— Я добрался и думаю о тебе, — ответил он.
* * *
Ломакс не помнил сна, который разбудил его на рассвете, но проснулся он весь в поту, а сердце бешено колотилось. Он чувствовал возбуждение, словно всю ночь с кем-то воевал. Листки бумаги усеивали пол. Словно некая злобная сила, пока он спал, унесла его вновь обретенную уверенность в себе.
Он лег на постель, пытаясь успокоиться, но чувство тревоги не ушло вместе с остатками сна. Ломакс знал, что Джулия любит его, но мысль эта почему-то не утешала. Будущая жизнь представлялась ему все более туманной. Через две недели должен начаться суд. Все лето Ломакс трудился ради блага Джулии, но так и не приблизился к пониманию мотивов настоящего убийцы. Она оставалась единственной подозреваемой. И даже адвокаты, которым она платила, про себя были уверены в ее виновности. Суд вполне мог вынести обвинительный приговор.
Сверху что-то загрохотало. Ломакс понял, что с ветки на крышу спрыгнула белка.
Когда он подъехал к «Сэш Смит», рядом с домом проходило представление из старинной жизни. Дорогу перекрыли, а разряженные мужчины и женщины предлагали прохожим воздушные шары и конфеты. Разукрашенный механический органчик играл сам по себе, наполняя воздух веселыми звуками. За доллар можно было проехаться по улице в повозке. Чертыхаясь, Ломакс искал место для парковки, пробиваясь сквозь толпу. Он не просто слегка задержался, а безнадежно опоздал.
Адвокаты уже сидели за столом. Когда Ломакс опоздал на заседание комитета по этике, присутствующие встретили его появление с разной долей облегчения и благожелательности. Здесь только Марджори удостоила его кивка. Курт и Френсис едва посмотрели на Ломакса. Радостные звуки органчика, доносящиеся снаружи, еще больше подчеркивали атмосферу скованности в комнате.
Уныние адвокатов выражалось по-разному. На лице Курта залегли тени, еще больше подчеркивая громадную челюсть. Он говорил отрывисто. Марджори держалась тихо, словно боясь разрушить хрупкое равновесие в комнате. Френсис казалась раздраженной. Ломакс не помнил, чтобы ее зеленые глаза смотрели так холодно.
— Простите за опоздание, — произнес он.
— Вы не пропустили ничего захватывающего, — ответила Френсис, — одни неприятности.
— Какие именно?
— Досудебные формальности начнутся на следующей неделе — обычно к этому времени я уже определяюсь с линией защиты. Это значит, что уже в августе я должна буду схлестнуться с обвинителем, но никогда еще мне не приходилось выступать с такой слабой защитой.
— Но так уже бывало, — заметила Марджори. — Например, с Мортоном де Марией. Народ против Джабурера.
Казалось, вмешательство Марджори рассердило Френсис. Она слегка повела плечами, словно хотела скинуть руку Марджори с плеча.
— С тех пор Мортон не проиграл почти ни одного дела, — сказала она.
Марджори объяснила Ломаксу:
— Мортон де Мария будет выступать со стороны обвинения.
— И как он?
— Хорош, — сказала Френсис.
— Чертовски хорош, — добавил Курт.
Френсис заметила:
— Когда-то мы готовы были предложить ему место в фирме, но Мортон предпочел остаться обвинителем. Он обаятелен, вежлив, схватывает все на лету. Кроме того, он — черный. Думаю, по сравнению с большинством черных адвокатов он получает несравнимо больше. Несколько дней назад на обеде Мортон сказал мне, что обрадовался, узнав, что ему достался этот процесс. Он не хотел обидеть меня. Говорил вполне искренне.
Мортон де Мария — звучит словно кличка ужасного черного кота, который, точно мышку, будет катать Джулию между лап перед тем, как разорвать ее на части. Ломакса также встревожило упоминание о том, что представители защиты и обвинения обедают вместе. Уместны ли товарищеские отношения между прокурором и адвокатом?
Словно угадав его мысли, Френсис сказала:
— Лучший способ борьбы с Мортоном — всегда выглядеть еще более уверенной в себе, чем он от тебя ожидает. Он вежлив. Корректен. И считает это лучшей тактикой.
— Джулия будет давать показания? — спросил Курт.
Френсис вздохнула:
— Сейчас мне кажется, что этого делать не стоит.
— Вы хотите сказать, — начал Ломакс, — что на суде она будет молчать?
— Это ее конституционное право.
— Но…
Адвокаты тревожно посмотрели на Ломакса.
— Что «но»? — спросила Френсис с опаской.
— Если Джулия утверждает, что невиновна, разве присяжным не захочется, чтобы она повторила это в суде? И, кроме того… если она выступит, вам будет легче доказать ее невиновность.
— Невиновные люди имеют право хранить молчание. Вы правы, это может вызвать подозрение присяжных. Но судья всегда напомнит им, что таково ее конституционное право. Я согласна и с тем, что Джулия выглядит хорошо и умеет хорошо говорить. Но есть некоторые вопросы — я просто не хочу, чтобы ей пришлось отвечать на них.
Ломакс не согласился, но промолчал.
— Сама она хочет давать показания, — заметил Курт.
Френсис сделала недовольный жест — Ломакс успел заметить его уголком глаза.
— А что с той фирмой, которую собирался основать Льюис? — спросил он.
— С фирмой? — переспросил Курт. — Мне было велено деликатно расспрашивать. Я получил деликатные ответы. Это никуда нас не привело.
— Может быть, нам следовало быть пожестче, — заметила Френсис.
На лице Курта появилась уморительная гримаса.
— Что-что, а это я умею. Specialite de la maison.[6] Мое фирменное блюдо.
— Не переусердствуйте, — предупредила Френсис.
Она обвела глазами стол и остановилась на Ломаксе. Он слегка вздрогнул.
— А чем вы занимались? — нетерпеливо поинтересовалась она.
— Разговаривал с людьми, которые знали Гейл.
— С кем, например?
— С ее матерью, другом Льюиса Хегарти, парнем, который учился вместе с ней, школьным учителем, который помнит ее. Они рассказали много чего интересного, но я пока не знаю, какое отношение все это может иметь к убийству.
— И что же они рассказали, Ломакс? — выдавил из себя Курт. — Например, Хегарти, с которым я уже беседовал.
— Хегарти. Ну… — Ломакс пытался вспомнить разговор с другом Льюиса. С тех пор прошло немало времени. — Ну…
Ручка запрыгала в руках Курта.
— Ну, у него была связь с Гейл…
Курт и Френсис посмотрели друг на друга.
— Неужели? — удивилась Френсис.
— Да, Льюис привел Гейл в клуб, и она переспала с Хегарти. Один раз. Затем Гейл отправилась в Европу. Так что это нельзя даже назвать связью.
— Вы знали об этом, Курт? — спросила Френсис.
Курт сузил глаза. Казалось, челюсть готова поглотить лицо целиком.
— Нет, — признался он.
Марджори подавила улыбку. В притворном изумлении Френсис приподняла брови.
— Не знаю, как это может быть связано с убийством, — повторил Ломакс.
— А вот тут вы сами виноваты, Ломакс. Мы же просили вас делать записи. Я показал вам, как это делается. Френсис нужна полная картина, а не те обрывки, которые вы здесь собрали! — воскликнул Курт. — Где ваши записи?
— Э-э…
— Хорош ли следователь — это можно определить по его записям, так, Френсис, так, Марджори? А вы не захватили с собой ни одного листочка, — зарычал Курт.
— Простите, — сказал Ломакс.
— Уж если вы взяли на себя труд побеседовать со всеми этими людьми, так будьте добры представить записи бесед. И поскорее.
— Хорошо.
Наступило молчание.
— Еще что-нибудь скажете? — спросила Френсис.
Ее голос звучал мягче, чем голос Курта, но примерно с тем же выражением.
— Э-э…
Ломакс вытащил письма Гейл, которые отдал ему консьерж. Несколько конвертов упали, причем один прямо в чашку с кофе.
Адвокаты в немом изумлении уставились на письма. Снаружи органчик наигрывал популярные песенки.
— Что это, Ломакс? — сочувственно поинтересовалась Марджори, вытаскивая намокший конверт.
Ломакс объяснил.
— Ее почта? — эхом откликнулся Курт. В голосе сквозило недоверие. — Письма жертвы убийства? И как давно вы высиживаете их?
