— Подождите, а мой товарищ? — Я не тронулся с места, позиционируя себя как равноправного партнера, а не подчиненного.

Вместо ответа я получил внушительный тычок в спину, от которого поневоле сделал несколько шагов вперед. Оглянувшись, встретился взглядом с одним из солдат, который абсолютно равнодушно приказал:

— Иди вперед без разговоров.

Таким вот образом — впереди офицер, следом я, а за моей спиной конвой из пары солдат — мы и вошли в здание. В небольшой холл, который мне толком рассмотреть не удалось. Мы практически сразу повернули к лестнице и поднялись на второй этаж. Прошлись по коридору, выдержанному в строгих коричневых тонах, устланному скромным ворсистым ковром темно-бордовой расцветки. Обои на стенах, вставленные в рамки картины, преимущественно с темами природы. Впрочем, полюбоваться вдоволь на репродукции мне не дали — едва я замедлил шаг, как снова конвоировавший меня военный поторопил своей винтовкой. Я поневоле ускорился и через несколько метров зашел в открытую офицером дверь.

— Показывай, — мужчина, облаченный в хорошо подогнанную форму, чрезвычайно сильно напоминал мне хрестоматийных фашистов из старых советских фильмов. Нет, вы не подумайте, будто я смеюсь — каждому времени свое искусство. Сейчас это смотрится наивно, а раньше, безусловно, было шедевром. Короче говоря, фашист был сочный такой, знаковый, среднего возраста, с пробором на светлых волосах, с квадратной челюстью, четкими чертами лица и пронзительным взглядом голубовато-прозрачных глаз.

Как вы уже догадались, требовал с меня хозяин кабинета ни много ни мало, а рассказать свою главную тайну — где именно находится месторождение железной руды, которое мне известно. Я взглянул на разложенную на столе карту местности, но знаете, так, мельком. Только лишь заметил, что все названия на карте, что вполне естественно, были на немецком языке, красивым готическим шрифтом.

— Что с моим товарищем? Он должен быть устроен в больницу. И прежде, чем я назову координаты, нам следует поговорить о будущем. Моем и моего товарища в вашем городе, — не сделал я и попытки показать на карте место.

Рано или поздно следовало идти на конфронтацию, показывать зубы. Возможно, это норма здесь — вытирать о русских ноги. И я не собирался менять сложившуюся традицию, лишь намеревался доказать, что со мной такой номер не пройдет.

Немец молча поднял на меня глаза. Безо всякого выражения посмотрел мне в лицо и подал знак кому-то, стоящему за мной. Хотя, почему кому-то, известно кому…

Я не успел даже оглянуться, голову повернуть, как пол ушел у меня из-под ног. В свое время я походил по разным спортзалам, так вот, должен вам сказать, один из бойцов, стоящих у меня за спиной, провел хорошую подсечку. Я бы даже сказал — гениальную, если бы это не касалось лично меня. В общем, неожиданно и очень резко я оказался на полу, грохнулся на бок, едва-едва успев подставить руку, и перекатиться на спину, гася инерцию. Помогло мне это мало.

Я едва успел прикрыть затылок и согнуться в позу улитки, сберегая лицо и живот, как удары посыпались словно из рога изобилия. Уже второй или третий угодил по моей многострадальной голове, отчего сознание поплыло, картинка в глазах дернулась, и я почувствовал «вертолет» — верный признак того, что чердак мне снова «пробили». Ничего удивительного, что еще через пару секунд хорошо прилетело по почкам, заставляя раскрыться, и я закономерно пришел к финишу в следующее мгновение, когда кто-то сильно и умело попал мне в челюсть.

Резкий запах нашатыря вернул меня в реальность. Честно говоря, возвращаться не хотелось, но выбора никто не предлагал. Я поглядел по сторонам, аккуратно двигая головой, и увидел все те же лица, что и до потери сознания. Дополнением являлся еще один мужчина, уже престарелого возраста, все в той же военной форме. Именно он водил у меня перед носом ваткой с нашатырем, а второй рукой крепко держал меня за подбородок.

Чисто из чувства противоречия я дернул голову назад, пытаясь избавиться от его захвата, и промычал нечто нечленораздельное, искренне надеясь, что эти звуки будут истолкованы правильно, и от меня отстанут. Произносить слова, скреплять их в предложения сейчас я был просто не в состоянии. Судя по признакам — головокружение, расфокусировка взгляда, я уже второй раз за весьма короткое время получил сотрясение головного мозга. Следовательно, мне нужно было усиленное питание и покой, а никак не нашатырь в нос и… свет в глаза.

Именно. Не удовлетворившись тем, что я очнулся, врач, как я окрестил его про себя, светил мне фонариком в глаза, проверяя реакцию зрачков на свет. Закончив с этим, он поднялся с корточек, отвернулся от меня и кратко доложил о состоянии моего здоровья всем заинтересованным.

Честно говоря, мне было настолько хреново, что я даже не вслушивался в его слова. Перед глазами все плыло, в голове шумело, знаете, как будто вода в уши залилась после купания. Короче, чувствовал я себя не ахти. Будь моя воля, я бы пролежал еще некоторое время в бессознательном состоянии, свинтив хоть таким образом из этого странного мира.

Долго отдыхать на полу мне не дали. Охаживающие меня сапогами умельцы подошли с двух сторон, и резко подняли на ноги, отчего мой мозг, такое ощущение, всколыхнулся в голове. Поддерживаемый, я подошел к столу, на котором по-прежнему лежала расстеленная карта. Хозяин кабинета, будучи чрезвычайно последовательным, не стал представляться, или уговаривать меня, он просто снова произнес:

— Показывай.

Хотел бы я сейчас снова упасть в обморок, и чтобы запасы нашатыря у врача иссякли, хотел бы еще каким-то образом избавиться от навязанного мне общества, да что там, вообще меня бы сильно устроило просто не попадать сюда, в это здание, и в этот мир. Вот только от моего желания уже ничего не зависело. Можно было упереться еще разочек и выхватить снова, однако я не был уверен, что выдержу, когда ко мне начнут применять реальные пытки. Да и что я терял, в конце концов? Информацию, которую рассчитывал продать подороже? Блин, а что может быть дороже моей жизни?!

— Лебеди, деревня. Только мне надо показать на местности, — выдавил я из себя, вполне вероятно не совсем правильно строя фразы. Мне было не до того. Хорошенько подташнивало, и пол плавал подо мной, ходил ходуном с такой силой, что не держи меня сейчас — стопудово свалюсь.

Слава богу, вопросов ко мне больше не было. Офицеры уткнулись в карту, а я с облегчением прикрыл глаза и в полном смысле слова повис на бойцах.

Плавно покачиваться в темноте было гораздо приятнее, нежели созерцать обстановку этого кабинета.

Судя по всему, я обломался со своими выкладками. В который уже раз полез с привычным аршином, совершенно не приспособленным для нынешних реалий. А они просты: никто и никогда не будет торговаться со мной за знания, которые можно просто выбить. Никто, никогда и ничего не даст мне здесь по доброй воле, а вот поиметь с меня будет рад каждый. Пожалуй, теперь я буду считать данное умозаключение аксиомой.

Вот только это ни в коем случае не означало, что я спекся. Каждый удар, нанесенный мне, каждое унижение, которое я вынужден был выдержать, делало меня… нет, не сильнее. Злее. И когда-нибудь эта чаша зла переполнится, ведь она не может быть бездонной и бескрайней. Я не принадлежу этому миру, и место, отведенное мне здесь, меня не устраивает кардинально. Рабом, бессловесной скотиной, орудием труда я быть не желаю. И с установленным здесь положением вещей не смирюсь. Никогда.

— Это покажется абсолютным бредом, но мы из будущего, — в очередной раз присваивал я себе лавры киногероев. Смешно, конечно…

Мои потуги уже начинали отдавать маразмом. Почему-то я вынужден был все свои истории рассказывать людям, которым это было совершенно неинтересно. Смущал и антураж — уже третий раз я повествовал о том, что я представитель будущего, в камере. Узенькой такой комнатушке, где размещались лишь нары, и ведро для справления естественных нужд.