«Ну что же — нарзаном, гимнастикой, душем…» Ну что же — нарзаном, гимнастикой, душем, Стихами, бездельем, шикарным бельем Заслоним, закроем, зароем, задушим, Задавим, растопчем, сгноим, заплюем… Всё к дьяволу! Жизни осталось немного, И эти ли годы мне к юбке склонить? Я компас ломаю: мне всюду дорога; От гроба до грога протянута нить. Но помнишь, как было? И видишь, как стало? Но ты не увидишь и ты не поймешь: Любовь над тобой лишь фокстротом свистала, И только десертную знала ты дрожь. Когда запорожцы стояли под Дубном, Прекрасной полячке всё отдал Андрий. Но ты не полячка; ты ангелом клубным Сумела пройти средь военных стихий. Конечно, мы глупы, мы тянемся к тайне; Под кожей атласной мы рады найти Die Kleine, die Meine, die Eine, die Reine, И вдруг спотыкаемся на полпути. И вдруг осязаем смятенной рукою Не нежность, а пудру, не душу, а тюль… О, мне ли томиться тобою, такою? Есть ритмы, и зори, и пение пуль. «Она ушла, Омфала…» Она ушла, Омфала, Наиздевавшись всласть. А Гераклу жаль, что мало Ему удалось попрясть. Да, смолкла навеки прялка, Да, истощилась нить, – И Гераклу глупому жалко, Что веревку ему не свить. Что, сидя на стыдной лавке, О вечной забыв борьбе, Он ни бича, ни удавки Не сплел ни ей, ни себе. Но в мире не всё иссякло, – Найдутся львы и быки Для палицы Геракла, Для гневной его руки. Украшенный львиным зубом И бычью жилу сжав, Он диким пойдет и грубым Заснуть средь горьких трав. И снова, как бывало, Железо глянет из глаз… Не подходи, Омфала: Смех удается раз! РОБАЙ Из кованой парчи твои крыла, бабочка, И у моей свечи ты их сожгла, бабочка, Но не погибла ты, влетя к поэту: Все разнесут лучи, что ты жила, бабочка. КОНЕЦ ИНДИВИДУАЛИСТА Я знал его. Он был умен, как бес, – Неотразимый спорщик, скептик, циник, Любитель женщин, вечный именинник, Ниспровергатель всех семи небес. Потом состарился, иссох, как финик, Но всё язвил и шел всему вразрез, Гремел, громил и наконец — исчез И отыскался в тихом мире клиник. Я посетил его. Был ясный день, Порхали бабочки из света в тень, И коридор был весь в гирляндах света. Вошел я и — зубами стиснул крик: Веселый голый маленький старик На четвереньках нюхал у клозета. ОТРАЖЕННОЕ БЫТИЕ О тебе. О таком. Который Кем-то выдуман. Как во сне Управляет большой конторой С гиацинтами на окне. Кто глядит, как несут корзины С океанского корабля: Груз мушката, кофе, резины, Чем богата твоя земля. Кто лежит, нестерпимо болен, Равнодушен к земным плодам, И кому с резных колоколен Отряхает звон Амстердам. О тебе. Кто лежит и жалко На весенний глядит каштан Из-за факелов катафалка: Бедный-бедный Каннитферштан! СОБАКА Я ухожу, и ты не знаешь, Куда я ухожу теперь. Ты терпеливо ожидаешь: Когда же снова стукнет дверь? В твоем сознании померкшем, Тоской покорною полны, Плывут о давнем и умершем Собачьи медленные сны. Судьбы ведь не переупрямить, Хозяина не воротить, И всё разматывает память Ослабевающую нить… Вот я вернусь, и ты — метаться, Лизать мне руки, лаять зря: Готово сердце разорваться, За скудный дар благодаря. Но день пройдет, — уйду навеки, Мой шаг не прозвучит опять, А ты — года, смежая веки, Всё будешь слушать, верить, ждать… МОЛОХ Ночь, пустырь, осенний дождик. Над понурыми домами Мукомольня паровая Пять возносит этажей; Желтой угольною лампой На углу окошко светит; Подхожу к нему, к решетке Приникаю и гляжу. Там в желточном мутном свете Приводные ремни пляшут, Там эксцентрики — ладони Потирают не спеша, Там, поглубже, в полумраке, Рукава куда-то всходят, Как чудовищный кишечник Раздуваясь и урча. И выходит в белой блузе Мелолицый и бесшумный, В три погибели согбенный, Куль влачащий человек… Я в гимназии немало Видел разных прокламаций, Но теперь лишь — телом! — понял Слово жадное: Молох. ПЛЕН Ночь, как в шахте. Влажный мрак. Странный пряный винный запах. Клином в черной ртути влаг Фонари торчат на трапах. Нагибаюсь через борт: Мрак безглазый правит миром; Дальний берег распростерт, Световым отбит пунктиром. И оттуда в кровь плывет Всё отравней и капризней Арф гавайских струнный мед, Не вмещающийся в жизни. И дымит в глазах дурман: Там бы… с кошкой той проклятой!.. А над островом вулкан Пышет в небо розой мятой. |
