По запискам директора ликёро-водочного завода Тамары Карловой (эти записки приобщены к делу) Мартиросян в огромных количествах развозил спиртное начальству. Вот лишь некоторые получатели: секретари крайкома Мураховский (будущий председатель агропрома страны) и Казначеев (будущий министр социального обеспечения РСФСР); будущий секретарь Саратовского обкома Афонин; председатель крайисполкома Таранов; начальник УВД генерал Коновалов; прокурор края Булыгин (ныне адвокат); военком края генерал Дзилихов; председатель комитета партконтроля Шульга; председатель горисполкома Маркарянц (в конце 80-х годов — председатель Совета Министров Армении). Был среди получателей алкогольной продукции и заведующий хозяйственным отделом Ставропольского крайкома Алексей Пшиков. На очной ставке с Мартиросяном он признался, что получал бесплатный алкоголь для так называемого «гостевого дома» — там потчевал своих гостей Михаил Горбачёв.
Кстати, Михаил Сергеевич лично представлял директора завода, Тамару Карлову, к двум орденам — Октябрьской Революции и «Знак Почета». И он же лично эти ордена ей вручал.
Оговорюсь: упоминая имя первого и последнего Президента СССР, я вовсе не хочу подлить воды на мельницу его противников. Напомню, что Горбачёв был в числе высшей партийной номенклатуры и был вынужден жить по её законам. Безусловно, ещё на заре своего восхождения он мог отказаться от соблюдения этих неписаных законов. В этом случае КПСС имела бы другого генсека. У нас же не было бы ни перестройки, ни президента. Кое-кто заявляет теперь, что так оно было бы лучше. Я так не считаю.
Тамару Карлову арестовали в том же 1986 году. Из тюрьмы она пыталась переправить письма своему мужу — тогдашнему работнику прокуратуры края. Письма содержали инструкции: кому и на что намекнуть, чтобы облегчить участь Карловой. Среди тех, к кому должен был обратиться её муж, — более 80-ти высших должностных лиц края и страны. Помимо тех, кого я уже назвал, в письмах значились, к примеру, министр хлебопродуктов СССР Будыка и первый секретарь Ростовского обкома КПСС, будущий министр внутренних дел СССР Власов. А кое-кто был обозначен в письмах только инициалами — например, «М. С.» и «Р. М.». Карлова недвусмысленно давала понять, что, если ей не помогут, она всех сдаст.
Из тюрьмы, где содержалась Карлова, письма, конечно же, не ушли. Они приобщены к делу. А сама Карлова в 1988 году была… освобождена — вроде бы по болезни. В настоящее время она на пенсии и даже сумела обменять свою квартиру в Ставрополе на квартиру в Москве. Живёт в столице.
Дело по ставропольскому ликёро-водочному заводу было завершено в 1989 году. Несмотря на колоссальную работу следственной бригады, ни один из номенклатурных чинов к суду привлечен не был. Суд в Ставрополе установил, что государству нанесён ущерб по меньшей мере в 1 млн. рублей. Однако осуждены были лишь стрелочники, да и то на короткие сроки. Но даже и это кому-то показалось слишком. По инициативе начальника следственной части Следственного комитета МВД России полковника Титарова был внесён протест и приговор отменён.
В ставропольском деле есть ещё одна пикантная подробность. Помните Анатолия Мартиросяна — первого арестованного по этому делу? Именно он дал показания на многих номенклатурных чинов (эти показания в ходе следствия были проверены и подтверждены). Чтобы избежать участия этих чинов в судебном процессе, дело в отношении Мартиросяна было возвращено в Москву — якобы на доследование. Но в столицу дело не пришло, и никто к производству его не принял. А Мартиросян продолжал находиться под стражей — с 1986 года. Последние два года — незаконно. Интересно, что сам Мартиросян шум по этому поводу не поднимал. Он боялся оказаться на свободе. Боялся, что после показаний его просто убьют».
Коснулся этой неприятной для него темы и Михаил Сергеевич в своих мемуарах «Жизнь и реформы». Но — глухо, вполголоса, как-то уж очень вяло, что вовсе не в его стиле.
М. Горбачёв:
«В 1973 году на Ставрополье сложилась серьёзная криминогенная ситуация: преступления, волна за волной, прокатывались по городам и посёлкам. После нескольких жестоких убийств и изнасилований обстановка накалилась до предела. Люди были встревожены, напуганы и обоснованно ставили вопрос: есть в крае власть или нет? Всякие «накачки» и критика руководителей правоохранительных органов ничего не давали. Надо было срочно что-то делать. Десятки комиссий ничего вразумительного не дали, и тогда я собрал старых отставников-юристов — надёжных, независимых ни от кого людей, попросил разобраться. Кстати, статистика по правонарушениям в крае была без особых отклонений. Комиссия, которую я создал, вскрыла грубейшие нарушения законности в самих органах внутренних дел края. Всё вывернулось наружу — очковтирательство, сокрытие преступлений, должностные злоупотребления.
Тут надо иметь в виду следующее. Щелоковым при прямой поддержке Брежнева была осуществлена крупная реорганизация системы внутренних дел, её службы укреплены кадрами, улучшено материальное обеспечение. Честолюбивый министр спешил поскорее продемонстрировать результаты своей работы, но не бывает так, чтобы общество вдруг разом «очистилось» — нет ни спекулянтов, ни ворюг, ни мафиози, ни хулиганов. И тогда Щелоков решил внести «коррективы» в статистику преступлений и пошёл на явное послабление в применении законов. Причём последнее проводил продуманно, чтобы выглядеть в общественном мнении демократом, политическим деятелем с широким кругозором. Любил повторять: тюрьма никого не исправляет. В принципе, конечно, верно, но с его стороны это была демагогия. Щелоков добился принятия решений, по которым лишение свободы по многим статьям было заменено другими мерами. Это обернулось общим ослаблением борьбы с преступностью.
По итогам работы комиссии в крае мы приняли крутые меры: сняли всех генералов в управлении МВД с занимаемых постов, перешерстили уголовный розыск, отдел борьбы с хищениями собственности, следственный отдел, другие службы, подтянули партийную организацию. Всё стало выходить наружу. Пытался застрелиться начальник следственного отдела, на совести которого были тяжкие должностные нарушения. Заменили руководителей милиции в одной трети городов и районов. Это была жёсткая операция по утверждению законности, прежде всего в самих правоохранительных органах. К охране порядка были подключены рабочие коллективы, комсомол, и за один месяц в населённых пунктах стало спокойней. Зато по числу зарегистрированных преступлений край с 11-го места опустился-на 67-е в России.
Ставропольцы наступили на хвост Щелокову, в аппарате ЦК его недолюбливали, он ведь ни с кем не считался. Прокуратура СССР, Верховный суд тоже мало что для него значили. Министр заволновался, начал лихорадочно действовать. Сначала звонил, затем послал в край бригаду
МВД во главе со своим замом Б.Т. Шумилиным. Я его знал, причём с хорошей стороны. Тем неожиданнее для меня были его суждения, по сути, шантаж: «Как же так? Вокруг порядок, а у вас такое творится. Спросят ведь — где был крайком?» Мой ответ был резким: «Имей в виду, я от своей позиции не отступлю. Передай это и Щелокову». Неуютно было Шумилину, но всё-таки он продолжал уговаривать меня. В этой встрече участвовал зам. прокурора России Александр Найденов, он поддержал меня. Когда развернулась борьба с преступными элементами на Кубани и Найденов возглавил её, под давлением высоких покровителей его из прокуратуры убрали. Став генсеком, я предложил ему возглавить Арбитраж СССР. Он дал согласие, но внезапно скончался, так и не приступив к работе.
Небезынтересно, что, когда Прокуратура России (не союзная!) по нашему опыту учинила проверку в Свердловске, там были вскрыты ещё более тяжёлые преступления, в том числе сокрытие убийств. Как мне сказали, начальник городского отдела внутренних дел Свердловска застрелился. И пошло… Кончилась эпоха дутых цифр, рушилась «система Щелокова». Но тяжба с ним продолжалась до его снятия с поста министра. Позднее, когда я уже был Председателем Верховного Совета СССР и депутатская комиссия вела расследование по заявлениям следователей Гдляна и Иванова, попутно выяснилось, что в кругу своих присных Щелоков (во времена Черненко) заявил в мой адрес: «Этот человек должен быть уничтожен». Не успел».
