Свиридов скептически ухмыльнулся. Одно дело — через партизан возвращаться. Другое — сдаваться передовым частям. Шансов, что не хлопнут, мало. Еще меньше — что комиссар вообще слушать будет, тратить время. Понятно, отчего говорил подобное Самойлов. Вот только практической пользы от этого было немного.

Илюхин настороженно поднял руку. Свиридов, посмотрев на него, обратил внимание, что его товарищ сосредоточенно морщится и крутит головой, будто бы во что-то вслушиваясь.

— Что? — обеспокоенно поинтересовался лейтенант, следуя примеру, и тоже оглядываясь по сторонам. Неужели кто-то подслушивает?

Нет, рядом никого не было. Может, и затаился кто-то неподалеку, но расслышать их негромкий разговор в шуме и гвалте настороженного, отступающего города было невозможно. Грохочущая железка, крики и команды со склада неподалеку, шум моторов.

Шум.

Моторов.

Два последовательных, громких хлопка. Над зданием склада, выполняющего роль казармы для батальона, взвились две ярко-красные ракеты-указатели.

— Суки! — прошептал Свиридов, стремительно бледнея, и вцепился пальцами в собственное колено.

Развернувшийся Самойлов, провожая взглядом взлетевшие дымные ракеты, наткнулся глазами на увеличивающиеся с каждым мгновением, заходящие со стороны солнца точки.

Не нужно быть гением. Две красные ракеты четко обозначали цель, и какая-то скотина наводила именно на их бараки. На шесть сотен спящих парней, которые должны были стать последним и единственным оплотом защиты для города. Оттого подсветка взвилась над зданиями ничем не примечательных складов, а не над жизненно важной артерией железнодорожного вокзала. Тот, кто обрекал на авианалет восточные батальоны, прекрасно знал, что делает.

Самойлов, сорвавшись с места, бросился в сторону барака, набирая воздух в легкие и голося:

— Тревога, воздушная тревога!

Свиридов дернулся было за ним, но тут же был остановлен Илюхиным. Сержант вцепился в лейтенанта так, что чуть было не оторвал воротник.

— Туда! — резко указал он на узкую ремонтную яму в дальнем конце двора, предназначенную для обслуживания автотранспорта. Идеальная щель-укрытие. Взглянув последний раз на вбегающего в казарму Самойлова, Свиридов согласно кивнул. И вслед за Илюхиным побежал в совершенно противоположную складу сторону — к ремонтной яме. Едва лейтенант и сержант успели добраться до щели и спрыгнуть в нее, как с вырывающим мозг ревом на цель зашли штурмовики. Через несколько секунд и склады, и площадь для разгрузки перед ними утонули в разрывах авиабомб. Зенитное прикрытие города располагалось в ключевых точках — вокзале, рядом со штабом, и на месте хранения ГСМ. Казармы батальонов РОА не имели никакой защиты. Это позволило русским штурмовикам сделать несколько заходов. Израсходовав бомбовый запас и оставив после себя горящие руины, советские летчики ушли без потерь.

В результате авианалета два батальона РОА перестали существовать как боевые единицы. Большая часть бойцов погибла, а остальные были в той или иной степени ранены. Те, кому посчастливилось выжить и не получить серьезных травм, были сведены в маршевую колонну и эвакуированы на запад. Тяжело раненные остались в госпитале города и были захвачены ворвавшимися на следующий день в населенный пункт отрядами Красной Армии.

Самойлов при бомбардировке погиб. В этом Свиридов и Илюхин убедились лично, помогая разбирать завалы и обнаружив его обгоревшее тело практически сразу за порогом.

Вычерченная от руки схема с прямоугольниками и квадратиками заполнялась именами. В нее, настоящую квинтэссенцию собранных данных, человек записывал лишь фамилии и звания. Все остальное — примерный хронологический набросок событий, собственные мысли, гипотезы и домыслы, оригинальные документы, доставленные лишь сегодняшним вечером, — хранилось отдельно.

Следует признать, что добытая Фениксом информация стала краеугольным камнем и была взята за основу при написании доклада. Все остальное, все данные, что стекались к человеку, могли лишь подтвердить материалы из перевязанной тесемками папки да уточнить какие-то иные, не слишком существенные детали.

Это был хороший ход. Рискованный, но полностью себя оправдавший. Едва забрезжила возможность, в ту же секунду был нанесен роковой удар. Офицер, отправившийся из Львова, должен был допросить нескольких раненых бойцов по поводу эксцесса, произошедшего в их части.

А ведь причиной столь спешной поездки могло быть что угодно — самострел, ссора с применением оружия, невыполнение приказа командира. Или расстрел мирных жителей.

Человек не побоялся взять на себя ответственность и связаться с агентом, поручив ему любой ценой перехватить офицера. Добиться от него показаний. Вывернуть наизнанку, если получится. И затем выходить из операции, не заботясь ни о чем, кроме гарантированной доставки полученных данных. Задание было столь важное, что человек не побоялся вытаскивать весьма успешного и довольно давно внедренного агента, приносящего реальную и осязаемую пользу на своем месте.

Сработало. Теперь папка аккуратиста-офицера РСХА [11]лежала на столе, и именно из документов, собранных в ней, человек черпал имена, фамилии и звания, а также любую иную информацию об интересующем его событии.

Потянувшись, мужчина встал со стула и неторопливо подошел к окну, отодвинул штору. Сумерки, скрадывая детали и размывая четкие черты, ложились на город. Все еще действующее затемнение не позволяло использовать яркие фонари, и лишь кое-где, вдоль улицы, еле тлели лампы вполнакала.

Человек приналег на раму и, дернув ее, открыл окно. Августовская вечерняя прохлада, напоминающая о скорой осени, дохнула ему в лицо. Мужчина втянул свежий, пахнущий пылью воздух в легкие. Упершись руками в подоконник, высунулся в окно, бесцельно глядя по сторонам. Дорога, дома напротив, скромные палисадники вдоль них. Казалось бы, на что новое можно рассчитывать, если почти месяц, и день и ночь, картина за окном совершенно не менялась.

Впрочем, человек не думал об этом. Упершись взглядом в надвигающуюся черноту, мужчина старался заглянуть в будущее.

Схема, с таким старанием и тщанием изготовленная им, станет лишь приложением к докладу. Небольшим наглядным графическим пособием. Возможно, кому-то она будет интересна, но не исключено, что ее переделают иным образом, выстроив из имен всего лишь список. Это не страшило.

Основные данные будут готовы к завтрашнему утру — на двух или трех листах, и в девять часов доклад будет представлен по инстанции. А схема… схема — всего лишь приговор. Его личный приговор половине офицеров и части унтер-офицеров немецкой саперной роты. Их имена и фамилии завтрашним днем будут занесены в черный список. Через несколько дней на них всех без исключения будет объявлена охота. Как на диких зверей, однажды переступивших черту и теперь подлежащих безусловному уничтожению.

Мужчина, закрыв окно и задернув штору, вернулся за стол. Придвинул к себе наполовину исписанный лист и письменный прибор. Окунул перо, старательно счищая о край излишки чернил. Секунду, другую…

Нужно было писать, но человек не мог отвлечься от лежащей правее схемы. Имена, выведенные на немецком, притягивали его взор. Будто бы за каждым из них, старательно собранным из букв, открывалась дверца, ведущая в никуда. В черный провал ада.

Почувствовав, что еще мгновение и излишне сильно сжатые зубы могут просто потрескаться, мужчина отвел взгляд от листа. Положил перо в чернильницу и закрыл лицо ладонями, энергично массируя его. Спокойствие. Несмотря на все, что удалось узнать, следует сохранять спокойствие. Нельзя поддаваться эмоциям.

Вы выбрали войну на уничтожение. Возвысили себя над собственными законами. Сравнили с божествами и решили присвоить себе их права.

Что ж. Познакомьтесь с нашим методом войны.