Все отдала я за твою любовь.
Неужто — мало?
Он ничего не ответил, а только крепко-крепко поцеловал. Потом я уснула. Проснулась, когда пришел Карпов. «Вот это хорошо, это по-студенчески! Милые мои, теперь проснитесь, умойтесь хорошенько, да пойдем обедать!» В это время еще пришел Шемахин, на улице познакомил с приятелем, они пошли в кафе просто, а мы — ужинать. В кафе было довольно-таки скучно. Не было Лили. Пришел еще Юлин, ненадолго Палей, был Ладинский, рано ушел. А мы пошли пешком на St-Lazare. Шли с Шемахиным, он мне говорил дикости про Монашева, что тот ему говорил, что он был накануне самоубийства, но тут приехала в Париж я, и он остался жив. Что он живет только для меня. Что если я умру или выйду замуж, он покончит с собой. «Мне его жаль!» — сказала я. «Он собирается делать тебе предложение».
Мне бы хотелось писать… сейчас… очень и очень много, — о том, что дома, и о том, что я собираюсь делать. Но надо делать «апашей». Теперь, и больше, чем когда бы то ни было, мне хочется работать, чтобы не сидеть на чужой шее.
Господи, что-то будет? С Папой-Колей мы говорим спокойно. Мамочку еще не видела. Костя далеко, и я его не позову, и ему будет здесь неприятно.
31 августа 1926. Вторник
Вчера ездила в Тургеневскую библиотеку[510] на avenue l’Observatoire, видела accident: автомобиль раздавил велосипедиста. Я видела только, как велосипед был уже под колесами, а человек летел. Вероятно, смертный случай. Совсем в нескольких шагах от меня. Я отвернулась и быстро пошла в другую сторону. Слышала полицейские гудки, видела потом, как собиралась толпа. Как коршуны I на падаль.
Из библиотеки пошла на rue de Lanneau занести Леве книгу. Застала Сергея Николаевича. Хороший он человек и прекрасный товарищ!
Дома была Антонина Ивановна. Встреча с Мамочкой произошла не с глазу на глаз. Встретились сухо. Почти не разговаривали. С Папой-Колей отношения хорошие. Вечером Мамочка мельком бросила мне: «С Папой-Колей вчера такая истерика была». Я ничего не ответила.
Вот оно, начинается — страшное в жизни.
Ночью не спала. Голова болела и чувствовала страшную слабость. Голова болит и сегодня. Работаю с трудом. Неужели опять туберкулез. А может быть — нервное?
Хочу скорее ответить Леле. Вообще — писать письма. И заниматься. Ведь Леля еще ничего не знает.
14 сентября 1926. Вторник
То, что было за эти две недели.
Дома — мир и благоденствие. Помирились на третий день. Все хорошо.
Доклад Милюкова, [511]интересно поведение большевиков и возвращенцев.[512]
Потом — прогулка в Булонском лесу.
В прошлый четверг написала большое, на трех листах, письмо Косте. Чувствовала, что ускоряю роковую развязку, и писала все-таки. Ответ должна была получить в понедельник, а в воскресенье пришел он сам. Ходили опять по Brancas’y (пропуск трех слов. — И.Н.) опять осталось в душе такое хорошее и теплое чувство. Наутро — его письмо, тоже такое же хорошее и чуткое. А в 3 часа свидание в Люксембургском саду. И — такое неудовлетворение, такая боль. Мы не до чего не договорились, не поссорились и не стали ближе. Был момент, когда он дома сказал: «Ну, я вижу, у Вас дело погано». — «Значит, надо расходиться». «Надо быть определеннее». — «Чего же еще?» — «Нужно разобраться в своих чувствах». Я виню во всем себя одну — за нерешительность, за неуверенность, за нетерпеливость. Его я могу упрекнуть только за то, что он не хочет брать на себя руководящую роль, все взваливает на меня и меня же спрашивает, что будет дальше. Но все-таки кое до чего мы договорились, стало ясно, что я буду его. Я сказала ему, что согласна. Будет ли это миг или долгие годы — не знаю. Подождем, когда он вернется из Ниццы (едет с оперой на 2 недели, поет в хоре, кот<орым> управляет брат). Он торопился на спевку, я его проводила до метро. Шли и не разговаривали. И мне казалось, что мы уже расстаемся навсегда. Выпили «Порто» за нашу будущую встречу и на лестнице метро простились. Грустно было страшно и досадно за себя. Слез я уж не сдерживала. Пошла по <place du> Notre-Dame, к St-Jaques, сама не зная куда. Сердце сжималось. И вдруг мысль: напишу ему письмо, сейчас же, как все так горячо чувствуется; досказать ему то, что не было досказано в саду. Бумага, карандаш у меня были, села на скамейку и написала. Писала о том, что мне страшно его потерять, но еще страшнее потерять его уважение. И, послав, начала стихотворение, пока только четыре строчки:
Принимаю все твои упреки.
Все, что будет, — будет хорошо.
Только б ты не сделался далеким,
Из моей бы жизни не ушел!
Да, на той неделе был Карпов. Мы поговорили по душам, и я ему рассказала про свою любовь. Вот верный друг — товарищ!
ИЛЛЮСТРАЦИИ
Николай Николаевич Кнорринг с дочерью Ириной. На обороте фотооткрытки, посланной М. В. Кнорринг своему свекру Н. Е. Кноррингу из Харькова в Самару, написано: «Христос Воскресе, милый Николай Егорович! Поздравляю с праздником и желаю всего лучшего. На Пасху Борю с Ниной ждем к себе. Посылаю Вам Колю с Ирочкой у шкафов. Целую крепко. Маруся. 10.04.1910»
Ирина с племянниками, около 1910 г. Слева направо: Олег, Ирина, Гали, Нина и Игорь Кнорринги Архив Софиевых-Кноррингов
Мария Владимировна Кнорринг с Ириной. Харьков, 1912 г. Архив Софиевых-Кноррингов (публикуется впервые)
Ирина в маскарадном костюме. Харьков, около 1913 г. Архив Софиевых-Кноррингов (публикуется впервые)
Николай Николаевич Кнорринг с дочерью Ириной. Харьков, около 1917 г. Опубликовано в книге Нины Кнорринг «Ближе к сердцу: Мой русский дом»
Линейный корабль «Георгий Победоносец» на последней стоянке. Опубликовано в книге А. А. Ширинской «Бизерта: Последняя стоянка»
Карта северного Туниса, в городах которого (Бизерта, Табарка, Эн-Драхма, Монастир, Надор, Рар и Сфакс) были устроены лагеря для русских беженцев
Хор Сфаята, 1921 г. Во 2-м ряду: крайняя слева — Ирина Кнорринг, крайняя справа — Мария Владимировна. В центре группы — регент Ф. Ф. Соколов (?) Архив Софиевых-Кноррингов (публикуется впервые)
В швейной мастерской Сфаята. На переднем плане слева — Е. С. Насонова, вторая справа — М. В. Кнорринг. Архив Софиевых-Кноррингов
Проводы преподавателя французского языка — месье Лафона (в центре группы). Сфаят, 1922 г. Во 2-м ряду 1-я слева — А. П. Маркова, 2-я слева — М. В. Кнорринг; в 3-м ряду 4-я слева — И. Кнорринг. Архив Софиевых-Кноррингов (публикуется впервые)