— В моей работе это самое трудное. Самые тяжкие преступления, самые ужасные поступки, самые страшные люди. Если бы у меня не было семьи, я бы просто сошла с ума. Или даже… — голос Френсис дрогнул, — сама опустилась бы во всю эту грязь. — Видя, что Ломакс не отвечает, она продолжила: — Я вовсе не преувеличиваю. Мне случалось знать адвокатов, которые сошли с ума.

— Понимаю, — сказал Ломакс.

Френсис, конечно же, права. Случай Джулии промелькнул перед ним, увиденный ее глазами. Еще одна человеческая грязь и глупость, еще один протест возмущенной невинности, горячность друзей и родственников, обилие ненужных подробностей. А Френсис должна связать все воедино. И когда она наконец покончит с этим, ее ждет новая грязь.

Когда Ломакс повесил трубку, мысли его вернулись в прежнее русло. То, что случилось с Джулией, снова стало казаться ему истинным несчастьем. Жизнь Джулии в опасности, а Френсис думает о семейном отпуске!

Он открыл один из своих новых блокнотов. Френсис сказала, что необходимо все записывать. На первой странице Ломакс написал дату и время посещения миссис Фокс. Затем добавил ее адрес, а также адрес дома, где Гейл жила в детстве. Однако больше он ничего не смог написать. Разговор с Вики казался бессвязным, случайным и ничего не объясняющим.

Ломакс позвонил Джулии.

— Подожди, я возьму полотенце, — сказала она. — Я только что из душа.

Она вернулась.

— И что теперь на тебе?

Джулия захихикала:

— Почти ничего.

— О Боже…

Она снова захихикала, и Ломакс почувствовал, что джинсы стали тесными.

— Если бы ты был здесь, — сказала Джулия.

Губы ее прижались к трубке, дыхание участилось.

В отчаянии Ломакс проговорил:

— Только что звонила Френсис — она сказала, что мы не должны пока встречаться.

— Ах… — разочарованно вздохнула она. — Но почему?

— Потому что в четверг тебе предъявят обвинение.

Наступило молчание.

— Разве ты не знала?

— Четверг… — повторила она осторожно, и вся игривость исчезла. Она снова стала маленькой, испуганной и ранимой Джулией.

— Джулия, я думал, что они назначили дату, когда вы вносили залог.

— Они назначили, но мне не хотелось думать об этом. Я не предполагала, что все зайдет так далеко. Я думала… я считала, все поймут, что это ошибка.

Ломакс тщательно подбирал слова. Здесь, на другом конце провода, он был бессилен утешить ее.

— Как только пресса оставит тебя в покое, — уверенно начал он, — мы уедем вместе. В отпуск. Туда, где никто не сможет найти нас. И совсем скоро мы забудем обо всем.

— Не люблю отпуска, — сказала она неожиданно.

— Все любят отпуска.

Наступила долгая пауза. О чем она задумалась — об отпуске или о предъявлении обвинения?

— На работе не понравится, что в четверг меня не будет, — наконец сказала она. — У нас намечено собрание.

— Что за собрание такое?

— Комитет Диксона Драйвера по затмению. — Голос Джулии звучал устало. — Сегодня у нас было первое собрание.

Комитет Диксона Драйвера по затмению. Звучит так, словно Диксон Драйвер лично приложил руку к этому впечатляющему небесному явлению. Что ж, весьма подходит его напыщенности.

— И что же они задумали?

Ломакса не интересовало, что ответит Джулия. Он хотел, чтобы она перестала печалиться и не молчала.

— В обсерваторию приедет около пятисот школьников, — рассказывала Джулия, — и сенатор, и целая куча разных важных персон, и, возможно, губернатор.

Ломакс застонал.

— А как насчет кинозвезд? — поинтересовался он с сарказмом, однако Джулия не обратила внимания на его тон.

— Кинозвезды будут вместе с Диксоном Драйвером следить за затмением с борта реактивного самолета.

— Реактивного?

— Диксон запланировал устроить своего рода гонки с затмением. Через всю Калифорнию и над Тихим океаном.

Ломакс снова застонал.

— Ну, и чего ты хочешь добиться этими своими слоновьими вздохами? Я просто… это моя работа, Ломакс. Она мне нравится. Мне нравятся собрания комитета, — закончила Джулия обиженно.

Ломаксу стало стыдно. Разумеется, обсуждать собрания комитета, пусть даже смехотворного комитета Диксона Драйвера по затмению, гораздо приятнее, чем слушать о том, что скоро тебе предъявят обвинение в двойном убийстве.

— Прости, — произнес Ломакс, и так как она не ответила, продолжил: — Знаешь, чем я сегодня занимался? Я встречался с матерью Гейл.

— Вики? Она была пьяна?

— Да. — Что-то странное случилось с голосом Джулии. — Когда она пьяна, с ней бывает трудно разговаривать. Алкоголь повлиял на ее мозг.

Определенно что-то странное.

— От нее пахло ликером, — сказал Ломакс. Джулия не ответила. — Джулия, как ты?

Он услышал тихий всхлип, и в животе у него что-то сжалось.

— Джулия?

Она снова всхлипнула. Казалось, рыдания шли из самой глубины ее тела. С ними долго боролись, и теперь уже их не остановить.

— О Боже! Может быть, мне приехать в обсерваторию?

Это просто пытка.

— Все хорошо, — проговорила она сквозь слезы.

— Джулия, давай я приеду прямо сейчас?

— Нет, сейчас пройдет. Все хорошо.

Все было совсем не хорошо. Сила, с которой рыдания сотрясали ее тело, мешала Джулии говорить. Ломакс слушал, как она плачет. Звук этот причинял ему настоящую физическую боль — где-то вверху живота.

— Я просто не думала, что мне действительно предъявят обвинение, и вот…

Раздался стук в дверь, такой сильный, что даже Ломакс его услышал.

— Вот черт! — произнес он.

Джулия прочистила горло и попыталась справиться с голосом.

— Кто там? — спросила она едва слышно.

Ответа Ломакс не расслышал.

— Ах! — произнесла Джулия.

— Кто там? — требовательно поинтересовался Ломакс.

— Минутку, — сказала Джулия.

Она перестала плакать, положила трубку и открыла дверь. Ломакс прислушивался. Посетителем оказался мужчина. В животе Ломакса что-то сжалось еще сильнее. По обеспокоенному тону мужчины он понял, что лицо Джулии залито слезами. Видимо, волосы намокли от слез и прилипли к щекам, что только подчеркивало ее красоту. Ломакс сжал телефонную трубку и замер. Мужчина снова приблизился. — …предупредить вас, что нам нужно еще время, чтобы построить действительно сильную защиту… — говорил он.

Ломакс узнал голос Курта. Он вернулся из Цюриха и пришел уговаривать Джулию перенести время судебных слушаний. Он был там. Если Джулия снова заплачет, возможно, он обнимет ее.

Трубку взяли.

— Ломакс, все нормально, — произнес изменившийся голос Джулии. — Здесь Курт.

— Ради всего святого! Я сейчас же еду к тебе, — сказал Ломакс.

— Не надо. Со мной все хорошо. Прости. Я не собиралась плакать. Просто я никогда не думала, что все зайдет так далеко…

— Джулия, послушай…

— Я должна переодеться. Курт ждет. Он пришел, чтобы рассказать, как будет проходить предъявление обвинения, — сказала она.

— Ты позвонишь мне потом, чтобы я знал, что все хорошо? Когда он уйдет?

— Постараюсь.

Джулия впустила Курта в комнату. На ней только полотенце.

Пицца остывала на столе. Ломаксу захотелось сесть в машину, в темноте преодолеть все подъемы и повороты горной дороги, подойти к комнате Джулии и постучать в дверь так же громко, как Курт. Кто, черт возьми, пустил его в обсерваторию? Неужели для входа не нужна карточка? Неужели в обсерватории нет никакой системы безопасности?

Ломакс представил себе, как входит в комнату Джулии и видит Курта. Что он сможет сделать, кроме как почувствовать себя полным идиотом? Он не имел никаких прав на нее и не был уверен, что что-нибудь значит в ее жизни.

Ломакс уставился на пиццу. Сырная корочка затвердела.

Некоторое время спустя Ломакс услышал шум, сначала прерывистый, затем ставший постоянным. Сначала он удивился, что сердце его издает такие диссонирующие звуки. Затем понял, что звук исходит снаружи.

Шумели на веранде. Ломакс выключил свет и оказался в темноте. В своем собственном доме Ломакс мог передвигаться в темноте легко, как ночной зверь. У него было преимущество перед незваным гостем.