— А купанье-то! — крикнула из кухни Харитоновна. — Зимой можно купаться, а летом на пляже…

— И купанье, — подхватил Соколов. — И стадион у завода есть, футбольные и разные игры, все, что душа желает! Так разве устоит деревенский парень или девка, когда столько соблазну? В ихнем Дворце культуры всему научиться можно — музыке, песням, — и тут Соколов усмехнулся: — Плясать и то научат… А что мы своим можем пообещать?.. Нет, Андрей Михайлович, дело серьезное, и ты уж поимей это в виду: срочно меры надо принимать, а то опоздаем и… Вот ведь, понимаешь, если бы мартовский-то Пленум партии был годиков на пять пораньше, где бы уже шагала деревня! И теперь, понимаешь, все кстати, а если бы пораньше!.. И тут нельзя запаздывать.

Ночью, лежа на новой кушетке, Павлов по давней привычке мысленно подводил итоги сегодняшнего дня. Что нового услышал он сегодня? Не первый год ставятся эти вопросы — и о сельской молодежи, и о селе вообще. Но вот то, что сказал Соколов, оказалось неожиданным. Богаче стали жить в деревне — усилился отлив молодежи…

Два дня назад к нему заходил секретарь обкома комсомола. Он сообщил результаты анкетного опроса сельских школьников. В анкете спрашивалось: кем вы хотите быть? Ответ прислали 560 сельских школьников разных классов. И что же? Из 310 учеников первых шести классов только шесть мечтают стать механизаторами: четверо — комбайнерами, двое — трактористами. А из двухсот ребят седьмых-девятых классов десять решили быть агрономами, двое — зоотехниками, один — ветврачом, один — садоводом. Из пятидесяти учащихся, заканчивающих среднюю школу, только один мечтает учиться на агронома.

Вспомнились упреки Соколова и Варвары насчет выдвижения людей, знающих деревню и ее нужды. Даже будучи строгим к себе, он вынужден признаться: работал много, ради процветания сельского хозяйства, а если уж точнее — ради урожая! Потому что давно уверовал: добьемся высоких и устойчивых урожаев — откроем двери к решению других проблем. Так думал он, так думали его друзья, с которыми советовался, обсуждал дела. Так думал недавно еще и Соколов.

Повернувшись на другой бок, лицом к стене, Павлов продолжал свои экскурсы в недалекое прошлое. Да, кое-что и он сделал… Урожаи зерновых в последние три года в их области выше, чем у соседей. И продуктивность животноводства повыше других… И это могло бы утешить Павлова, и, что греха таить — утешало… А разве подобные достижения не утешали Соколова? Однако Соколов, осуществивший, как он говорил сегодня, свою мечту, первым же и заметил, что этого оказалось недостаточно, чтобы увлечь молодежь. И он, естественно, ищет, что сделать еще. И такие, как Соколов, опережают время. Не потому ли, что основные мероприятия, разрабатываемые в центре и в области, ориентированы на нечто среднее, на средние хозяйства? А более крепкие сильно уходят вперед. Вообще это хорошо. Но беда, как думалось Павлову, в другом. Не все ведомства оказались готовы удовлетворить сильно возрастающие запросы колхозной деревни. Ориентируясь на нечто среднее, невольно сдерживаем передовых, не можем угнаться за их требованиями. Претензии их будут расти, это ясно. Удастся урожай, еще труднее будет выполнить заявки колхоза. Промышленность-то работает ритмично, независимо от урожая. А деревня после удачного года могла бы сделать рывок…

И колхозники тоже… Будет урожай, увеличатся доходы, повысится и спрос на промышленные товары, на строительные материалы. И если эти требования не будут удовлетворяться, то ведь и эффект последних экономических мер может оказаться неполным. А этого никак нельзя допустить!

По давно заведенному порядку, после выезда в районы члены бюро собирались у Павлова. Когда все расселись за столом, Павлов вспомнил вдруг о такой же встрече в прошлом году. Тогда в области с кормами для скота было очень трудно, товарищи выезжали в районы, чтобы организовать спасение скота… Нынче все иначе. Хотя прошлый год был неурожайным, бескормицы нет. В хозяйствах был оставлен весь намолоченный зернофураж. Москва поддержала нарядами на корм. И вот результат: продуктивность коров и привесы молодняка повысились.

Первым начал Гребенкин:

— В Лабинском районе пришли к выводу: при новых условиях планирования ни к чему такое громоздкое производственное управление. Они решили для начала сократить аппарат управления наполовину, а через годик еще посмотреть…

На семь хозяйств тридцать начальников только в производственном управлении. Плюс к этому весь райком, весь исполком, да других «раев» сколько! Директора и председатели обижаются: некогда работать, только и знаешь принимать гостей из райцентра. Каждому покажи хозяйство, займись с ним, объясни, да и проводи как следует, а то начальство обидчиво. Нет, товарищи, надо начинать с производственных управлений, а потом посмотреть и на другие организации. Для управления семью хозяйствами держать сотни человек в районном звене расточительно!

Павлов видел, как загорелись глаза Несгибаемого.

— Гребенкин прав! — резюмировал он.

А Гребенкин заговорил уже о другом:

— И второе, что я вывез, — это двухсменная работа животноводов. Сколько лет судачим об этом? И все вроде понимаем: единственный выход! В газетах пишем, на совещаниях говорим, а где действует двухсменка? Та самая двухсменка, которая еще десять лет назад существовала во многих совхозах нашей области? А начались всякие ломки с нашей помощью, и все рухнуло. Знаем, что доярка работает по десяти, а то и по двенадцати часов в день, но молчим. Вот и Харитонов, — строго глянул он на председателя облсовпрофа, — тоже мне, защитник рабочего класса! Мирится с грубыми нарушениями закона о труде, ни разу не поднимал этого вопроса. Сам небось уже распланировал, как будет использовать два выходных дня в неделю, а о доярках никакой заботы…

Харитонов покраснел лицом, заерзал на стуле.

Гребенкин рассказал, как в Лабинском совхозе восстановили двухсменную работу доярок.

Павлов достал свои записи и листки хронометража из Дронкинского района. Получалось так: чтобы обеспечить семичасовой рабочий день дояркам, нужно снизить существующие нагрузки процентов на пятнадцать-двадцать — в зависимости от уровня механизации ферм.

— Есть ли такой хронометраж в профсовете? — взглянул Павлов на Харитонова.

— Мы как-то не занимались, — поднялся Харитонов, — полный, рослый, похожий на борца в тяжелой весовой категории. — Возможно, в обкоме профсоюза сельского хозяйства и есть что-то, но…

— Ничего у него нет! — бросил Гребенкин. — Надо Харитонова наказать за это. Ведь это же его прямая обязанность!

Несгибаемый и Сергеев поддержали Гребенкина. Было решено поручить профсовету, управлению сельского хозяйства и сельхозотделу обкома подготовить предложения, выступить в печати с рассказом об опыте двухсменки с тем, чтобы к концу года переход на двухсменную работу осуществить во всех хозяйствах.

Несгибаемый говорил об обслуживании сельского населения: о доставке людей к месту работы, о ремонте телевизоров и бытовых приборов, об отдыхе сельских тружеников.

Слушая его, Павлов улыбнулся: «Наверное, и Михаилу Андреевичу напомнили, что он уехал из района и забыл о нуждах колхозников». Сам он говорил о подготовке инженеров-механизаторов, экономистов. С его предложением согласились. А когда речь повели о культработниках для села, Несгибаемому и Харитонову поручили подготовить предложения. В этой связи возник вопрос о шефстве. Плодотворного шефства творческих организаций городов над колхозниками и совхозниками пока не получилось. Дело обычно ограничивалось тем, что театр пришлет на село бригаду артистов — в посевную или уборочную. Помощи же в налаживании культурной работы такие бригады не оказывают. Для начала решили Дронкинский район закрепить за филармонией, а Лабинский — за драмтеатром, поставив задачу: в течение двух лет подготовить руководителя музыкальных коллективов и самодеятельности для каждого хозяйства.

Разговор зашел о домах отдыха. Гребенкин предложил за счет средств колхозов построить — межколхозный, в сосновом бору, на берегу реки, рядом с профсоюзными домами отдыха. Поручили Несгибаемому подготовить этот вопрос с тем, чтобы осенью начать строительство. Инициатива Соколова тоже поддержана.