— По газетам судя, отстающее хозяйство.

— Хочу о другом договориться.

— А иной раз в отстающем интереснее работать. Если, конечно, хозяйство перспективное. Работа видна, а это…

— Ты будто школьнику втолковываешь, — усмехнулся Обухов. — А я хотел кое-что тебе посоветовать. Ты впервые на партийной работе, а это штука мудреная… — Помолчав немного, он продолжал: — Не потакай таким, вроде Соколова. Он по виду за тебя горой, но мужичонка коварный. Таких надо держать в ежовых рукавицах!

Павлову хотелось сказать: «Сам-то не удержал», — но спросил о другом:

— А насчет перспектив района?

— Об этом не говорю. Сам знаешь наметки… А вот о втором секретаре скажу: ему давно хочется быть первым.

И, когда Обухов ушел, Павлов снова задумался. Нужно внести ясность в такой вопрос: в чем главные ошибки Обухова? Это, пожалуй, выпячивание своей роли, нетерпимость к критике недостатков, единоличное решение вопросов, требующих, безусловно, коллективного обсуждения, пренебрежение к мнению других людей. Все это было у Обухова. Однако и Обухову казалось, что он делает все только в интересах государства, партии. Конечно, проглядывало и стремление любой ценой быть впереди, возвышаться над остальными. Кажется, ясно: чтобы не стать таким, как Обухов, надо чаще общаться с людьми.

Павлов подошел к карте, висевшей на стене. Вот он — Дронкинский район. Почти квадратный, с ломаными линиями на севере, где границы района упираются в реку. Четыре совхоза, две МТС, восемь крупных колхозов… Райцентр вблизи от реки, поэтому до южных границ больше семидесяти километров. Район большой, но засушливый… Много колесил Павлов вот по этим ниточкам-дорогам, но главных-то дорог на карте и нет еще — они возникли за последний год. И это самые лучшие дороги… По многу раз бывал Павлов в каждом населенном пункте.

Бывал… Но как бывал? За два года в «Сибиряке» у Соколова был два раза, в общей сложности часа полтора. Обухов считал, что в передовых хозяйствах нечего долго задерживаться, надо подтягивать отстающих. Передовые держал под своим контролем, выезжал в них, когда нужно было «дожать» план по району за счет передовых. Все остальные ответственные работники района «сидели» в отстающих хозяйствах, пытались поднимать их. Но, чаще всего, не поднимали хозяйство, а «выжимали» плановые показатели по заготовкам… Да и как мог поднять отстающий колхоз «Труд» начальник райотдела связи? Сам он человек неплохой, но в вопросах сельского хозяйства понимал одно: надо выжать больше в счет плана! Вот «Труд» и оставался почти каждый год без своих семян.

Павлов не любил уполномоченных, однако о некоторых из них на всю жизнь память осталась. Он помнил зоотехника Кузнецова, приезжавшего в колхоз. Кузнецов «засел» в самой отстающей бригаде, вместе с пастухами проводил ночную пастьбу коров, убедительно доказал, что значит нормальный водопой скота в знойные июльские дни. Доярки стали подвозить воду к месту пастьбы скота. Через десять дней удои коров в отстающей бригаде удвоились, бригада вышла на первое место! Вот тогда-то Павлов и ухватился за советы Кузнецова. В то лето животноводы колхоза добились больших успехов. А Кузнецов уехал как-то незаметно, как и приехал, хотя след оставил глубокий. Вот такие уполномоченные — несущие в массы новое, передовое, помогающие своими руками внедрению этого передового — очень нужны!

И еще Павлов помнил об инструкторе обкома партии Васильеве. Тот тоже не ходил за председателем, а поселился в полеводческой бригаде, занялся организацией соревнования: наладил выпуск боевых листков, стенгазеты, ввел переходящие флажки для передовиков, добился от председателя средств в фонд премирования: кто завоюет флажок — тому подарок. И все как-то ожило, зашевелилось… Тогда именно Павлов впервые почувствовал силу наглядной агитации, соревнования… Вот таких уполномоченных и надо в райцентре подобрать. А начальник связи пусть своим делом занимается.

Размышления прервал Григорьев, председатель колхоза «Труд». Григорьев был энергичным человеком, откровенным, смелым, настойчивым, и поэтому нравился Павлову. Ему пришлось возглавить самый отстающий колхоз. Когда обсуждался вопрос о подъеме этого хозяйства, по настоянию Обухова было решено построить образцовый четырехрядный коровник, который обошелся почти в миллион рублей.

Однако выгод эта стройка пока не дала, удои коров не повысились, потому что кормовая база в колхозе отставала.

— Как же будем выходить из отстающих? — спросил Павлов.

— Мы день и ночь про это думаем. Главное — хлеб! Решение наше такое: будем делать на своих полях так, как в «Сибиряке» у Соколова. Думаю, не ошибемся, Андрей Михайлович.

— В «Сибиряке» земли лучше.

— А старики толкуют другое: наши деревни раньше строились и земли наши мужики выбрали получше. Вот только запустили, это верно. А вообще, Андрей Михайлович, мне думается, это самый верный путь.

Павлов почувствовал в словах Григорьева очень нужное, если не самое главное, из того, что настойчиво искал в эти дни он сам. Если бы все хозяйства имели такой же устойчивый урожай, как в колхозе «Сибиряк», то район в целом был бы далеко впереди других. И не будет ли самым важным в работе райкома получше изучить дорогу, по которой шел «Сибиряк»? Он поддержал Григорьева, сказав, что собирается поехать к Соколову, чтобы познакомиться с его опытом.

— Это правильно, Андрей Михайлович! — обрадовался Григорьев. — Только не забудьте и к нам заглянуть. — И сразу заговорил о своем деле, о кормах для скота.

Желание Павлова немедля и глубоко заняться колхозом «Сибиряк» не сразу осуществилось. Вскоре состоялась областная партийная конференция, затем сессия облисполкома, задерживали срочные дела в районе, и к Соколову он выбрался лишь в марте.

В степи ветер разгулялся вовсю. Через дорогу неслись бесконечные ручейки снега. Начинались обычные в Сибири мартовские снежные бураны. Но туманная белизна полей радовала Павлова. Дороги, по которым всю прошлую зиму беспрепятственно ходили автомашины, нынче пришлось расчищать несколько раз, по обочинам местами возвышались огромные сугробы. А много снега — много хлеба.

На полях «Сибиряка» Павлов увидел тракторы со снегопахами. «Соколов — хлебороб, знает, когда снег ловить, — подумал Павлов. — Надо позвонить, пусть везде займутся».

Машина Павлова остановилась у правления колхоза. Тут оказался и председатель с несколькими колхозниками. У Соколова шапка набекрень, полушубок расстегнут. Подавая свою большую руку Павлову, он деловито спросил:

— Попутно, Андрей Михайлович, или специально?

— В гости. Не рассердишься, если на недельку?

Соколов выразительно глянул на колхозников, а потом произнес:

— Ранний гость до обеда, поздний до утра… А чтобы на неделю!.. Мы только рады, понимаешь…

В тот же день Павлову пришлось присутствовать на расширенном заседании правления. Обсуждался перспективный план развития колхоза на ближайшие годы. Докладчик — агроном Вихрова.

С первых же слов Вихровой Павлов почувствовал какую-то особенную уверенность в словах молодого агронома, большую веру в то, о чем она говорила. Впрочем, все это скоро разъяснилось: Вихрова сказала, что в разработке плана перехода к правильным севооборотам, рекомендуемым правлению, приняли участие все бригадиры и многие колхозники.

Павлов — сам агроном. Поэтому он с особым вниманием присматривался к работе каждого агронома в районе. И вот сейчас, слушая доклад Вихровой, он вспомнил, как закрепляли агрономов за колхозами. Энергичного молодого агронома Шувалова определили в колхоз «Труд» — большое, но отстающее хозяйство, а скромную Вихрову с испуганным выражением на лице (именно такой она казалась тогда) назначили в «Сибиряк», так как считали, что агротехнические дела все равно будет решать сам Соколов. С тех пор прошло почти два года. Павлов увидел, что Вихрова чувствует себя хозяйкой в колхозе. А Шувалов? Его-то уж никак не назовешь хозяином. А почему? Павлов, кажется, только сейчас ясно понял, почему. Виноваты в этом были Обухов и он. «Да, только мы! Вернее, я не помог молодому специалисту».