«Но это же ужас! — руки Вики были покрыты мурашками, даже дышать стало трудно. — Если доктор и виноват, это все равно слишком жестоко. Но тот человек, убийца, любил ее, мучился, видел как ее мать страдала... Нет, все равно, это слишком жестоко! Что это за человек? Как бы узнать о нем побольше? Стоп, кажется, есть элементарный способ».

Описывать этот случай, нет необходимости: в прессе прошла информация, нового ничего Вика не узнала. А даже если бы и узнала, то поймать убийцу доктора Горника вряд ли удалось бы. Пожалуй, добавлю-ка я в папочку «Дева» файл о докторе!

Тезка Золотовой — Вика Садовкина — была лучшей подругой Кати Мелиховой. О ней Вика узнала от бабушки Кати, с которой встретилась вчера вечером, после работы в архиве. Найти Мелиховых было не трудно. В Гродине семей с такой фамилией было всего три. Одни Мелиховы оказались молодоженами, другие с погибшей Катей связи не имели, а вот третий звонок был сделан по адресу. Бабушка Кати ответила журналистке, что сможет встретиться с ней сегодня вечером.

Пожилая женщина была грузной и почти совсем беспомощной. В ее квартире стоял удушающий запах лекарств и еще чего-то, что наводило на мысль о диабете. Вика не удержалась и спросила, помогает ли кто-нибудь бабушке по хозяйству? Анна Макаровна только заплакала.

— Простите, — бросилась извиняться Вика, — я не хотела вам причинить боль! Извините...

— Да, ничего, — ответила старушка, вытирая слезы ладонью. — Я теперь все время плачу. От всего. Вы не обращайте внимания. Так после Катиной смерти все изменилось! Была у нас жизнь, мы ради чего-то утром поднимались, день хлопотали. А теперь — все, пустота!

— А мама Кати?

— Она в больнице, уже год как... — Анна Макаровна провела журналистку на кухню и усадила на старинный стул, сидение которого было прикрыто вышитой подушечкой. — Давайте с вами чаю попьем! У меня гости редко бывают. Сделаем вид, будто вы ко мне просто поболтать зашли!

— А, знаете, — призналась Вика, — так оно и есть. Я не собираюсь писать о том, что у вас случилось...

— Правда?

Анна Макаровна повернула к ней одутловатое бледное лицо. Ее эмоции с трудом пробивались наружу сквозь тягостный отпечаток болезни. Вике поначалу показалось, что старушка скривилась недовольно, но так, оказывается, выглядела у нее улыбка.

— Это даже лучше! — сказала она. — После того, как с этим убийцей такое случилось, на нас косо глядеть стали. Будто это сделала Рита или, прости Господи, я! Но мы не делали такого...

— А... Что вы испытали, почувствовали, когда узнали об убийстве?

Тяжело опустившись на табуретку напротив Вики, ничья теперь бабушка ответила:

— Честно? — Золотова кивнула. — Я обрадовалась. Пусть меня Бог накажет! Да уже заранее наказал... Терять нечего... Я радовалась, что этот гад пережил перед смертью то, что Катенька пережила. Что он помучался, как она. Мы ведь в суд не на одного доктора подавали, а на всю больницу. Катя всю ночь в палате мучилась и никто к ней не подошел! Там ведь дело не только в том, что с ней на столе сделали, а и потом... Может, ее еще спасти можно было? Но теперь ничего не узнаем, не докажем! Больные в Катенькиной палате говорят одно, а все врачи — другое. Там и карточка подделана и все сговорились не признавать, что Горник девочку убил. А экспертиза! Курам на смех! Они дали такое заключение о действиях Горника, что ему медаль надо теперь вешать, а не судить!

— Так был у Кати запущенный аппендицит?

— Нет, — решительно ответила Анна Марковна. Тем временем, закипел чайник на плите и она грузно поднялась, чтобы заварить чай. — У нее как в первый раз кольнуло в боку, так она и пошла к врачу...

— А парень у Кати был?

Старушка поставила перед Викой старенькую надколотую чашку с темным налетом внутри и налила чай. Она отдувалась и явно устала после приготовления нехитрого угощения для гости. Уже опустившись на табурет и печально вздохнув, ответила:

— Об этом мало чего знаю. Не то чтобы Катя скрывала от нас с Ритой что-либо, а просто мы доверяли ей. Если бы что случилось — она бы сказала, а так — мы не спрашивали. Может, подружка ее знала что?

Золотова узнала адрес Катиной подруги, посидела еще с Анной Макаровной немного и ушла. Она не призналась даже самой себе, но находиться в том доме, объятом горем как пожаром, было невыносимо.

Весь вечер, готовя ужин, отмывая посуду после ужина, чистя обувь мужа, протирая полы в прихожей, застирывая пятно на мужской сорочке и уже в постели, куда упала без сил и без желания заснуть, Вика думала о женихе Кати Мелиховой. Значит, их отношения не были настолько серьезны, чтобы Катя познакомила его со своими родными. Впрочем, кажется, он очень ее любил... Жаль, конечно, что бабушка ничего не смогла рассказать о таинственном парне своей внучки. Но есть еще подружка, а подружки все знают!

Вот у Вики не было задушевной подруги. С самыми близкими развела судьба. Инна вышла замуж за военного и уехала, подчиняясь нелегкой судьбе офицерской жены. Наташа после школы поступила в столичный институт, закончила его, но в Гродин не вернулась, потому что теперь вся ее жизнь и все друзья были в другой жизни. А тех, кто прибивался к Вике за последнее время, распугивал муж. Он совершенно не выносил посторонних в своей квартире, раздражался, если Вика долго болтала по телефону и терпеть не мог, если жена уходила в гости к подругам без него. А какая женская дружба без долгих разговоров по телефону или на кухне, когда никто не слышит откровенностей, кроме той, кому они предназначены?

Вика Садовкина оказалась на редкость милым и жизнерадостным существом. Ей было всего лет двадцать, а улыбаясь, она так играла ямочками на гладких щечках и сверкала глазами, что Вика даже залюбовалась девчонкой. Вот же живчик! И как люди учатся улыбаться так? Наверное, только в двадцать лет это возможно.

Золотова представилась своей тезке как журналистка, которая работает над статьей про медицинские ошибки. Вика Садовкина сразу поняла о чем, точнее, о ком пойдет беседа и немного приуныла. Глазки погасли, ямочки пропали.

— Уже год прошел, а Кати мне не хватает каждый день, — сказала девушка грустно. — В институте, дома, на дискотеке, в баре... Я даже прошлую летнюю сессию из-за этого завалила! Ничего запомнить не могла. Схватила пару. Так страшно получилось: еще вчера болтали, смеялись, а завтра... Я даже в больнице ее проведать не успела. Когда ее положили, подумала: что там, всего-навсего аппендицит! А через день она умерла!

— А жених у Кати был? — небрежно спросила Вика.

— Нет, не жених, а парень, с которым Катя встречалась, — в том же тоне ответила Садовкина.

— И кто он был?

— Да просто парень! — Девушка вдруг сверкнула улыбкой: — Это я их познакомила. Он мой друг детства — вместе росли, вместе ходили в детский садик, в школу. Я его даже в армию провожала и письма писала, но не как его девушка, а как сестра. В детстве нас часто дразнили: «Тили-тили-тесто, жених и невеста!», но мы только смеялись. Мы всегда были друзьями и сейчас немного дружим. Конечно, уже выросли, разошлись каждый в свою сторону, но ведь столько вместе пережили!

— А как его зовут? — гнула свое Вика-журналистка.

— Димка Иващенко, — простодушно ответила Вика-подруга. — Он живет этажом ниже. Если хотите поговорить с ним — спуститесь по лестнице. Он сейчас дома.

— Откуда ты знаешь?

— А слышите, музыка орет? — Вика прислушалась и узнала композицию из своей юности. «Хэллоуин», год восемьдесят пятый или около того. — Это Димка. Он всегда слушает свой рок, когда ему очень хорошо или очень плохо.

— А сейчас ему плохо?

Вика Садовкина развела руками. У нее были изумительно красивые и необыкновенно грустные глаза. Золотова поняла.

Она еще сомневалась, стоит ли ей идти к Викиному другу детства. Как-то не ощущалось готовности к встрече. Даже ее неуемная фантазия не желала нарисовать картину этой встречи. А что если этот парень и есть убийца доктора? С другой стороны, о докторе Вика узнала от Антона Семенова, который говорил, что его шеф убил Горника, мстя за свою любимую. Иващенко не может быть шефом Антона потому, что ему лет двадцать и фирмой поруководить он вряд ли успел.