— Какие? — насторожилась Вика.

— А вы ведь в милицию идти не собираетесь? — неожиданно спросил Дима, глядя Вике прямо в глаза.

— Нет, — тихо сказала Золотова. — Я книгу писать буду.

— А, вообще, идите, если хотите! — улыбнулся он. — Никто не докажет, что это был не бред! Что я, вообще, не придумал того человека после убийства врача.

— Так что же он сказал вам, Дима? — торопила Вика.

— Он сказал, что убил доктора. Все рассказал: про то, как узнал из газет о суде, о том, что Горника оправдали. Узнал, что доктор и вправду был виноват, выследил его и убил! Вы же знаете, как?

— Из статьи в «Криминальном Гродине».

— Я читал ту статью, там все правильно описывается, — Дима взял чашку с остывшим чаем и выпил ее залпом. — Очень было похоже на бред. Особенно после того, как тот парень объяснил мне, почему он убил Горника!

— Почему? — шепотом спросила журналистка, чувствуя как вдоль позвоночника сбегают ледяные мурашки. Она понимала, что именно сейчас слышит очень важные вещи. Ей хотелось понять и запомнить каждое слово Димы.

— А вот это уже та самая справедливость, как ее понимает тот человек! Нельзя проходить мимо таких случаев, как случай с Катей! Он не мог позволить, чтобы такое повторилось. В руках хирурга каждый день оказываются другие жизни, а он — убийца! Вот так объяснил...

— А зачем он все это тебе рассказал? — Вике показалось нелогичным и неосторожным то, что он вообще объяснялся с Димой. Неужели он всегда так поступает? Но тогда его бы уже поймали.

— Тот парень сказал мне, что понимает мои чувства. И еще: он прекрасно знает как мне хочется отомстить за смерть Кати. Но я не могу сделать этого потому что меня сочтут преступником и накажут за месть. То есть, я беспомощен и от бессилия сейчас убиваю себя наркотиками. Но если кто-то другой сделает за меня это дело и убьет Горника, причем без моей просьбы, то я окажусь должен судьбе за это. И я смогу отдать свой долг, если вот так же отомщу за кого-нибудь.

— За кого?

Дима пожал плечами:

— Не знаю. Я вообще тогда сидел у него обалдевший. Мне срочно нужна была доза! Он заметил это и вколол мне что-то, отчего в голове сразу прояснилось. Я даже подумал, что он захочет меня на иглу присадить, чтобы втянуть в свои делишки. Но оказалось другое, об этом — позже. У него была своя система координат, по которым он ориентировался в этом мире. Вся его жизнь подчинялась вот таким делам, как мое. У него, как я понял, не было дома, семьи, друзей. Зато у него были какие-то деньги и они помогали ему. Без денег он бы давно пропал! После каждого нового такого случая в своей жизни, он менял свое место жительства, паспорт и даже личность. И если на новом месте он встречал несправедливость, то сразу начинал ее исправлять. Преступник, сказал он, не должен оставаться безнаказанным! Вот так.

— Но ты тут при чем? — снова спросила Вика.

— Меня он хотел сделать своим учеником. — Дима иронично улыбнулся. — Тот парень сказал мне, что я похож на него самого в молодости и поэтому он предлагает мне пойти по его пути.

— Ты отказался, — предположила Золотова осторожно.

— Да, — кивнул Дима. — Я отказался, потому что не верю в героев. Так прямо и заявил ему это. Он еще попытался объяснить мне свои взгляды, но я сказал, что верю в Бога. Я и вправду верю... Думаю, что не нам решать кому жить, а кому умереть. Мстить я никогда не буду, а уж судьбу благодарить за смерть доктора Горника и вовсе считаю святотатством. И потом, жить, как он живет я бы не смог! Ведь это означает отказ от своей жизни, от всех планов, от друзей, от мамы, от всего, к чему стремился. Я и это сказал тому человеку. Тогда он отстал. Мне показалось, что он расстроен, что ему обидно и, вроде бы, он переживает, но старается не подавать виду. Наверное, так и было, потому что он прекратил какие-либо разговоры со мной и достал новый шприц. В тот момент я решил, что он убьет меня. Я стал читать «Отче наш», а он усмехнулся, немного с грустью и немного со злостью, и сказал: «За две тысячи лет можно было бы и догадаться, что вас обманывают!». Вколол мне иглу в вену, а когда лекарство подействовало и мне немного захотелось спать, он объяснил, что когда я проснусь — то буду дома и у меня будут еще три шприца с этим же составом. Завтра я должен буду перетерпеть, не глотать таблеток и не колоться, а послезавтра сделать себе укол из первого шприца. Словом, колоться через день, а потом — завязывать. Сказал, что будет плохо, особенно по ночам...

— Ты все так и сделал?

— Конечно! — Дима закатал рукава, демонстрируя чистые вены. — Напоследок, перед тем, как я отрубился, услышал: «Если в Бога веришь — сможешь!». Я и смог...

— Так он вылечил тебя от наркомании? Но это же настоящее открытие, новый метод!

Дима сделал неопределенный жест, дескать: вот вам живой пример!

— Я потому и не хочу, чтобы вы пошли в милицию и рассказали о нем. Он мне жизнь спас, как ни странно. И каждый раз, когда прихожу в церковь, я прошу Бога, чтобы он дал тому парню возможность одуматься. И еще, чтобы он не втянул никого на свой путь. Нельзя людей убивать.

— А если они сами убийцы?

— Тем более нельзя мыслить как они! — сверкнул глазами Дима. — Мы должны показать им, что человеческая жизнь и есть высшая ценность. Даже если этот человек — преступник! А Бог их не забудет. — добавил он убежденно.

Глядя на своего собеседника, Вика удивлялась: откуда такая чистота? Откуда такая неколебимая вера в добро? В высшую справедливость? Наверное, все-таки, из семьи. Парнишка пережил смерть любимой, чуть не стал наркоманом из-за этого, но выкарабкался, продолжает верить в Бога и в отмену смертной казни! Это именно то, что романтики называют внутренним стержнем.

— А как выглядел тот человек? — задала она свой последний вопрос.

Дима снова повторил свой растерянный жест:

— Даже не знаю... Трудно описать. Обычное лицо. Высокий, сильный, мужественный. Сначала мне показалось, что ему лет пятьдесят, но потом я понял, что он намного моложе... Лет тридцать пять, не больше. Да, за ним можно было пойти, закрыв глаза!

Последняя фраза прозвучала очень неожиданно.

— Что же, — резюмировала Вика, поднимаясь с дивана, — каждый выбирает для себя.

— Да, — согласился парень. — Вы узнали все, что хотели?

— Кажется, узнала даже больше, чем предполагала.

Только на улице Вика вспомнила, что так и не спросила, как называл себя таинственный вербовщик Димы.

Из всего сонма бесовщины, что я перевидал на своем веку, меньше всего меня волновали разномастные аферисты и мошенники. Никогда не брался за них, даже не думал об этом. Почему? Не могу объяснить в двух словах... Может, я слишком мало значения придаю деньгам, материальным ценностям? Может, слишком высоко ценю жизнь и достоинство? Иногда, узнав о каком-нибудь простом и изящном мошенничестве, даже испытываю некоторое веселье, как от удачного анекдота. Все-таки на то и щука в пруду, чтобы карась не спал!

Хотя сам я один раз чуть не попался на простейшем лохотроне. Это случилось как раз весной, когда я особенно неспокоен. Именно весной я никогда и ничего не делаю, потому что просто боюсь потерять контроль над собой.

А эта весна у меня была отчего-то совсем тяжелой. Двадцать первой. Подводить итоги я не собирался — дата не круглая. И в моих Делах не может быть итога, поскольку зло неистребимо. Может быть статистика, но только не итог. И, конечно, я был немного не в себе. Выходил на улицу очень редко, боясь спровоцировать новое Дело и не суметь довести его до победного конца. Сидел на кухне, курил, пил кофе, слушал свое сердце. Весной, зная, что надо будет отлежаться, я всегда возвращаюсь в маленькую квартирку в центре Гродина, купленную мною лет десять назад после продажи родительской квартиры. До этого лет пять прожил в комнатах, полных темных теней и милых призраков, иногда проводя ночи без сна, иногда не просыпаясь сутками. То, что нашептывали мне комнаты, вот-вот и сделало бы из меня чудовище. Я не говорю, что сейчас представляю из себя образцового гражданина, даже не решился бы на обследование у психиатра, но на данном этапе я хотя бы понимаю, что делаю, а могло бы случиться, что и не понимал бы!