— Знаю, лейтенант! — вдруг произнес Магомедов, и потянулся, дотронулся до плеча командира. Тот оглянулся, вопросительно посмотрел на своего разведчика, чуть прищурившись от яркого солнца в глаза.

— Церковь, лейтенант, — убежденно проговорил аварец. — Сельсовет и церковь, точно говорю!

Иванцов чуть поджал губы, еле заметно кивнул. Это могло означать что угодно, согласие с выводами или нет, но главное, сержант подтолкнул своего командира к другой мысли, связанной с происходящим. Магомедов, сам того не ведая, на одной лишь интуиции, предложил систему. Иванцов не смог бы сейчас внятно сказать, что насторожило его. А ведь будь у лейтенанта время подумать, возможно, сложилось бы все совсем иначе.

Вместо этого Иванцов кивнул и без лишних слов направился к церкви, отстоящей чуть в стороне от центра села. Большая, высокая, второе, после сельсовета, полностью каменное здание в деревне. С деревянной полукруглой крышей, крытой жестью, высокими, стрельчатыми окнами с выбитыми стеклами, слегка обшарпанная, но в целом ухоженная — видно, что действующая. Ну, или могла бы быть действующей. Потому как двери, широкие, мощные, с красивыми коваными петлями, были забиты досками крест-накрест.

Лейтенант махнул показавшимся с другой улицы Афонину и Жердеву, подзывая их к себе. Мысль Магомедова была правильная, чем-то она увязывала места, одно с другим. Чем конкретно — времени думать не было, да и желания, откровенно-то говоря, тоже. После увиденного как-то не тянуло размышлять. Хотелось действовать, рвать и метать, ну или хотя бы… хотя бы просто выбить эти двери к чертям и узнать, что внутри!

— В окно увидишь? — можно было и не спрашивать, Магомедов только передал ППС командиру и решительно, целеустремленно, прошел к невысокой, с завитками, кованой ограде церкви. Вошел в открытую калитку, быстро пробежал по утоптанной земле, все больше ускоряясь. Выпрыгнул, носками сапог на выщербины кирпича в стене, попал ладонями на жестяной подоконник и схватился за него. Решительно, сминая жесть, подтянулся, заглядывая в высокое, больше человеческого роста, окно.

Афонин и Жердев, оказавшись рядом, подошли к ограде, не нуждаясь ни в каких объяснениях. Наверное, и им приходили в голову сходные с Магомедовым мысли о местонахождении остальных жителей. Церковь была удобна и… как-то наиболее, что ли, подходила к масштабу злодеяния.

Тем временем Магомедов, спрыгнув с окна, не удержался на ногах и упал. Гася инерцию, перекатился через спину. Тут же поднялся, не отряхиваясь и не говоря ни слова, уверенно направился ко входу.

— А ну стой… стой, мать твою! — выкрикнул Иванцов, чувствуя, как внутренне холодеет.

Куда там, какие крики… Магомедов уже оказался у двери и так засадил в нее ногой, что и дверь и доски, держащие ее, жалобно скрипнули. В тон им скрипнув зубами, Иванцов посмотрел на Афонина и Жердева:

— А ну отошли в сторону, дальше, дальше!

А сам, несмотря на свое приказание, бросился к бушующему Магомедову. В таком совершенно озверевшем состоянии он сержанта никогда не видел:

— Прекратить, сержант! Прекратить, я сказал!

Казалось, аварец никого не слышал и ни на что не собирался обращать внимания. Он уперся в дверь ногой, схватив доску под руку, и, рыча, рвал ее на себя. Та упруго выгибалась, гвозди, сопротивляясь, со скрипом выходили из дерева. Приложенной силы хватило. Магомедов отбросил доску и, качнувшись, ударил плечом в створку дверей. Раз, другой, третий. И даже подбежавший Иванцов, дернувший за плечо своего сержанта, остановить его не смог. Аварец сбросил, отшвырнул лейтенанта, да так, что тот не просто на пару шагов отшатнулся, а отлетел, не найдя опоры, скатился по ступенькам.

— Живые там, лейтенант! Слышишь, живые! — И Магомедов, будто обезумев, снова налег на дверь, колотил ее, бил, толкал, до тех пор, пока и вторая доска не слетела, лопаясь надвое, и створка с почти выбитыми петлями не провалилась внутрь.

А потом церковь просто разлетелась на куски. Сначала оранжевый ком разрыва вылетел из разбитой двери, вынося всю ее щепками, выбрасывая и засов, и уцелевшую створку, и Магомедова на десятки метров. Вздрогнуло и само строение, прыснули в стороны кирпичи, рамы, лепнина и барельефы. Вскрылась крыша, мгновенно порвалась в куски жесть, разлетелись длинными слегами стропила. Вся передняя часть строения в мгновение ока разделилась на составляющие. Сила взрыва была такова, что кирпичи, по крайней мере часть из них, дробились в пыль, а те, что покрепче, разлетались на сотни метров.

Саперы, поработав впоследствии на месте подрыва, однозначно определили, что закладка представляла собой фугас из неразорвавшейся авиабомбы и нескольких артиллерийских снарядов. Направленный взрыв должен был осуществляться на вход. Так что разговоров о том, что взрывом этим фашисты заметали следы, даже не было. Гитлеровские изверги и напоследок сумели собрать кровавую жатву. Комиссия насчитала не менее восемнадцати детских тел, установленных по фрагментам.

Магомедов в своих предположениях не ошибся. Судя по посмертным признакам, часть детей действительно на момент взрыва была еще жива.

Сам сержант и пытавшийся его оттащить лейтенант погибли на месте. Жердев и Афонин, бросившиеся на помощь Иванцову, получили тяжелые травмы.

Спроси его кто, запомнилась ли чем, удивила чем Украина, и не сказал бы ничего. Чередой боев, а разве удивишь этим? Ну, или наступлением безудержным, да — тем, может, и порадовала, но не удивила. Генерал знал своих командиров полков, знал, чего ждать от них, и с какой охотой погонят они всю фашистскую сволочь на запад. Так что была бы броня да патроны и снарядов вдоволь, тогда и будет все хорошо. Простая арифметика.

— Ну и как тебе земля, воспетая Гоголем и Шевченко, Юрий Семенович? — не постеснялся озвучить генерал свои мысли. Ну а Востриков, комполка, хоть и не ожидавший такого вопроса от своего непосредственного командира, не растерялся. Хорош был Востриков, ни в бою не терялся, ни в разговоре с начальством.

— Полк мне обновила земля Гоголя и Шевченко, Аркадий Давыдович.

Горько и в точку ответил. Не в обиду, конечно, генералу, однако и без желания поддержать его тон.

Усмехнулся Шмелев, но не ответил ничего, не одернул. Ну а что, правда она и есть правда, молодец Востриков. Да и сам генерал хорош — нашел с кем душу отвести.

И прав, черт побери, прав комполка, тысячу раз прав. Рановато стал заглядываться на бескрайние, не убранные поля Шмелев, на сады изобильные, рановато. До победы еще шагать и шагать, и шаги бы эти пошире да побыстрее… куда там. Упорен фашист, в душу его!

Да и ладно.

Соскочил с благодушного настроения Шмелев моментально, как частенько бывало с ним. Подобрался лицом, постарел, посерьезнел. К делу так к делу:

— Видел, чего в газетах-то пишут, Юра?

Кивнул комполка и, глянув в сторону адъютанта, сновавшего у колодезного журавля с ведром, качнул головой, подзывая его. Молодой, с щегольским чубчиком лейтенант в аккуратно заправленной гимнастерке, застегнутой на все пуговицы, легко и четко подошел к скамье, плеснул в корытце воды, разбавляя кипяток. Востриков попробовал ладонью, отдернул ее, и без команды адъютант добавил еще.

— Давай сюда, Жаринов, сам справлюсь, — генерал, не чураясь, взял из руки лейтенанта ведро, поставил его на сухую, пыльную землю. — Свободен, лейтенант, — бросил коротко Шмелев, не интересуясь при том мнением полковника.

Ну а тот, естественно, не заметил подобной вольности. Не с генералом же тягаться ему, к тому же, по всему видать, разговор предстоял сложный, не для ушей адъютанта.

Так что лишь склонился Востриков над жестяным тазом, запустил туда ладони и, фыркая, с удовольствием, плеснул воду на лицо. На волосы брызнул, шею протер, смывая с себя и пыль, и грязь, и усталость ночного боя. Мог бы кто сказать — ну что ты как мальчик, не набегался с винтовкой еще? А что делать, если полк — это одно название? Списочный состав. Знали бы немцы — вопрос еще: драпанули бы? Почитай, на последнем издыхании взяли хутор, с наскока. Хорошо, что арьергард фашистский не уперся, разнесли им пару точек, те и отошли. Не стал их Востриков преследовать, да, честно говоря, и нечем было. Оба танка дошли на каплях соляры, один так и застыл в поле, ждут горючее танкисты. Ну а люди, люди тоже не железные, едва разошлись по домам, рухнули как убитые.