«Приключение», конечно, не смертельное. Далеко «не». Особенно учитывая нашу подготовку в космодесанте. Но неожиданное. И неприятное. Да ещё стервец этот пасть раздвинул до ушей. Улыбается, значит. Смотрит, как мы к его ногам подкатываемся.

Он-то, зараза, уже тут стоит. Мгновенно перенёсся. Поджидает…

Неудивительно, что Биток взбеленился.

Я как-то не сразу поняла, что в отличие от меня сержант Биток и не тормозит вовсе: напротив, ногами отталкивается, скорость увеличивает да к Корнелиусу рвётся. Что на песке сделать непросто. Очень!

И узел бедняга свой где-то потерял. Там у него от еды что-то оставалось. Прямо фишка у человека какая-то. Подумаешь, еда… Правда, в его последнем десанте, на Шуне, что-то приключилось. Голодали они.

О! Докатился… так в подкате и двинул Корнелиуса ногой в колено.

Жаль, конечно: ботинки наши флотские через пять минут после высадки на планету в кисель превратились. А потому второй месяц ходим в сандалиях: кожа да материя.

Местный фасон: сносу не будет целый сезон.

А что тут зимой носят и какие тут вообще зимы – придёт время, узнаем. Потому как влипли мы. И похоже, навсегда. Сделали нас, вот что. Вот эти самые наги и сделали. Как? Понятия не имею. Только нагия их превратила все наши полимеры вместе с нефтехимией – от охлаждающей жидкости до изоляционной оплётки проводов – в студень. Даже ботинок, черти, не оставили. Кто бы мог подумать, сколько синтетики было в одежде! Нагишом из остатков челнока вылезали…

И ни одного работающего прибора. И сигнал бедствия послать не можем. Нечем.

Десантный челнок – на свалку, связь со звездолётом – в утиль, нас – на вечное поселение, что на деле означает те же утиль и свалку, только с возможностью мучений. Большой-большой возможностью… Да и сами мучения предполагаются изрядными.

Кстати, о муках. Кажется, к этому пункту программы мы только что подошли вплотную. Ногу достойному Корнелиусу уважаемый Биток, ясное дело, сломал. Для этого ему ботинки не нужны. Хороший такой удар. Вся масса тела моего сержанта в нём. И масса эта, скажу я вам, немалая. Да и скорость… Масса на скорость… страшная штука!

Крепкий, в общем, у меня Биток. И скорый.

Корнелиус, конечно, тоже на ботаника не похож, но… хрустнула кость, зараза! Уж больно в подходящее место Биток целил: даже если кость уцелеет, всё одно сустав из сумки выскочит. И будет ходить достойный Корнелиус с одной из коленок, вывернутой в сторону, противоположную движению.

Ведь, ежели Биток во что-то целит, обязательно попадёт. Есть у моего сержанта такая характерность. Приятная для меня, впрочем.

Противник? Обездвижить и добить!

Ага. Хрустнула косточка нага. А Биток уже на ногах, кулаком Корнелиусу в челюсть метит. Да только всё. Этот фокус, похоже, только один раз и проходит.

Замер Биток. Замёрз. И я вместе с ним.

А Корнелиус стоит себе и косточками своими похрустывает. Сразу видно: большой любитель этого вида музыки. И по роже ничего не понять: то ли насмехается, то ли от боли скулу воротит. О! Ближе подходит. На своих, значит, на ногах. Без всякой посторонней помощи. И взгляд у него нехороший. Злой какой-то.

– Ни один волос… – напоминаю ему.

Ну вдруг он забыл. Мало ли. Суета… заботы.

– Зачем же «один»? – говорит Корнелиус. Голос у него ласковый, даже нежный. – Пожалуй, я твоему «брату» этих самых волос чуток прибавлю. Чтобы, как вечером обгадитесь со своим зеркалом, предмета нашей душевной беседы надолго хватило.

Повернулся и ушёл. Сам. Ногами. Вот дела!

И сразу отпустило. В смысле, разрешил нам этот фашист двигаться.

– Какого чёрта? – у Битока спрашиваю.

– Он это нарочно сделал, – хмуро Биток докладывает. – О воду ударил, в песке вывалял. Негоже командиру…

– Милый! – И хочу ругать его, а на сердце тепло.

Это ведь Биток меня защищать бросился. Лейтенанта своего. Впрочем, как учили. Не мог Биток по-другому поступить, когда при нём офицера вместе с честью и достоинством Армии роняют. В самом что ни на есть грубом смысле.

– Милый! – говорю. – Они нас «уронили» в ту секунду, как мы приземлились. Дорога наверх нам закрыта отныне и навсегда. И никто за нами не придёт. Никогда. А если не научимся сдерживать гонор и прочие армейские привычки, кончим лягушками в каком-нибудь пруду. И ещё повезёт, если вода будет достаточно грязная, чтобы местные аисты не скоро нас в этой вонючей жиже отыскали на предмет своих гастрономических потребностей.

Совсем я расстроила Битока.

Без разрешения, не дослушав, повернулся сержант и пошёл себе. От песка отряхивается да на руки поглядывает. Впрочем, в правильном направлении пошёл: к стекольной шихте. К нашему будущему зеркалу.

А там уже суета нашего брата, смертного. И всё как-то правильно у них получается. Сделали невысокий бортик по всему периметру расплавленного до плоскости песка, столы рядом понаставили, чаны, баки. И откуда у них столько стеклянных реакторов?

Прошлась я между столами, и сказать мне вроде бы как и нечего: всё правильно делают. Из сахара восстановитель варят, рядом щёлочь мешают, чуть дальше раствор азотнокислого серебра… А Корнелиус уже около чана с сахаром колдует. Ну да, на сладкое… Смотрю – желтеет. Может, и вправду они со временем так же работают, как наши гончары, скажем, красоту из глины давят?

Кстати, о красоте.

После всей этой акробатики не мешало бы и в порядок себя привести.

Я же не Биток, который фиолетовую макушку ладошкой пригладит и будет считать, что всё в порядке. У меня-то «порядок» другой. А то что условий нет… так на то и трудности, чтоб было что превозмогать.

Посему возвращаюсь к берегу, вытряхиваю песок из волос, снимаю одежду… на предмет чистки и водных процедур. И на аборигенов мне плевать. Пусть смотрят и завидуют, инопланетяне хреновы. И вообще, может, хоть так урон врагу нанесу. Язвой желудка или фантазиями там какими нереализованными…

А кругом – красота! Фиолетовое небо, бирюзовый залив, на другом берегу – в километре, не больше, – дворец стоит. Они его царь-домом называют. Тоже ведь занятная штука – ни города, ни строений, только дура эта белокаменная в одиночестве: два десятка золотых куполов. Кругом – тот же песок кварцевый на солнце выблёскивает… Ну и с десяток галер рядом с дворцом: делегации со всех сторон света прибывают, вопросы, значит, с цариком решать.

А если смертный на страх свой собственный рискнёт поприсутствовать, то милости просим, одна беда: жизнь и здоровье никто не гарантирует…

Поднимаю голову: в зените, прямо надо мной, – продолговатая звезда. И свет дневной ей не помеха. Это звездолёт наш на стационарной орбите отдыхает. Межзвёздный катер «Лидор». Сам-то невелик, но котёл работает только в движении, а так, на орбитальной висячке, – гелиоконцентратор распускаем в целях утилизации энергии ближайшей звезды, площадь – один квадратный километр. Экипаж – четыре человека. Капитан, он же штурман, он же пилот. Двое техников и кок (партии куда пошлют, всегда на подхвате. Ещё два пассажира. Были. Мы с Битоком. Собственно, главное оружие дальней разведки… Главное? Единственное!

Ведь это мы раздвигаем горизонты человечеству. Мы первыми садимся на планеты. И только по нашему особому разрешению приходит сюда штатский люд: кто для торговли, кто на поселение, кто для исследований всяких, поисков приключений-на-свою-задницу…

Вот этот самый энергозаборник инопланетяне «клыком дьявола» и прозвали. Само лицо, значит, не видно, а зуб этот чёртов торчит. Поэты, стало быть, романтики…

Солнце полдень перевалило. Ещё три-четыре часа – и состоится очередная передача. Последняя. До сих пор передавали одно и то же: инструкции, что нам с Битоком нужно делать, чтобы экипажу было удобнее нас тут похоронить. Да. Такие дела. Не радостные, прямо скажем, наши дела. Мои и сержанта моего Битока.

Корабельный комп опознает и отличит от мёртвого вот так: на расстоянии ста километров. И пока мы живы и здоровы, он нас не оставит. Вместе с кораблём и с извозчиками, разумеется. Не могут они улететь без нас. В полном соответствии с программой: раненых не бросаем! Ну разве что раненые сами об этом попросят. А как нам просить-то? Из средств связи можем предложить только булыжник и корпус челнока. Получится, конечно, громко. Только, думается мне, оттуда, с орбиты, им всё равно не разобрать, чего я тут морзянить буду.