ВОЗВРАЩЕНИЕ 1 Пароход подходит к пристани, Пеня белые бугры, И висит звезда над зубьями Митридатова холма. От ладоней пахнет сыростью, Губы солоны на вкус; Я вернулся, — и неведомо, Для чего вернулся я. По лобастому булыжнику Рыбный рынок прохожу, Где уже считают выручку, У фонариков клонясь. И сквозь темные проулочки В портовую пустоту Вдруг пахнет с бульвара музыкой И акацией пахнет. Мне домой идти не хочется, Да и незачем домой; Вот кофейня, сяду к столику, Папиросу раскурю. Из окошек слышно щелканье Лаконических шаров… Это будни, лето, молодость, Одиночество мое. 2 Я в окошко стукнул пальцем, Под окошком пес лайнул, И твой оклик нежным жальцем Каплю меда протянул. И как тучка голубая, В пенной пряже серебра, Ты ко мне, плащом порхая, Полетела из двора. Легкий стан твой, как бывало, Дрогнул у моей груди, – И желанное настало, И былое — впереди! 26. VI.1943 — 8.VII.1943. Фрунзе «В детстве у меня была картинка…» В детстве у меня была картинка, Точно пламя спирта, голубая: Синевой размытая каюта, И раскрытый в ширь иллюминатор, И спокойный человек в коротком Голубом камзоле чуть откинул Пудреную голову, подставив Блеску утра вырезные губы… Я его во сне видал подолгу, Я — и так бывало — ночью плакал, Что не быть мне в голубом камзоле, Что вот так не изогнутся губы. А теперь, теперь я тихо знаю, Что и он, плывя от бурь Конвента К ясным берегам Луизианы, С болью думал обо мне, грядущем. ИЗ-ЗА ЗАБОРА Пустяки… Обычный домик С галереей светлоглазой, С улицы одноэтажный, Двухэтажный со двора; Там старинные стояли Сундуки в наклейках пестрых; Видно, кто-то возвратился Издалека в отчий дом. Двор, когда-то садом бывший, Плел бурьянные тропинки, Гнулся грушей одичалой За серебряный забор, А за ним пустырь полынный, Завитки речушки мелкой, И китайский ветхий мостик Спину горбил над водой. Там я мальчиком шатался, Драл камыш, ловил тритонов И не видел в черных окнах Никого и никогда. Но тоскою доживанья На меня дышали окна, – Не паденье ль Дома Эшер Мне угадывалось там? ПАНОРАМА Мы в душной уселись комнатке (По гривеннику за вход) Перед серым прямоугольником Размерами в простыню. На миг мы ослепли: выключен Был свет. Прошуршал холст, И в черной глуби наметился Изрубцованный горный кряж. И кремом яблочно-розовым Блеснул на вершинах снег, И синим яхонтом озеро Загустело и налилось. И меж тонкоперых сосенок, Колоколенку окружив, Забелели по склонам домики, Маленькие, как брелок. И внизу, в нетленной зелени, Над проволочками рельс Фарфоровым бисквитиком Радовался вокзал. И оттуда тихонько свистнуло, Затикало, как в часах, И пяток пигмейных вагончиков Пробежал и юркнул в туннель. И снова всё гаснуть начало, Из-за гор чернота нашла, И булавочными головками Рассыпались огоньки. И вновь пробежал вдоль озера Карликовый экспресс, Сверкнув вишневым фонариком И свистнув, как сурок. И всё погасло. И сразу же Загремел жестяной гром, И лиловая молния дернула Наискось по облакам. И бешенством ливня горного Шумит непроглядный мрак, – И мальчик понял за гривенник, Как прекрасен и крупен мир! СИРОТСТВО Терпкий ветер, день тревожный, Весь белесый, налитой Ледяною последождной Беспредельной пустотой. Два часа. И человеку Места нет и дела нет. В этот час библиотеку Запирают на обед. А на улицах пустынно, На бульварах мокрота, Скучной жизни половина Несомненно прожита. В лужах рябь под ветром резким Палым спрыснута листом; Даже слова молвить не с кем В этом городе пустом. И стоит в тоске отдельной Человечек, сам не свой, Поникая головой У окошка москательной. «Поздно, поздно, Георгий!..» Поздно, поздно, Георгий!.. Ты пятый десяток ломаешь, Стала зубы терять клинописная память твоя, Стало слово черстветь, а ты всё о бессмертной мечтаешь О поэме твоей, о «венце» твоего «бытия»… Жизнь ты жадную прожил: встречался ты с морем и небом; Ты, прильнув к телескопу, Сатурны и бриги следил; Был под пулями ты; революции благостным хлебом Ты жену молодую и звонкую музу кормил. Ты с Верхарном дружил; ты с Гюго заседал в трибунале Всех легенд и веков; ты легко на эстрады взлетал, И стихи твои с них от Москвы до Тбилиси звучали, И шампанским прибоем взметался навстречу им зал. Ты спокойно входил к знаменитым поэтам эпохи; Ты с Валерием спорил, с Максимилианом на «ты» Пил согдейским вином, тех пиров оброненные крохи Подбирали другие в свои золотые листы… А теперь — и закат! Проживешь ты, надеюсь, немало: Ты двойного заряда, ничем не болел никогда, Но мечта о бессмертной поэме (ты видишь?) увяла; Мир — тебя обгонял, а твои уходили года… Не жалей! Поклонись всем дарам равнодушной природы, Что дала тебе радость по чудному миру пройти Братом вечной красы и любовником вечной свободы, Звезды, бури и песни встречая везде на пути! |
