— Конечно...
«Нет, не то удивительно, что она так спокойна, а то, что ее мало интересует, кто убийца!» — решил он.
— А как твой рассказ про девушку с гитарной струной? — спросил он, чтобы немного отвлечься от грустной для хозяйки темы.
— Отправила в редакцию газеты на конкурс. Теперь жду ответа.
Они поболтали еще немного, и Витя откланялся. Вика проводила его до двери. Потом снова вернулась в свое кресло и достала из пачки вторую сигарету.
Не может быть! Ей не верилось, чтобы это было правдой! Неужели он сделал это для нее? Так же, как сделал в свое время для Димы Иващенко... Нет, не может быть!
Вика схватила телефон и набрала номер Семенова. Никто не отвечал. Она отставила аппарат в сторону. А что бы я спросила у Семенова, интересно? Не убивал ли Нестор моего мужа? Ответ мне и так известен! Как Бентковский узнал о семейной ситуации своей любимой журналистки? Антон мне этого ни за что не скажет! Теперь сомнений не было — алкаш оказался хитрее, чем Вика думала.
«Получается, я теперь должница Бентковского, как ни крути! Он подарил мне свободу, а чем я могу отплатить ему? Книгой? Похоже на то....»
Но в книге ли дело? Вряд ли ей удастся написать культовое произведение, которое потрясет умы и сердца поколений! Но даже если книга получится хорошей с точки зрения самого Нестора, кто возьмется опубликовать такой провоцирующий роман?
Теперь, когда оказалось, что ставки неизмеримо выше, чем она предполагала, Золотова начала понимать — она должна Нестору больше чем просто книгу. Но что надо делать? Она не знала этого. Просто продолжала писать и ждать. Ждать и писать.
На работу Вика вышла только через месяц после смерти мужа. Директор предоставил ей отпуск и еще от себя разрешил захватить недельку, чтобы приготовиться к началу трудовых будней. За этот месяц прогремел Новый год со всеми своими неуемными празднованиями, Рождество, так и не ставшее привычным для народа, и милый Старый Новый год. Все праздники Вика провела не одна. Каждый раз кто-нибудь из сослуживцев приходил к ней, чтобы она не чувствовала себя одинокой.
И снова внешнее спокойствие лишь прикрывало удивительное чувство освобождения, которое нельзя было показать. На самом деле раньше Вика боялась всех этих выходных и каникул. Ей приходилось сутки напролет быть настороже, наготове, отводить глаза и подчиняться чужим невыносимым правилам. Теперь же тишина в квартире казалась нирваной. Но тайную радость приходилось прятать от заботливых друзей.
На Старый Новый год пришла Оля. Она принесла бутылку шампанского и большой торт. Вика накрыла стол.
После шампанского обе сотрудницы оказались навеселе.
— Что-то я напиваться стала, прямо ни с чего! — пожаловалась захмелевшая Олька Вике. — Вчера, на поминках тоже...
Вика пьяно прищурилась, пытаясь сфокусироваться на лице секретарши.
— На каких еще поминках? — спросила она.
— Вот хрен, проболталась! — расстроилась Оля. — Мы условились тебе не говорить, чтобы не расстраивать...
— О чем не говорить?
— Да о поминках же!
— Кого поминали?
— Аньку.
— Чего? Кого? — Вике показалось, что она просто не расслышала. Это было неожиданно и ужасно. — Какую Аньку?
Оля немного протрезвела. Ей было стыдно за свой длинный язык, но назад пути не было. Олька собрала мысли в пучок и рассказала Вике все.
Ситуация была кошмарной: Аня покончила с собой после смерти своего сына. Ошарашенная Вика узнала, что, однажды попав в больницу, мальчик уже не вышел из нее. На месте удара, нанесенного отчимом, образовалась злокачественная опухоль. Врачи кинулись лечить, но уже через две недели ситуация вышла из-под контроля. Его оперировали три раза, но десятого января он умер. Двенадцатого Анечка привязала веревку к трубе в ванной комнате и, сунув голову в петлю, спрыгнула с бортика ванны.
Оля осталась ночевать в квартире Золотовой. Она упала на кровать, которую ей уступила хозяйка, и моментально заснула. А Вика осталась сидеть на кухне. Опьянение испарилось, оставив только тяжелый осадок на душе. Вот что происходит вокруг! И все всё знают, и никому дела нет. А эта сволочь, убившая ребенка, спровоцировавшая смерть жены, живет себе спокойно, и ничто его не волнует! Чудесно, просто чудесно! Ты сидишь себе за компьютером, пишешь свой роман, радуешься жизни, а в это время умирает маленький мальчик, и его мама больше не может ходить по земле!
В Анином случае самоубийство вполне можно приравнять к убийству. Так что на нем двое. И все время, пока ты, подруга, будешь долбить клавиши, он будет наслаждаться жизнью. И даже если в нем проснутся хоть какие-то угрызения совести, Аньку и ее пацана не вернуть. Не вернуть... Не вернуть!
2004 год
Олежка Луценко собирался в этот день оттянуться по полной программе. А что? Повод у него теперь всегда есть — его сын и жена погибли! Девкам такая история нравится, просто до случки! Любую в постель можно затащить, только расскажи ей про свои беды. Сразу жалеют, утешают, пытаются душу телом полечить. Это то, что надо! А уж хата своя — полный кайф! До женитьбы Олежек с матерью жил, а она — школьная учительница. Так что, сами понимаете...
Сегодня еще круче вышло. Олежка только проснуться успел в двенадцатом часу, как в дверь позвонили. Он посмотрел на часы и вспомнил мать, которая всегда Онегина цитировала, когда ее сынок в выходные отсыпался. Вот же дура! А она хотела, чтобы он к семи уже зарядку сделавши, яишенку для всей семьи жарил! Щас!!!
Чапая по коридору, Олежка тихо матюкал раннего посетителя. Но, открыв дверь, ругню прекратил. На пороге стояла маленькая рыженькая женщина, одетая в коричневую стеганую куртку. Выражение лица у нее было смущенное.
— Здравствуйте, — сказала она тихим звенящим голосом. — Я сотрудница вашей жены.
— А!.. — сказал Олежка, он не очень хотел встречаться с сотрудниками Аньки, но ведь и они ничего толком не знали, даже жалели его. Особенно бабы. Так что он принял страдающий вид.
— Я пришла деньги отдать, — рыжая опустила глаза.
— Какие еще деньги? — вот новости! — Входите!
Пройдя в прихожую, посетительница поспешила объясниться:
— Я недавно заняла у Анечки две тысячи. Думала, что удастся через пару дней отдать, но попала в больницу и вот, только сейчас смогла принести.
— Могла бы и не отдавать, — ляпнул Олежка, исходя из собственных представлений о чести и порядочности.
— Нет, — ответила рыжая. — Я так не могу. Вот деньги.
Она протянула Олежке две синеватые бумажки и он жадно схватил их, соображая, сколько дерьма он получит за них у Ежа, который поставлял ему дурь.
— Вы-то как? — услышал он робкий вопрос.
Олежек отвлекся от мечтаний и легко вошел в заученную роль:
— Кошмар, — всхлипнул он. — Знаешь, это просто ужас! Я Аньку так любил, так любил! И сынка ее, Артемку, полюбил. Сам бы на тот свет отправился, да надо же кому-то за их могилками ухаживать!
— И когда ты на кладбище в последний раз был? — рыжая смотрела на него внимательными серыми глазами, но Олежка этому особого значения не придал.
— Вчера был, — он снова жалобно всхлипнул. Вчера он был, конечно, только не на кладбище.
Женщина кивнула ему сочувственно и повернулась к выходу. Закрывая за ней дверь, он услышал звенящее: «Сука!», но решил, что послышалось. Не могла же милая интеллигентная женщина сказать такое!
Деньги жгли ему руки, и к вечеру он был уже под кайфом. Дома не сиделось, потому что немного бабок после общения с Ежом осталось. Хватит пива попить! Олежка достал из шифоньера кожаные штаны, натянул их на свою верткую задницу и отправился в ближайший гадюшник. Самое время найти жалостливую к его горю девочку и привести ее домой.
Девочка в гадюшнике нашлась быстро. Такая ладненькая, худенькая и отвязанная на все сто. Она сама присоседилась к его столику и сама угостила красивого печального парня пивом. Слово за слово, разговор стал горячее. Ее ручка уже гладила его колено, а пухлые яркие губки облизывал быстрый остренький язычок. Олег понял, что пора и сказал:
