— Как вы считаете, Льюис мог вести себя жестоко по отношению к жене?

— Какой из них?

— К Джулии.

— Вполне возможно. Да. Он заботился о ней, но иногда она доводила его до бешенства. Вероятно, тогда он мог проявлять по отношению к ней жестокость.

— Почему она доводила его до бешенства?

— Не помню. Он не любил рассказывать об этом. По-моему, она не могла ужиться с его дочерью.

— С Гейл?

— С Гейл. Да, Гейл и Джулия не могли ужиться.

— Они же были примерно одного возраста. Могли бы ведь жить как сестры.

— Не знаю. Не думаю. Мне кажется, Джулия все время жаловалась Льюису на Гейл. Она пыталась убедить Льюиса, что Гейл должна жить отдельно, что-то вроде того. А он не хотел ее слушать.

— Он рассказывал, на что жаловалась Джулия?

— Не особенно. В клубе мы не обсуждали домашних проблем.

— Вы не говорили о своих семьях?

— Нет-нет. В клубе мы забывали о них.

Ломакс опустил глаза.

— Ну, за исключением случаев, — добавил Хегарти, — когда Гейл приходила в клуб, но это совсем другое.

Ломакс поднял глаза.

— Гейл? — удивился он.

Хегарти забавлялся его изумлением.

— Да, Гейл. А почему нет?

Ломакс тщетно пытался найти слова:

— Э-э… ну, она не совсем подходила для клуба… я хочу сказать, девушки в клубе, они такие… м-м-м…

Секретарша принесла кофе и поставила поднос между ними. Хегарти поблагодарил. Она не ответила.

Хегарти наливал кофе, а Ломакс думал о Гейл. Некрасивая девушка со свадебного снимка, студентка, которую никто в колледже не мог вспомнить, дочь, которую собственный отец старался не замечать на рождественской вечеринке. Нет, Гейл определенно не подходила для клуба.

— Наверное, вы хотите сказать, — начал Хегарти, кладя в чашку сахар, — что клуб — не совсем то место, куда отец должен приводить дочь?

— Нет-нет. — Ломакс уронил карандаш. — Я имел в виду, что все зависит от дочери.

— Ну, Николас принял ее сразу же. Она подошла по всем параметрам.

Ломакс молча уставился на Хегарти.

— Что вас так удивляет? — спросил Хегарти с улыбкой. Затем добавил: — Простите мое изумление. Я слишком стар, чтобы удивляться чему бы то ни было. Но мне это нравится. Я не хотел оскорбить вас.

Ломакс был слишком изумлен, чтобы почувствовать обиду. Наконец он проговорил:

— Я видел фотографии Гейл — она совсем не подходит для вашего клуба.

— Какие фотографии?

— Свадебные фотографии Джулии и Льюиса. Праздничные. И много других.

— Послушайте, я даже не помню Гейл на той свадьбе. Она была совсем ребенком. Потом выросла. А когда она выросла, то стала… — Хегарти замолк. На лице появилось похотливое выражение. — Она была чертовски сексуальна.

Голос звучал ниже, чем обычно. Ломакс понял, что Хегарти вспомнил Гейл и это воспоминание возбуждало его.

— Вы близко знали ее?

— Не особенно.

— Нет?

— Вот поэтому мне и нравится клуб. Вы вступаете в отношения с людьми, о которых ничего не знаете.

Ломакс осторожно спросил:

— Однако вы спали с ней?

— Всего один раз. Затем она уехала во Францию. К сожалению.

— А Льюис знал? — Мысль о том, что его друзья или коллеги могли бы спать с Хелен, показалась Ломаксу чудовищной. Добермен, соблазняющий Хелен… отвратительно. Более того, эта мысль наполнила Ломакса яростью.

— Зачем? — удивленно спросил Хегарти.

Ломакс не ответил.

— Это случилось прошлым летом?

— Она пришла в клуб прошлым летом. А в июле уехала в Европу.

— В то время, когда вы были с Гейл… вы уверены, что у Льюиса не было никого еще?

— Прошлым летом? Он был тогда с Элис, и… нет, не думаю. После нее у него никого не было.

— Элис рассказывала о какой-то юной брюнетке…

Ломакс уже знал, каким будет ответ, даже не закончив вопроса.

— Да, теперь я понимаю, — сказал Хегарти. — Видимо, это была Гейл.

Раздалось громкое тиканье. Ломакс оглядел комнату. На столе Хегарти стоял старинный латунный будильник. Должно быть, он не переставал тикать все время разговора, но Ломакс мог бы поклясться, что до этого мгновения не слышал его. Он слушал тиканье будильника — низкая нота, затем высокая. Казалось, Хегарти тоже прислушивается. Затем Ломакс спросил:

— А Льюис тоже спал с Гейл?

Хегарти поднял бровь.

Ломакс напомнил:

— Вы же слишком стары, чтобы чему-нибудь удивляться.

Хегарти это понравилось.

— Я не могу ответить вам, — сказал он. — Я просто не знаю ответа.

Магазины на первом этаже не впечатлили миссис Кливер.

— Ничего хорошего, — сказала она. — Я купила вот это. Разве не ужасно?

Она открыла сумку и продемонстрировала Ломаксу блузку с красно-желтыми разводами.

— Похоже, эта вещица побывала внутри гамбургера. — Миссис Кливер радостно захихикала.

— И вы собираетесь носить ее? — спросил Ломакс.

— Еще бы! — заявила она. — Такая отвратительная вещь! Ну, вы собираетесь напоить меня кофе?

— Ладно.

Ломакс с тоской подумал о том, что мог бы сейчас ехать домой в своей машине. Обдумал бы то, что узнал от Хегарти. В прерывистом ритме езды по городу было нечто расслабляющее, а мысли текли легко и свободно.

Миссис Кливер выезжала со стоянки. Ломакс бросил блокнот, спеша пристегнуть ремень безопасности. Он не понимал, почему она едет задним ходом.

— Я не собираюсь объезжать. Пустая трата бензина, — объяснила миссис Кливер. — Ну, и что там с приятелем покойного?

— А вот как раз его машина, — сказал Ломакс.

Машина Хегарти стояла совсем близко. Она отличалась от всех прочих машин на стоянке.

— Да, минувшее время, устаревшие слова, — закудахтала миссис Кливер, притормозив. — Когда мы здесь, на западе, произносим слово «автомобиль», мы имеем в виду именно это. Как они могли остаться такими, если мы начали называть их просто машинами? Машина. Машина. Мы изменили название и превратили их в уродливые ящики.

В темноте у клуба машина Хегарти казалась черной. Сейчас Ломакс увидел, что она темно-оливковая.

— Какая гладкая и блестящая! — восхитилась миссис Кливер.

— А внутри пахнет кожей.

— Он лысый? — спросила миссис Кливер таинственно.

— Лысеет.

— Я так и думала.

Ломакс не стал просить ее объясниться. Они выехали на шоссе, кругом было полно машин. Миссис Кливер закурила сигарету. Она едва ли замечала окружающих и уверенно ехала по центру дороги. Поток расступался перед ней, какая-то машина загудела.

— Там полно таких, — взвизгнула миссис Кливер, размахивая новой блузкой перед носом водителя.

Тот встревоженно покосился на нее. Они остановились возле магазина, где продавали автомобильные запчасти. Ломакс купил изоленту и лампочку для тормозного фонаря. Когда машина снова выехала на шоссе, он закрыл глаза.

— Где будем пить кофе? — спросил он.

— В каком-то европейском кафе в центре. Вроде в русском. Я точно не помню, но там вкусные пирожные и разрешают курить.

— Вы же не любите Европу, — напомнил Ломакс.

— А, мне нигде не нравится.

— А как насчет России?

— Россия. Хм. Дикая страна. Они же там кириллицей пишут.

Кафе оказалось польским. Оно располагалось в глубине старого квартала, недалеко от «Сэш Смит». Миссис Кливер повела Ломакса через парикмахерскую, где прямо на полу валялись чьи-то волосы. Парикмахер поднял глаза, но ничего не сказал. Вывеска на польском указывала вниз, в подвал. Там было темно и накурено. Люди сгорбились за столиками в углах — играли в шахматы.

Они отыскали столик во мраке.

— Кофе и пирожные, — сказала миссис Кливер официантке.

Затем медленно повторила заказ, а официантка молча таращилась на нее.

— Они не говорят по-английски, — объяснила миссис Кливер. — Так что можете смело выкладывать мне все об убийствах — здесь нас никто не подслушает.

— Я совсем ничего не смыслю в убийствах.

Миссис Кливер зажгла сигарету и проницательно посмотрела на Ломакса: