Никакими гонениями невозможно скрыть ни от наших глаз, ни от глаз истории тех страшных преступлений, которые вы совершили. Никакие гонения не заставят нас хоть на миг потерять из виду тот образ правления, который вы установили на следующий день после переворота: непрекращающийся банкет католиков и солдафонов, разгульное празднество митр и киверов, единение духовной семинарии и казармы в шумных оргиях, мешанину расстегнутых мундиров и залитых вином сутан, пирушку епископов и капралов, где никто уже ничего не соображает: Сибур сыплет проклятиями, а Маньян молится, священник режет освященный хлеб саблей, а солдат пьет из дароносицы; никакие гонения не заставят нас хоть на миг потерять из виду неизменный фон, на котором развертывается ваша судьба: великую хиреющую нацию, гибель света, озарявшего весь мир, запустение, безысходную скорбь, чудовищное вероломство, Монмартр — эту гору, высящуюся на вашем зловещем горизонте, недвижное облако дыма от расстрелов на Марсовом поле; там — черные треугольники гильотин 1852 года, а здесь, у наших ног, во мгле — океан, и пенящиеся волны уносят вдаль трупы тех, кого вы сгубили в Кайенне.

О! Проклятия, которые произнесут грядущие поколения, тоже подобны морю, и память о вас, словно омерзительный труп, навеки сгинет в пучине.

О несчастный! Есть ли у вас хоть смутное представление о том, что души людей отвечают за злодеяния, совершенные ими при жизни? Что ждет вас завтра? Что ждет вас на земле? Что ждет вас в могиле? Что вам предстоит? Верите ли вы в бога? Кто вы такой?

Иногда, ночью, мучась бессонницей — ведь когда родина спит, изгнаннику не заснуть, — я гляжу на Францию, черной громадой вырисовывающуюся вдали, я гляжу на извечный небосклон, олицетворяющий извечную справедливость, я вопрошаю мглу о вас, я вопрошаю мрак господень о том мраке, который водворили вы, и, внимая великому безмолвию вселенной, я проникаюсь жалостью к вам, сударь.

Виктор Гюго.

Три изгнанника — неустрашимый и красноречивый писатель Рибейроль, благородный депутат римского народа Пьянчиани, мужественный узник Мон Сен-Мишеля Тома — только что высланы с острова Джерси.

Это серьезное дело. Кто виден на поверхности? Английское правительство. Кто скрывается в глубине? Французская полиция. Рука Фуше может надеть перчатку Кэслри; свидетельство тому — это событие.

Государственный переворот начал свое наступление на английские свободы. Англия дошла до того, что изгоняет изгнанников. Еще один шаг — и Англия станет придатком французской империи, а Джерси — кантоном округа Кутанс.

В этот час наши друзья уже уехали; высылка совершилась.

Потомство оценит этот факт; мы лишь констатируем его, мы принимаем его к сведению. Если оставить в стороне оскорбленное право, насилия, объектом которых мы являемся, вызывают у нас улыбку.

Французская революция продолжается; французская республика воплощает право; будущее неотвратимо. Какое же значение может иметь все остальное? К тому же, что означает эта высылка? Еще одно украшение в уборе изгнания, еще одно отверстие в знамени.

Не должно быть, однако, никаких неясностей.

Вот что мы, изгнанники Франции, говорим вам, английскому правительству:

г-н Бонапарт, ваш «могущественный и сердечный союзник», по закону не имеет права ни на какое иное положение, кроме положения человека, которому предъявлено обвинение в государственной измене;

г-н Бонапарт уже четыре года находится под действием приказа о предании суду, который подписали председатель Верховного Суда Ардуэн, судьи Делапальм, Патайль, Моро (от департамента Сены), Коши и который скрепил генеральный прокурор Ренуар;

г-н Бонапарт, будучи должностным лицом, принес присягу республике и нарушил ее;

г-н Бонапарт поклялся в верности конституции и разорвал конституцию в клочья;

г-н Бонапарт, обязанный блюсти все законы, преступил все законы;

г-н Бонапарт бросил в тюрьмы неприкосновенных народных представителей — депутатов — и разогнал судей;

г-н Бонапарт, спасаясь от суда, делал то, что делает преступник, спасаясь от жандармов, — он убивал;

г-н Бонапарт рубил саблями, обстреливал картечью, уничтожал, избивал днем, расстреливал по ночам;

г-н Бонапарт гильотинировал Кюизинье, Сираса, Шарле, виновных в том, что они оказали содействие исполнению приказа о предании его суду;

г-н Бонапарт подкупал солдат, подкупал чиновников, подкупал судей;

г-н Бонапарт украл имущество Луи-Филиппа, которому он был обязан жизнью;

г-н Бонапарт сажал в тюрьмы, грабил, конфисковывал, терроризировал совесть людей, разрушал семьи;

г-н Бонапарт ссылал, прогонял, изгонял, высылал; он отправил в Африку, в Кайенну, в изгнание сорок тысяч граждан, к числу которых относятся и подписавшие эту декларацию.

Государственная измена, лживая присяга, клятвопреступление, подкуп чиновников, аресты граждан, грабеж, воровство, убийство — все это преступления, предусмотренные кодексами всех народов и наказуемые в Англии эшафотом, а во Франции, где республика отменила смертную казнь, — каторгой.

Суд присяжных ожидает г-на Бонапарта.

Отныне история говорит ему: «Обвиняемый, встаньте!»

Палачом французского народа и союзником английского правительства является император-преступник.

Вот что мы говорим.

Это же мы говорили вчера, и большая часть английской прессы говорила это вместе с нами; это же мы будем говорить завтра, и потомство единодушно скажет это вместе с нами.

Вот что мы будем говорить всегда, мы, имеющие лишь одну душу — истину и одно слово — справедливость.

А теперь — высылайте нас!

Виктор Гюго

и еще 35 подписей французских,

австрийских, немецких, польских,

итальянских изгнанников.

Джерси, 17 октября 1855

Гернсей, Отвиль-Хауз, 25 ноября

Дорогие соотечественники по великой европейской родине!

Я получил из рук нашего мужественного единомышленника Гарни сообщение, которое вы соблаговолили мне передать от имени вашего комитета и от имени митинга в Ньюкасле. Приношу вам и вашим друзьям благодарность от себя и от моих товарищей по борьбе, изгнанию и высылке.

Не могло случиться, чтобы высылка с острова Джерси, это изгнание изгнанных, не вызвала общественного негодования в Англии. Англия — великая и благородная нация, в которой пульсируют все животворные силы прогресса, она понимает, что свобода — это свет. А ведь на Джерси только что попытались водворить тьму; то было нашествие мрака, нападение деспотизма на старинную свободную конституцию Великобритании; то был государственный переворот, нагло заброшенный империей на английскую землю. Высылка совершилась 2 ноября, это анахронизм; она должна была совершиться 2 декабря.

Передайте, пожалуйста, моим друзьям — членам комитета и вашим друзьям — участникам митинга, насколько мы были тронуты их благородной и энергичной демонстрацией. Подобные действия могут послужить предостережением и остановить тех ваших правителей, которые в этот час, быть может, намереваются применением позорного закона об иностранцах нанести последний удар старинной английской чести.

Демонстрации, подобные вашей, подобные той, которая только что состоялась в Лондоне, подобные тем, которые готовятся в Глазго, освящают, укрепляют и цементируют не бесплодный, лживый, пагубный, полный пепла союз нынешнего английского кабинета с бонапартистской империей, а подлинный, необходимый, вечный союз свободного народа Англии и свободного народа Франции.

Примите, вместе с глубокой благодарностью, выражения моих сердечных братских чувств.

Виктор Гюго.

Итальянцы, к вам обращается безвестный, но преданный брат. Остерегайтесь того, что готовят сейчас для вас конгрессы, кабинеты министров и дипломаты. Италия в волнении, по всем признакам она пробуждается; она беспокоит и занимает монархов; им кажется необходимым как можно скорее усыпить ее вновь. Берегитесь: они хотят не умиротворения вашей страны — умиротворение наступит только тогда, когда восторжествует право, — они хотят погрузить вас в летаргический сон, хотят вашей смерти. Вам готовят ловушку. Остерегайтесь. Какова бы ни была видимость, не забывайте о реальности. Дипломатия — это мрак. То, что делается будто бы для вашей пользы, на самом деле направлено против вас.