Зимой меня пригласили на концерт в клуб слепых. Концерт был посвящен годовщине Советской Армии. За мной заехал мой знакомый С. А., сопровождала меня М. Н. Попав в клуб, я немного растерялась, узнав, что будут выступать артисты-певцы, которых я все равно не услышу.

Но вскоре все пошло прекрасно! М. Н. переводила мне текст песен и романсов, а за другую руку меня держал С. А. и движениями своей руки передавал мне ритм музыки. Конечно, настоящей мелодии я не представляла, но ритм музыки соответствовал ритму стихов, и уже одно это доставляло мне большое удовольствие. Вероятно, С. А. это понял, потому что, как потом мне сообщила М. Н., у него был торжествующий вид человека, совершившего большое дело и гордящегося им. Конечно, ему было приятно сознавать, что он, как умел, передавал мне то, чего я никогда не услышу.

На следующий день после концерта я двигалась но своей комнате соответственно тому ритму, который воспринимала через руку.

Я должна оговориться, что в данной книге не раз будут встречаться такие места, где я сравниваю что-либо с формой куба, шара, конуса, круга, квадрата, прямоугольника и т.д. Конечно, если бы я предварительно не была знакома с этими геометрическими фигурами, то не могла бы делать подобных сравнений. Вообще говоря, без знания и представления одних предметов я не могла бы сравнивать их с другими предметами, а также понимать метафору в художественной литературе.

Сейчас мне припоминаются отдельные случаи, когда я еще не могла понять отвлеченных суждений, метафорических сравнений, а понимала все в буквальном смысле. Это весьма вредило ясному представлению того, о чем мне рассказывали и чего я не могла в тот момент осмотреть руками.

Так, например, в какой-то книге я прочитала фразу: «Их интересы укладываются в одну плоскость».

Что это могло бы значить? Мне совершенно отчетливо представлялась плоскость знакомых столов, плоскость пола, даже ровные сиденья стульев… Вообще, представлялись всевозможные плоскости и гладкости; все представлялось ровным, ничего постороннего, что могло бы нарушать гладкую поверхность, мне не представлялось, тем более какие-то «их интересы»…

Некоторое время я очень мучительно переживала этот, сейчас столь простой и понятный мне факт. Мысленно я со всех сторон и концов подходила к этой загадочной плоскости с «их интересами» и в конце концов представила себе очень скользкий, хорошо натертый пол в нашей лаборатории, где стояли гладкие столы, стулья, всевозможные приборы… Вообще, там было много очень интересных вещей, которые и заменили мне чьи-то «интересы», сливавшиеся в недоступную моему пониманию и представлению «плоскость».

Как-то я была на вечере в клубе глухонемых. Обычно на таких вечерах кружки художественной самодеятельности ставят пьесы и инсценировки. В этот раз в числе других номеров ставилась инсценировка «Хорошие манеры». Мария Николаевна не только переводила разговор действующих лиц, но по возможности старалась воспроизводить их жесты и движения. Это очень помогло мне представлять происходившее на сцене. Так, например, когда человек, обучавшийся хорошим манерам, опрокинув на стол стакан с чаем, схватил свой носовой платок и начал им вытирать стол, а затем стал выжимать платок, М. Н. все это изобразила своими руками, и я смеялась вместе с другими. Приблизительно так она переводила мне всю инсценировку, и такой перевод доставил мне удовольствие.

Значительно позднее мы посетили другой вечер глухонемых в Доме Союзов. Ставили пьесу, в которой участвовали только две женщины. Они все время вели между собой разговор, а вся их игра заключалась в умении передать выражением лица и другими мимическими жестами чувства, сопровождавшие этот разговор.

Мария Николаевна переводила мне только содержание их беседы, и это не произвело на меня никакого впечатления.

Откровенно говоря, я даже не представляла себе ни сцены, ни этих двух женщин. Мне казалось, что впереди меня пустота, а М. Н. как будто рассказывает что-то скучное или торопливо читает по книге. Я начала скучать…

После вечера, когда мы с подругой делились впечатлениями об этой пьесе, она согласилась со мной, что, не видя лица артистов, она бы тоже скучала.

— Нужно было видеть их лица для того, чтобы заинтересоваться пьесой. Мимика у них была замечательная, и в этом заключался весь интерес постановки, — заметила моя подруга.

Изредка я бываю в кино. Я интересуюсь кинокартинами, но, по правде сказать, для меня лучше прослушать содержание какой-нибудь картины не во время самого сеанса, а если кто-нибудь рассказывает мне, предварительно просмотрев фильм. «Почему же это так?» — спросят у меня.

А вот почему: когда мне переводят картину во время сеанса, то обычно переводящий спешит рассказать все то, что видит в данный момент. Переводчик торопится, сам все воспринимает почти механически, да и мое внимание целиком сосредоточено на том, чтобы воспринять слова, а мысль не успевает рисовать образы персонажей, обстановку и пейзажи. Особенно трудно бывает в тех случаях, когда на экране показывают незнакомые мне вещи, т.е. такие, которые я никогда не осматривала руками: горы, моря, пустыни, незнакомых животных. Если же мне передают содержание фильма дома, рассказчик не спешит и может несколько раз повторить то, чего я не разобрала или не совсем ясно представляю.

Недавно я попала на картину «Мичурин». М. Н. переводила быстро, я не успевала четко представить образ Мичурина, его жены и других действующих лиц. Но когда М. Н. перевела мне, что на экране появился весь в цвету сад, я его представила совершенно ясно — и целый сад, и отдельные деревья; мне даже казалось на одно лишь мгновенье, что я ощутила нежный аромат цветущих фруктовых деревьев. Случилось это потому, что, когда я еще училась в Харьковской клинике, у нас работала учительница, у которой был фруктовый сад. Каждой весной я ездила к ней и самостоятельно обходила весь цветущий сад, осматривая на каждом дереве листочки и цветы. Конечно, я не представляла, насколько велик сад Мичурина; в моем представлении просто возник (как бы на некотором расстоянии от меня) огороженный сад с цветущими деревьями и благоухающими кустами роз. От одного дерева к другому переходил человек с маленькой кисточкой в руках, с ведерками и садовыми ножницами. Этот человек представлялся мне очень добрым, внимательным и серьезным стариком. К деревьям он прикасался осторожно, словно боялся, что может им повредить резким движением.

На следующий день после того, как мы смотрели фильм, М. Н. дополнила свой пересказ этой картины, благодаря чему в моем представлении возник образ доброго старика — Ивана Владимировича Мичурина.

Иногда я хожу на какой-нибудь интересный концерт глухонемых в Доме Союзов. Эти концерты отличаются от концертов для зрячих и слышащих тем, что на них не выступают артисты — певцы, музыканты, чтецы и декламаторы.

Чаще всего программа составлена из номеров клоунов, акробатов, различных фокусников и танцовщиц.

Такие номера для меня малодоступны, а следовательно, и не особенно интересуют меня.

Мне обычно пересказывали все те фокусы, которые проделывались на сцене, и если при этом я могла следить за движениями переводчицы, тогда сцена не казалась мне пустой, я верила, что там действительно что-то происходит. Но было еще лучше, когда я сидела в первом ряду — очень близко от сцены. Тогда я ощущала топот ног во время танцев. В такие минуты мне действительно представлялись люди на сцене, но не смешные, не страшные, а самые обыкновенные.

Мне описывали фасон и цвет костюмов акробатов и танцовщиц; цвет я совсем не представляла, а фасон представляла в тех случаях, если он был хоть немного схож с каким-нибудь другим уже знакомым мне фасоном.