— Русский? — Что-то изменилось в голосе человека. Какой-то переход, заставивший дрогнуть тембр, смениться, на секунду утратить свою властность. Свиридов встретился с ним глазами. Чувствуя, как губы кривит злая улыбка, легким кивком подтвердил догадку.

Русский. И хорошо, что здесь, где бы это «здесь» ни было, это слово сбивает спесь.

Человек оглянулся. Увидев, что за спиной его стоит Илюхин, презрительно усмехнулся:

— Ну, и что вы придумали, отребье? Хотите кнута?

Легавая и один охотник. Это прогулка в одиночку.

Не стали бы расходиться, если их была группа. Или, на худой конец, этот фриц бы позвал на помощь. А он даже не пытается этого сделать.

Свиридов не стал ничего отвечать. Только лишь слегка кивнул Илюхину, и подчиненный ловко сдернул с плеча охотника ружье, обезоруживая его. И едва тот возмущенно обернулся, открывая рот для выражения своего негодования, как лейтенант ударил. С удовольствием пробил боковой в челюсть, в секунду выключив соперника.

Я уже начал волноваться. Сами посудите — раньше Бон отсутствовал… ну час, максимум два. Тут же вообще полдня ни слуху ни духу. Мысли в голову приходили всякие, и преимущественно траурного характера. Я даже с Ульрикой общался постольку поскольку. И хорошо, что она меня прекрасно поняла, не обиделась, а сама серьезно обеспокоилась судьбой моего товарища.

Вот, рассуждая трезво и взвешенно, кто я тут без Бона? Себе я не боялся признаться — полный ноль. Удивительное дело, но за эти несколько дней наци, которого я в своем мире, мягко говоря, совершенно не уважал, неоднократно спасал мне жизнь. И ухаживал за мной, как будто я был какой-нибудь его «белый брат». Простите, мне меньше всего хотелось именно сейчас касаться идеологии, но такова действительность.

Короче, я был уже на взводе. Ульрика за стеной подавленно молчала, а я сам, нервно прохаживаясь по камере, строил всякие фантастические планы побега и мести всему селу, городу или деревне, в общем, тому месту, где я оказался. Не сказать, что планы были совершенно уж невероятные, но для меня, в моем нынешнем состоянии, они были однозначно невыполнимы.

Спас местечко от гипотетического уничтожения сам Бон своим появлением. Вы будете смеяться, но я на полном серьезе сдержал себя от киданий на грудь и скупых мужских слез. Тем не менее встал и подался слегка навстречу. Бон выглядел внешне вполне здоровым и вменяемым. Увидев меня, мой товарищ по иноземелью и иномирью предостерегающе поднял ладонь, удерживая меня от излишних проявлений чувств, и прошел к собственным нарам.

Опустился, все так же скучно глядя в пол, затем поднял глаза и совершенно неожиданно подмигнул мне.

— Тебя били? — вполне резонно предположил я. Бон покачал головой, давая отрицательный ответ, и тут же огорошил меня:

— Нельсон, я нашел тебе работу. Будешь ловить и продавать рабов, грабить крестьян и нападать на конвои. Как тебе?

Несмотря на шутливое заявление, выглядел Бон абсолютно серьезно. Похоже, и мне нужно было проникнуться. Вероятно, вербовка, или что там, первичный контакт, состоялись. Тем не менее удержать язык за зубами я не смог и, в силу своей язвительности, ответил:

— Ништяк. Не зря юрфак окончил.

— Ну да, ты шел к этому все свои двадцать два года, — поддержал Бон. — Я на серьезе. Есть предложуха вступить в местный отряд и заниматься вот этими славными вещами — грабежи, разбои, последующая распродажа краденого. Как ты на это смотришь?

Показывая, что запас шуток еще не исчерпан, я добавил в своем ключе:

— Если об этом узнает Ульрика, она перестанет кормить нас колбасой!

На этот раз юмор отзыва у моего товарища не встретил. Он задумчиво вытянул губы, отвел глаза в сторону, расфокусировав взгляд. Собственно, мне изначально было не очень смешно. Бон, помолчав минуту, принялся за рассказ.

В общем, наши недавние прогнозы оказались до удивления точны. Мы были в …опе. Это славное место характеризовалось параноидально-шизофреничными особенностями и блестяще подходило для индивидуумов со склонностью к суициду и мазохизму. Начнем с того, что, в общем, Ульрика была права. В действительности война началась на год раньше, чем привыкли считать мы, в 40-м. Длилась она примерно два с половиной месяца, до конца августа. И этот пункт тоже не вызывал у меня нареканий: в моей истории, в моем мире, кадровые части РККА в большей степени были уничтожены и разгромлены как раз к началу сентября. Видимо, здесь ситуация была похожей. Как пояснил Бон, вся европейская часть России была включена в состав Третьего рейха, поделена на области, районы, и, кроме того, союзные советские войска получили в свое владение деревни и небольшие городки.

Деревня, ой, сорри, конечно же, хутор, в котором мы временно подзадержались, принадлежала казакам. Ага, казакам. Бон и сам не очень понял систему, по которой они формировались, однако раскусил, что главный тут казачий полковник Лешко. Хорошо еще не атаман! А то, знаете ли, можно было ожидать… Лично я сразу провел аналогии на тему казачьих частей Вермахта в нашем мире, и после недолгой дискуссии Бон со мной согласился. В нашей реальности хватало примеров коллаборационистов самых разных мастей, и пусть будут казаки — по большому счету это неважно.

В общем, казачья деревня, тьфу ты, казачий хутор располагался в живописном месте, недалеко от, вы не поверите, современного нам Курска. Да, вот такие дела, Ульрика хорошенько дала маху с определением нашего географического положения. И Оскол на Волгу мягко говоря, ну никак не тянул. Я, честно говоря, здесь не бывал, но прекрасно представлял места, и ближайшей крупной рекой мог считаться только Дон. Волга была далековато. Да, кстати, местный населенный пункт незамысловато назывался Казачий Хутор Лешко. Без лишней помпезности и совершенно ненужного пафоса.

Занимались эти самые казаки, вы не поверите, выполнением щекотливых поручений различных противоборствующих сил региона. После опять же недолгого обсуждения мы сошлись с Боном в том, что казаки выполняют роль местных наемников, кондотьеров и солдат удачи. Пищу для размышлений нам дало как раз недавнее нападение на колонну, в которой пылили и мы. Есаул Стрижевский, объясняя Бону специфику его службы в казаках, упомянул о заданиях в первую очередь металлургического комбината. Насколько лично я помнил, в этих местах на момент ВОВ существовал лишь липецкий комбинат.

Судя по всему, его и имели в виду. Хотя я наверняка утверждать не буду, во всей этой истории было много темных пятен. Почему именно казаки, почему им позволено громить немецкие колонны, почему их не раздавят, собравшись с силами, ну и еще несколько подобных «почему», не пришедших мне в голову сразу.

Но главное мы выяснили. У Бона наконец спросили и о его воинской специальности, обосновав интерес широким спектром задач, которые будут перед ним поставлены. Засады, минирование, лихие налеты на колонны и деревни с целью угона в полон жителей, грабеж и другие милые шалости.

Высказавшись, Бон внимательно посмотрел на меня и вопросительно дернул подбородком. Понять его было немудрено. Тем не менее он через пару секунд добавил:

— Ну, что будем делать, Нельсон?

Подавив первое желание пожать плечами, я усмехнулся. На моей памяти это был первый раз, когда Бон спросил мое мнение. Хотелось озвучить эту догадку, но я не стал. Сейчас действительно было уже не до шуток. Вернее, любая, даже самая искрометная острота не снимала с меня ответственности выбора.

— Знаешь… — чуть протянул я. — Не думал, что ты когда-то меня спросишь, что мы будем делать. Мы вместе — ты и я.

Бон ничего мне не ответил. А я и не ждал. Просто не мог не поделиться этим открытием.

Бон молчал, и я тоже не произносил ни слова. Не потому что мне нечего было сказать, а потому, что я, может, впервые в жизни, не мог облечь свои чувства в слова. И тут мой товарищ пришел на помощь. Неожиданно? Да какое там неожиданно… Вот уж не думал, что наци будет спасать меня из раза в раз, таскать на себе, да еще и подбирать за меня слова.