Соколов говорил, например, что они не могут в полной мере воспользоваться предоставленным правом планировать свое производство, потому что «под завязку» спущен им план по зерновым. А теперь по области твердый план закупок зерна почти на тридцать процентов ниже фактической продажи в прошлом году. Это даст возможность увеличить набор культур, чтобы не играть ва-банк, как это приходилось делать в последние годы, когда судьба животноводства единственно зависела от «королевы полей». Теперь руководители хозяйств, сообразуясь с новыми ценами на продукцию сельского хозяйства, смогут расширить ассортимент зерновых и крупяных культур.

Вспомнились и слова Соколова:

— Только цены объявите, мы сами поймем, что сейчас в первую очередь нужно государству.

Тогда Павлов отнесся к его предложению с известной долей скепсиса: все же у нас плановое хозяйство… Он не придавал должного значения тому обстоятельству, что как бы там ни было, но обязательный план по сдаче, скажем, свинины связывает колхоз или совхоз, заставляет танцевать от печки, где печка — план сдачи по видам продукции. А может быть, колхозу невыгодно заниматься свининой? Зато, скажем, производство говядины обеспечивает ему прочный и постоянный доход.

«Не рискнуть ли! — думал Павлов. — Столько экспериментов в масштабах страны было за последние годы, так почему бы не рискнуть на одном или на двух районах. Пусть установят для себя планы самостоятельно».

— Рискнем! — вырвалось у Павлова, и он, смутившись, искоса взглянул на задремавшего соседа.

«Какой же район избрать для эксперимента? — думы не оставляют его. — Конечно, Дронкинский… — Павлов знает свою слабость к своему бывшему району. — Но… Но вот только… район этот типичный для юга области. Значит, надо и в центральной зоне подобрать. Можно Лабинский. Он с животноводческим уклоном. Очень правильно!»

Вспомнив о Лабинском районе, Павлов живо представил себе директора совхоза Никанорова… Почти тридцать лет работает он в одном хозяйстве. Разве он ошибется в планировании? Не учтет интересов государства? А ведь и ему каждый год доводили по нескольку вариантов плана. Именно вариантов, потому что планы менялись в год по нескольку раз.

Очнулся Павлов, когда его кто-то тронул за плечо. Он вздрогнул, открыл глаза, рядом стояла мило улыбающаяся бортпроводница:

— Привязаться надо, пошли на посадку.

Павлов послушно пристегнул ремень.

Встретить Павлова пришли Несгибаемый, Ларионов и Гребенкин.

— Ну как? — пожимая руку Несгибаемому, спросил Павлов.

— Давно бы так! — вместо Несгибаемого ответил Гребенкин, а Несгибаемый только довольно улыбнулся.

Ларионов несколько сдержанно приветствовал Павлова, любезно осведомился о здоровье. Некоторый холодок в их отношениях сохранился. Но Павлов был уверен: это пройдет. Ларионов — умный человек и попусту не станет вдаваться в амбицию.

В машине Павлов завел разговор об эксперименте.

— А надо бы попробовать! — решительно поддержал Гребенкин. — Я вчера только был у Никанорова, он примерно так же вопрос ставил: теперь, когда цены твердо определились, совхоз сам в состоянии спланировать наиболее оптимальный вариант.

Несгибаемый заметил, что и он не раз задумывался над этим еще в ту пору, когда сам был директором совхоза.

— Надо-то, думается, подвести к тому, чтобы в каждой зоне было выгодно производить какую-то свою, так сказать, коронную продукцию, — заметил Павлов.

— Доверие так доверие, без ограничений! Надо пойти на это! Тогда бездельники, не умеющие ничего решать самостоятельно, быстро всплывут на поверхность, их легче будет вылавливать и от дела боевого отстранять. — Несгибаемый так увлекся, что говорил уже как о деле решенном.

Зато всегда осторожный Ларионов решил несколько охладить пыл беседующих:

— Поскольку дело-то новое, надо попродуманней, по поговорке: семь раз отмерить, прежде чем отрезать.

— Нет, надо рискнуть, и чем скорее, тем лучше, — проговорил Гребенкин, будто не слышал Ларионова.

Вот уже и город. Разговор получился интересным. Павлов даже пожалел, что коротка дорога от аэропорта.

Встретясь в тот же день с главным плановиком области Сергеевым, Павлов изложил ему коротко идею эксперимента. Внимательно выслушав Павлова, Сергеев помолчал, а потом заговорил, как о давно продуманном:

— Конечно, ни одному чудаку не приснится такая структура посевных площадей, какая у нас в области получилась… Помните, я показывал вам расчеты по совхозу? Все уборочные работы сгрудились на один месяц…

— Как я понимаю, вы — за?

— Конечно, за… Кое-что, безусловно, подсказать товарищам надо, а вообще-то давайте экспериментировать.

Бюро обкома приняло постановление: провести эксперимент в Дронкинском и Лабинском районах.

И сразу же после собрания партийного актива начались разработки плановых заданий в каждом хозяйстве.

Павлов с понятным волнением ждал, когда из Дронкина и Лабинска поступят сводные планы, но не выдержал и сам направился в Лабинский район.

Было темно, когда Павлов приехал в Лабино — большой рабочий поселок на железной дороге.

Все окна райкома партии светились. «Работают», — не без удовольствия отметил Павлов, входя в дверь. Он считал, что у всех должен быть нормированный рабочий день. У всех, кроме партийных работников и… агрономов.

Это мнение окончательно сложилось у Павлова после одного из разговоров с агрономом Климовым. Вечером, уже в девятом часу, он беседовал с ним в производственном управлении, а в пять утра, проезжая поля совхоза, встретил Климова на полях.

— Раненько же начинается у вас рабочий день! — пошутил Павлов.

— Сегодня я выехал на поля в четыре утра, но я не считаю это началом своего рабочего дня, — не принял шутки Климов. — Я же выехал, чтобы посмотреть свои поля, полюбоваться посевами. Это мой отдых, а не работа… Любоваться всходами или полем, когда пшеница первые колоски выбрасывает или когда вот-вот убирать ее надо, и она волнами переливается… Разве ж это работа?! Для меня лучшего отдыха не придумаешь!

Эти примечательные слова агронома Павлов применил и к партийным работникам. Разве встречи с людьми в клубе, в поле, на собрании — это рабочий день партийного работника?! Это если и не отдых в полном смысле слова, то время, когда партийные работники заряжаются энергией, вдохновляются новым, обогащаются народным опытом…

Поднявшись на второй этаж, Павлов открыл дверь в кабинет первого секретаря. Шапошников задумчиво сидел над бумагами, положив голову на подставленную левую руку. Бумаг на столе много: они лежали и перед Шапошниковым, и поверх стопки книг справа от него.

— Уже успел бумагами обложиться, — громко бросил с порога Павлов.

Шапошников вскинул голову, приветливо поднялся навстречу Павлову — высокий, чуть ли не на голову выше Павлова.

— Хорошо, что к нам заглянули, Андрей Михайлович… — Он сжал в своей могучей ладони руку Павлова. — Зашились мы тут совсем, — уже озабоченно произнес он. А когда присели к столу, тяжело вздохнул. — Задали вы нам работки… Каждый день звонки. Просят совета, как лучше планировать. Вот что значит отвыкли самостоятельно думать…

— Ну, а конец вашей работе виден?

— На этой неделе вчерне будет готово. Вообще-то, основное сейчас уже ясно. Но тут, Андрей Михайлович, наше-то положение, — он недоуменно развел руками. — Кое-кто автоматически прошлогодний план вписывает, и все…

— И как же вы? — Павлов с интересом ждал ответа.

— Ну, а мы, как нам сказано, особенно не вмешиваемся. Но приведенные вами на активе цифры по набору культур в совхозе заставили и нас серьезно задуматься о многом. Оказывается, и мы набрали такой ассортимент культур, что все уборочные работы все-таки легли на узкий отрезок времени. Это может погубить и нынешний урожай, и подготовку зяби под будущий. Посоветовались мы на бюро и решили так: никаких подсказок насчет набора культур! Но настойчиво рекомендуем ознакомиться с приложением к плану одного из хозяйств. — Шапошников протянул Павлову большой лист бумаги. — Вот этот анализ…