Уезжая из Дронкино, Павлов колесил проселочными дорогами и неожиданно попал в зону свиноводческого лагеря колхоза «Сибиряк».

В низине, возле озерка, опоясанного зеленой каймой молодой травки, раскинулся лагерь: просторные площадки, обнесенные жердяной изгородью, колоды, котлы, запарники.

Из-за изгороди вынырнул… Савелий Петрович.

— Здравствуйте-ка, Андрей Михайлович! — Савелий глянул на свою руку, вытер ее о полу пиджака, протянул Павлову. — Давненько не видать, скажу я вам, мимо все ездишь. А я‑то хотел уж заявление писать, и написал бы, да Варвара моя все отговаривает: «Начальству виднее», — передразнил он и сразу начал сердиться: — А я говорю, не виднее начальству! Нам бывает другой раз, скажу я вам, много виднее, потому что к делу ближе! Я уж Ивану Ивановичу надоел, а он тоже, как моя Варвара…

— В чем же дело-то, Савелий Петрович?

— Вот жалко, бабы мои на обед уехали, они бы показали, в чем дело! Труд неправильно оцениваете! — выкрикнул Савелий. — Мысленно ли дело, если, скажем, всю честь отдавать не тому, кто молоко добывает, а тому, кто только маслице выделывает? Правильно это будет? — Савелий Петрович взял в горсть свою бородку, немигающими глазами смотрел на Павлова.

— Плохой маслодел и молоко испортит…

— Испортит… Было бы чего портить! — усмехнулся Савелий. — Не надоят доярки, так и портить нечего. А только скажи по-партийному, Андрей Михайлович, кого надо больше… Ну, на кого опираться: на доярку или на того человека, который молоко через сепаратор пропускает?

— Конечно, главная фигура — доярка.

— То-то же! На словах, как на гуслях, — все больше сердился Савелий. — А сам все наоборот делаешь.

— В чем же дело?

— В свинарках, вот в чем! Ты видывал, как свинарки свое дело справляют? Кому всех трудней? Как у людей возьми, — нашелся вдруг Савелий. — С кем хлопот больше: с маленькими или с парнями?

— Всяко бывает.

— Нет, не всяко, — рассердился Савелий. — А если взять маленьких поросяток, то всякий тебе скажет, что за маленькими поросятками нужен уход да уход, а подсвинкам только корм вали — вот и вся работа. Подсвинок, он не запоносит, не пропадет. А с поросеночком хлопот да хлопот! А кого, Андрей Михайлович, в самую голову поставили? Как раз, скажу я вам, ту свинарку, которой много легче и проще, которая за подсвинками ухаживает. Только и пишут о Сибиряковой, да и о других, которые взялись подсвинков откормить. Это же все равно, что наш районный маслодел взял обязательство план по выработке масла перевыполнить. Да если доярки не поработают, так и план по маслу не перевыполнишь. Так и тут: если свинарка не вырастит поросят, так и откармливать некого будет. Неправильно ты сделал, Андрей Михайлович! — сурово заключил Савелий Петрович. — Труд людей не мог правильно оценить, вот что! — добавил он и отвернулся в сторону загонов, где у корыт копошились свиньи.

Теперь Павлов понял. И в самом деле: свинарок, которые занимаются выращиванием поросят, то есть самой ответственной работой на свиноферме, как-то позабыли, обязательств их не публикуем, имен таких свинарок не слышно. А ведь в конечном счете они решают судьбу производства свинины…

А Савелий еще не успокоился:

— Ну скажи, Андрей Михайлович, неправильно, что ли, наши свинарки толкуют? Сам же, поди, знаешь: за матками и поросятами ухаживать подбираем самых опытных, самых что ни на есть хороших работниц, а на откорме кто хочешь сможет, особенно теперь, когда клетки повыбросили. Тут хоть сто голов, хоть тысяча — ничего не меняется: подвози побольше кормов, вот и весь уход. Не с того конца за главное ухватились.

Павлов достал свой блокнот.

— Не забудь, смотри, — усмехнулся Савелий Петрович. — А то, скажу я тебе, по нонешнему времени нам недолго и в Москву пожаловаться.

Павлов перевел разговор на житье-бытье. Ведь дом Савелия Петровича Шишина тоже был для него своеобразным «барометром».

— Жизнь теперь, скажу я вам, пошла в гору, — оживился Савелий. — У меня в дому теперь, как бывало у самого богатого: машинку швейную Варвара купила, пальто модное в городе достала, платья там разные, да и мне — старику, — усмехнулся Савелий, — новый костюм привезли. А у меня нового-то и не бывало, все с чужого плеча донашивал. Нет, Андрей Михайлович, я теперь, считай, самый богатый тут. Поди, говорили уже тебе — Варвара моя хорошего механизатора захороводила, с Кубани на уборку приезжал. В дом, выходит, приняла, мужик работящий, сама она тоже, да и я, скажу вам, не отстаю еще от молодых. Иван Иванович заставил до уборки этим лагерем заведовать… А зять-то наш телевизор поставил, мотоцикл купил… Да, скажу я вам, и деньги есть отложенные… Не так много, но есть… Да ты, Андрей Михайлович, заезжай как-нибудь, угостить есть чем, корову завели, есть курицы… И дом-то, чуть не забыл, — взмахнул рукой Савелий. — К тому дому мы трехстенок прирубили. Выходит, теперь и для меня отдельная комната. Вот как! — весело рассмеялся Савелий. — Богатеет наш колхоз, вот и колхозники, скажу я вам, богатеют… И настроение доброе…

Павлову ясно: этот «барометр» показывает на хорошую погоду!

Вернувшись в обком, Павлов собрал зоотехников управления, ученых. И все поддержали мысли, высказанные стариком Савелием. Было решено «поднять на щит» также и свинарок, выращивающих поросят. Областная газета запестрела материалами о свинарках-маточницах. Были разработаны новые условия соревнования и премирования свинарок.

Королев только в июне вернулся из командировки. После сева его «бросили» на ремонт комбайнов.

Зайдя к Павлову, возмущается:

— Гребенкин ведет себя вызывающе! По каждому вопросу у него свое мнение…

Оказывается, с санкции Гребенкина двум целинным совхозам установили задание закончить ремонт комбайнов на пятнадцать дней позже, чем предусмотрено графиком.

— Я его притащил сюда, Андрей Михайлович… Позвать?

И вот они заходят. Гребенкин улыбающийся, Королев официально строг. Гребенкин сразу к делу.

— И вы так же поступили бы, Андрей Михайлович, — начал он, усаживаясь в кресло. — В совхозе «Тамбовский» у нас туго с кадрами трактористов. По одному на трактор получается, и то, если комбайнеров посадить на тракторы. И вот теперь решайте, что делать: совхозу пахать четыре тысячи гектаров целины и залежи. Вы же сами знаете: не вспаши их в июне — не доберешь в будущем году центнеров по пяти с гектара. Но в июне же требуют завершить ремонт комбайнов. Вообще-то правильно, хорошо бы их подготовить еще зимой. Но сил не хватило. А уборка у нас в начале августа. Руководители совхоза расставили силы так, чтобы сначала залежь поднять, а потом комбайны отремонтировать. Райком рассмотрел расчеты совхоза, нашел их разумными.

— А график обкома? — бросил Королев.

— Вот зарядил: график, график! — рассердился Гребенкин. — Надо же учитывать реальные возможности.

Павлов не перебивал. Перед ним типичные представители двух направлений: напористый, беспокоящийся за дело Гребенкин и живущий «от» и «до» Королев.

— Анархию разводишь, — сердился Королев.

Гребенкин соскочил с кресла, но Павлов остановил его:

— Райком поступил правильно, — просто сказал он.

После ухода Гребенкина Королев сердился:

— Я понял это, Андрей Михайлович, как недоверие.

— Исправление ошибки, допущенной вами.

— Я действовал на основании решения обкома.

— Правильно. Но вы обязаны были разобраться с фактической обстановкой и доложить обкому. Вы что же думаете: здесь тумаки сидят и не смогут понять разумных расчетов? А получилось так, что райком и его секретарь Гребенкин разобрались по-государственному, а представитель обкома… Некрасиво получилось. Вы это должны понять. А пока займитесь-ка проверкой решений — как изготовляют на заводах инвентарь для ферм.

— Попробую, — нехотя поднялся Королев.

Вернувшийся из районов Герасимов нарисовал Павлову не особенно отрадную картину.

— Видите ли, — говорил он, — где главной целью поставили одно: как можно раньше посеять зерновые, там получилось шиворот-навыворот.