— Благодарю вас, господин офицер. — Сохранив на лице вышколенную улыбку, девушка отшагнула в сторону от двери. В комнату стремительно, отталкивая Елену, вошли один за другим, двое офицеров. Не дав Зейнхольцу опомниться, один из них, высокий и статный, неожиданно сильно, совершенно не жалея, ударил унтерштурмфюрера кулаком в солнечное сплетение. Затем, когда офицер согнулся, Илюхин ото всей души врезал ему по затылку.
Потерявший сознание Зейнхольц мешком свалился к ногам сержанта.
* * *
Оговоренный накануне план выполнялся со скрупулезной точностью. Самойлов, знавший, что именно его интересует, первым же делом занялся ревизией портфеля унтерштурмфюрера. Илюхин и Свиридов сноровисто связывали по рукам и ногам беспамятного Зейнхольца, а побледневшая, решительно сжавшая губы Елена закрывала дверь на ключ.
Справившись с этим несложным заданием, девушка зачем-то вытерла руки о платье и катнула от двери тележку с высокой и широкой корзиной, которую Елена использовала для сбора и передачи в прачечную белья.
Плотно забив в рот немца кляп, зафиксировав его повязкой, Илюхин еще раз проверил путы на Зейнхольце. В серьезных и ответственных делах сержант был аккуратистом не меньшим, чем похищаемый офицер. Следовало не только связать руки и ноги. Необходимо было совершенно лишить Зейнхольца возможности двигаться.
Разложив бумаги, Самойлов некоторое время вглядывался в них. Читал, вникая в смысл, откладывал и брал следующий лист. Возвращался к прочитанному, будто бы не в силах поверить в собственную удачу, и вновь брался за что-то другое, совершенно путая порядок документов.
— Здесь есть все! — зажав в руке бумаги, Самойлов радостно встряхнул ими. — Абсолютно все, что надо!
Свиридов и Илюхин, к тому времени как раз погрузившие немца в корзину и усадившие его внутри, синхронно посмотрели на своего временного сообщника. Елена, снимая белье с кровати, обеспокоено повернулась. В детали происходящего ее не посвящали, всего лишь обрисовав в общих чертах то, что она должна делать, и посулив ту награду, которая ее устраивала. Немцы неминуемо оставляли город со дня на день. Связь с подпольем в качестве тайного агента, выполнявшего в казино задание Родины, сильно могла повлиять на судьбу Елены. Небольшой риск, на который она шла, с лихвой должен был перекрываться будущими дивидендами.
— И что? — нарушив повисшее молчание, спросил Илюхин.
— В принципе, он не нужен. Необходимые данные содержатся в бумагах. Можем его оставить здесь…
Не дослушав, сержант подошел к Елене и взял из ее рук простыню. Свернув клубком, запихал ее между боком Руперта и стенкой корзины, тем самым ограничивая немца в движении.
— Не можем. Делаем как договорились. Елене еще жить здесь. И нам тоже. Немец просто исчезнет, и все. Пусть ищут, как хотят.
Безжалостно содранные с подушек наволочки, пододеяльник и тонкое одеяло — все это обрушивалось на бесчувственного Руперта сверху, надежно маскируя его и скрывая от чужих глаз. Елене предстояло пройти с тележкой вниз по лестнице и выйти с нею же через черный ход, ведущий на задний двор. К тому времени, как она выполнит свою часть задания, там окажутся и все трое чинов РОА, одетые в совершенно типичное обмундирование вермахта, на котором нет ни пресловутого щита, ни какой-либо иной эмблемы или особенности, позволяющей однозначно идентифицировать их как бойцов восточных батальонов.
Передав тележку и вдоволь натерпевшись страху, Елена уйдет домой, соберет необходимые вещи и через час торопливо придет по названному ей адресу. Там, после сказанных ею слов пароля, свежеиспеченной советской разведчице предоставят убежище, где без сильных душевных расстройств и нервотрепки девушка будет скрываться ровным счетом два дня, пока передовые отряды Красной Армии не войдут в город.
Елена станет единственным участником похищения, для кого дальнейшее будущее сложится относительно успешно.
День тринадцатый
Заканчивалась очередная августовская ночь. Не спавший городок лениво пропускал через себя уходящие составы, лихорадочно спешащие на запад, пока партизаны не принялись рвать ветку. Шумели снующие, как муравьи, машины, вывозящие горы имущества, солдаты готовили к уничтожению склады, эвакуировать которые не было никакой возможности.
Во всеобщей кутерьме мало кто вспоминал о батальонах РОА, расквартированных на окраине. Все заинтересованные лица понимали, что русским предназначено стать частью, оставленной на заклание наступающим красноармейцам. Как обходятся они с собственными предателями, ни для кого секретом не являлось. Но это была судьба, выбор, который однажды сделали чуть больше шести сотен человек. Теперь они пожинали плоды своего решения.
Впрочем, столь явное пренебрежительное отношение к батальону сыграло и положительную роль.
Свиридов, Илюхин и Самойлов, предоставленные ночью самим себе, полностью выполнили разработанный план. Мертвый немец теперь находился на полтора метра ниже уровня земли, в выгребной яме, где никому не взбредет в голову его искать. Туда же отправились и форменные рубашки, бывшие в ночь похищения на всех троих.
Никто не сумел бы установить связь между пропажей немецкого следователя, двумя офицерами и одним сержантом РОА. Пожалуй, лишь загадочное исчезновение служанки Елены могло натолкнуть на какие-то мысли, но девушка в настоящий момент была надежно спрятана.
План был неплохой и, главное, толково исполнен. Оставалось лишь реализовать его финальную, самую приятную часть — распределение призов.
На импровизированной лавочке, а проще говоря, доске, установленной на двух негодных, перевернутых ведрах, сидели Свиридов и Илюхин. Лейтенант смолил сигареты одну за другой. Сержант флегматично рассматривал розовеющее на востоке небо и, сложив руки на груди, делал вид, что его совершенно не волнует, вернется ли покинувший их Самойлов и сдержит ли данное слово.
— Сегодня они придут, — заметив направление взгляда Илюхина, мрачно спрогнозировал Свиридов. — Сначала пикировщики, потом танки.
Не прекращая любоваться на полосатый, розово-красный восход, сержант выразительно пожал плечами. Разговорчивость и уверенность в собственной правоте остались в прошлом. У него будто бы кончился завод, как у игрушки, и теперь он вернулся к своему традиционному молчаливому состоянию.
— Надеюсь, сегодня действительно будет последний день, — продолжил Свиридов. Лейтенант явно нервничал и скрывать этого не собирался. — Не знаю, чего там в документах, но мы свое дело сделали, надо бы и лейтенанту ответить тем же!
На этот раз Илюхин не удостоил товарища даже жестом. Смотрел, загадочно улыбаясь, на край появившегося из-за горизонта солнца, и думал о чем-то своем. Свиридов, привыкший к подобной манере сержанта, затянулся последний раз и бросил окурок на землю. Раздавил его сапогом. Толкнул локтем Илюхина:
— Идет.
Сержант с неохотой отвлекся от созерцания прекрасного и посмотрел на торопливо идущего к ним Самойлова. На лице лейтенанта играла радостная улыбка, да и сам он, признаться, производил впечатление довольного жизнью человека. Остановившись перед своими недавними подельниками, Самойлов кивнул:
— Все ушло. Отлично. Сегодня же перевожу вас в резерв командования. Сдадите… что там у вас? Ты отделение, а ты, Свиридов, полномочия. Приказ сделаю через пару часов. Ближе к ночи уйдем. Завтра, наверное, наступление будет, так что от греха, пораньше постараемся исчезнуть. Понятно все?
Дождавшись кивков, Самойлов замолчал на некоторое время. Душа лейтенанта пела и плясала, но при всем при этом не заметить настороженности во взглядах тех, с кем еще несколько часов назад он проворачивал дела, за которые немцы запросто поставят к стенке, Самойлов не мог. Доверие — штука такая… не простая очень. И они имели право сомневаться.
— Если что случится со мной… — Самойлов решил облечь гарантии в иную форму. Ему не хотелось напрямую заводить речь о доверии. Выглядело бы глупо и смешно. — Если что случится, запомните, что вы участвовали в операции Феникса. Потребуйте доставить вас в НКВД. Пусть передадут по инстанции. Вам нужен Дядя Саша. Ему расскажете, что и как вы делали. Операция Феникса. Требовать Дядю Сашу. Запомнили?
