Анджела исчезла в единственной комнате, а мы пошли на кухню. Алеша озирался на сверкающий белый кафель и кипельные занавески.

— На музей похоже! — сказал он немного осуждающе. Грязь была ему роднее.

— Скорее на операционную, — поделился я впечатлениями. — Воды хочешь?

— Нет, писать!

Я с гордостью подумал, что отучил его от некоторых режущих ухо вульгаризмов.

— И срать, — добавил он, сведя мое педагогическое самодовольство на нет.

— Ну, иди! Сейчас свет тебе включу!

В узеньком коридорчике мы повстречали Анджелу. В полутьме она показалась мне прекрасной черноокой богиней с водопадом абсолютно естественных кудрей и я пожалел, что у меня не будет возможности остаться с ней наедине. Алешка плотно засел на горшке, а мы решили угоститься кофе.

— Что случилось? — спросила Анджела почти спокойно. Я собрал свою волю в кулак и рассказал ей то, что можно было рассказать. Прошлое Алешки не осталось тайным, лучше пусть Анджела сразу узнает об этом. Она выслушала молча, опустив глаза. Только некоторые подробности заставили ее содрогнуться. Вопрос у женщины возник лишь один:

— Скажи правду, это твой сын?

Правда оказалась бы за чертой ее понимания и я солгал. На самом деле, я поступил еще хуже, чем это выглядело со стороны. Глупо кривить душой! Я знал, что она влюбилась и хотел, чтобы Анджела перенесла часть своего чувства ко мне на «моего» ребенка. Можно ли на лжи строить судьбу мальчика? А что вы бы предложили? Детский дом?

— Об оформлении документов не беспокойся. О деньгах — тоже. Словом, если решишься, я буду тебе благодарен. И еще: мальчик пока не знает о том, что он сирота.

— Мне надо будет как-то связаться с тобой, — Анджела с надеждой смотрела на меня.

Причиняя боль ей, я ранил себя:

— Анджела, я уезжаю за границу. Это срочно и очень серьезно. Буду звонить. Если с мальчиком окажется слишком тяжело — скажешь мне и я заберу его.

— Нет, — сказала она, обманутая моими манипуляциями, — не окажется слишком тяжело. Я буду думать, что это мой Ильяс.

— Не спеши с выводами. И прости меня.

Потом из туалета выплыл Алешка. Он без напоминаний вымыл руки и, сохраняя снисходительный вид, приступил к знакомству со своей судьбой. Я напряженно следил за ними, за глазами Анджелы, за словами Алешки, за атмосферой, что образовывалась на кухне новоявленной матери. Проблем будет много...

А когда их не хватало?

С тех пор у меня есть «сын». Я никогда не увижу его, потому что у меня опять новая жизнь. Только редкие мои звонки и несколько слов Анджелы рассказывают мне о нем. Его мать погибла через неделю после переезда Алеши в Курортный. Несчастный случай при обращении с бытовым газом. Бывает!

А благодаря Алеше я понял, чего теперь мне не хватает.

— И чего ты в архиве этом забыла! — бурчала Людмила Карповна, впуская Золотову к вожделенным полкам. — Пылищей дышишь, а тебе после сотрясения лучше погулять по воздуху!

— Поработаю немного, — улыбнулась Вика, — и подышу! Надо мне немного в пыли повозиться.

— Коли надо — работай, конечно! — ответила ей выходя Карповна. — Только смотри, директору на глаза не попадайся! Сегодня же у него день рождения, так что гульки на этаже будут, празднования допоздна. Я примкну тебя на ключик и буду время от времени стучать тебе, а ты откликайся — скажешь, когда открывать надо!

Вика и сама знала про гульки и празднования. Она даже порывалась сначала зайти к директору и поздравить его персонально, на правах отсутствовавшей при общеофисных чествованиях. Такое было вполне прилично и даже приветствовалось. Руководству казалось, что простота в общении создает благоприятный климат в коллективе.

Отказалась Вика от своего первоначального плана, когда заглянула в приемную и услышала пьяный говор в директорском кабинете. Секретаршу отпустили пораньше, обязанности хозяйки выполняла сияющая и расфуфыренная Лана Житкевич. Нет, там уже гости подъехали, все эти бизнесмены и вумены, представители администрации, всяких смешных социальных фондов и прочая, и прочая... Чего соваться со своей бледной рожей? Директор обязательно спросит, как же так с тобой получилось? Тогда придется врать про безвинную черную машину на пустой дороге, про высокие каблуки, которых и в обувном шкафу не стояло, про фантазийную наледь. И все это при чужих сытых дядьках и тетках. Да, ну их!

Золотова мышкой прошмыгнула мимо приемной, разыскала в конце коридора уборщицу и попросилась в архив. К своим, в редакцию, она тоже не пошла. Попозже зайдет, когда будет лучше выглядеть.

Искать нужные материалы долго не пришлось — у нее же были записи, сделанные в прошлый раз. После того, как поработаю с тем, что уже выбрано, просмотрю все подшивки еще раз, набело!

Погрузившись в работу, журналистка снова потеряла счет времени. Каждая выбранная статья нуждалась в особом подходе. Прежде всего Золотова отобрала материалы, где описывались нераскрытые злодеяния. Кое-что отмелось сразу, например, заметка о застреленной предпринимательнице. Золотова уже заметила нелюбовь Нестора к огнестрельному оружию. Можно было бы предположить, что он просто инсценировал заказное убийство, чтобы скрыть истинные причины расправы с предпринимательницей. Но в том-то и фишка — Нестору и в голову не приходило что-то скрывать. Кроме своей личности, конечно! Он преднамеренно оставлял после себя загадки. Он хотел, чтобы их отгадали. Но практически никто и никогда не делал этого. Каждый раз описывалось чудовищное злодеяние и муки жертвы. Иногда упоминалось, что эта жертва и сама не ангел. Чаще всего делались предположения о психическом уродстве убийцы. Но не разу Золотова не встретила комментария, звучащего в ключе: жертва сама виновата!

Но если бы преступник не совершил преступления, Нестор не сделал бы с ним такого!

Таким образом, всплывал еще один вопрос: в каком нравственном аспекте писать «Метод Нестора»? То есть, имею ли я право делать Нестора Бентковского, или как я его назову в книге, положительным героем или нет? Как можно назвать нашим героем человека, расправляющегося с людьми такими зверскими способами? Даже преступник страдает, чувствует боль, ужас, умирает. Неужели, может не дрогнуть рука, режущая живую кровоточащую плоть?

Среди «странных дел» Золотовой попалась статья с названием «Ужас в подворотне». Прочитав ее, Вика пожалела, что бросила курить. И пить. И не начала принимать наркотики. Она посидела немного, стараясь не глядеть на буквы, слагающиеся в слова, испытывая последствия шока, надеясь на спасительную мысль. А потом попыталась представить себе, что же натворили эти четверо, чьи трупы обнаружили пришпиленными к стене в подворотне. В статье, понятное дело, ни слова об этом не говорилось. Скорее всего, они убили кого-нибудь, потому что метод Нестора в том и состоял, чтобы убить убийцу.

Вскоре ей стало значительно легче. К тому же появилось решение: единственный выход из этого морального тупика Вика увидела в беспристрастности автора. Не надо расставлять акценты, надо уважать читателя. Пусть каждый сам решит для себя — подходит ли ему метод Нестора!

«Господи, до чего я дошла! — ужаснулась Золотова в этом месте рассуждений, — Это что же получится: такой закамуфлированный Манифест? «Призрак бродит по Европе...»! Нет, нет, это «Майн кампф»! Точно! И какой вывод? Я призываю всех поступать по методу Нестора? Интересно, а мне самой подходит метод Нестора?»

Она попыталась представить свои действия, как последовательницы нового нравственно — экзистенциального (подразумевается применение метода в жизни) учения «Несторианство». Но что она может сделать? Обматерить ругающегося на улице при женщинах и детях молодого бугая? Да, а потом еще и получить от него по морде. Как-то трудно себе представить все это...

Как раз в этот момент нашлась уже виденная в прошлый раз заметка. Описывался весьма примечательный случай: один парень, член банды, угонявшей автомобили и с особой жестокостью убивавшей их владельцев, лечится в психиатрической больнице. Ну, вот, на ловца и зверь бежит! Вика изучила материал — речь явно шла о пациенте доктора Ищенко, том самом, у которого начался рецидив.