Итак, я был прав, господа: да, в этот час дух государственной мудрости присущ оппозиции, а революционный дух присущ правительству.

Что же такое роспуск палаты?

Это — возможность революции. Какой революции? Наихудшей из всех. Революции неведомой. (Сильное волнение в зале. Ропот справа. Живейшее одобрение слева.)

Господа сенаторы, поверьте мне. Будьте настоящим правительством. Пресеките в корне эту попытку. Начисто подавите этот странный мятеж шестнадцатого мая… (Протесты справа. Возгласы: «К порядку! К порядку!» Продолжительные аплодисменты слева.)

Председатель. Аплодисменты, которыми поддерживают оратора, не помешают председателю исполнить свой долг. Мало того, что вы обвинили часть этой палаты в стремлении к мятежу, вы еще назвали действие, не выходящее за рамки законности, революционным. Председатель выражает по этому поводу свое удивление.

Голос слева. Это пролог революции!

Г-н Валантен. Необходимо было сделать предупреждение!

Председатель. Господин Валантен, вы не имеете слова.

Голос слева (обращаясь к Виктору Гюго). Продолжайте!

Голос справа. Пусть оратор возьмет обратно слово «мятеж»!

Единодушный крик слева. Не берите обратно ничего!

Виктор Гюго. Господа, вам необходимо иметь волю, сильную волю, и проявить ее. Франция хочет, чтобы ее успокоили. Так успокойте же ее. Ее лишают уверенности. Так укрепите же ее. Вы — единственная власть, над которой нет другой власти. В конечном счете на такого рода власть падает вся ответственность. Палата депутатов зависит от вас, вы можете ее распустить; президент зависит от вас, вы можете его судить. Относитесь же с уважением, скажу даже больше — со страхом, к вашему всемогуществу и используйте его во благо. Опасайтесь самих себя и относитесь с осторожностью к тому, что вы собираетесь делать. Собрания, подобные этому, могут либо спасти, либо погубить нацию.

Спасите же вашу родину. (Глубокое волнение в зале. Бурные аплодисменты слева.)

Господа, логика навязанного нам положения возвращает меня к тому, что я говорил вам вначале.

Сегодня важнейшая проблема двух палат, поставленная конституцией, будет решена.

Полезна ли двухпалатная система? Не предпочтительнее ли система однопалатная? Другими словами, нужен ли сенат?

Странное дело! Правительство, намереваясь поставить вопрос о палате депутатов, в действительности поставило вопрос о сенате. (Движение в зале.)

И не менее примечательно то, что именно сенат будет решать этот вопрос. (Одобрение слева.)

Вам предлагают распустить одну из палат. Вы можете спросить себя: «Какую?» (Возглас «Превосходно!» слева.)

Господа, я настаиваю на этом: сегодня от сената зависит умиротворить Францию или взбудоражить мир.

Франция сегодня безоружна перед лицом коалиции всех сил прошлого. Сенат — ее щит. Франция, ввергнутая в авантюры, имеет только одну точку опоры — сенат. Неужели она лишится и этой точки опоры?

Голосуя за роспуск, сенат нарушает общественное спокойствие и тем самым доказывает, что он представляет собой опасность для страны.

Отвергая роспуск, сенат приносит родине успокоение и тем самым доказывает, что он необходим стране.

Так вот, сенаторы, докажите, что вы необходимы стране. (Одобрение слева.)

Я обращаюсь к людям, которые в настоящий момент правят нами, и говорю им:

Если вы добьетесь роспуска, то через три месяца всеобщие выборы вернут вам эту палату.

Ту же самую.

Для вас даже худшую. Почему?

Потому, что она будет все та же. (Глубокое волнение в зале.)

Вспомните о цифре 221. Она звучит как эхо над пропастью, той пропастью, в которую упал Карл X. (Сильное волнение в зале.)

Правительство совершает крайнюю неосторожность, развязывая неведомые силы.

Господа сенаторы, вы отвергнете роспуск палаты. Таким образом вы успокоите Францию и учредите подлинный сенат. (Возгласы «Превосходно!» слева.)

Так можно одним голосованием достигнуть двух результатов.

Этого голосования ждет от вас Франция.

Господа, роспуск палаты таит в себе две опасности: либо мы преждевременно, очертя голову, некоординированным движением, без плавного перехода ринемся в прогресс, и в этих условиях прогресс может оказаться пропастью, либо мы очутимся в не менее опасной бездне, именуемой прошлым. В первом случае мы расшибем себе лоб, во втором — затылок. (Аплодисменты слева, смех справа.) Лучше было бы не падать вовсе. Вы проявите мудрость, которой нет у министров. Не удивительно ли, что правительство дошло до того, что предоставляет нам выбор между двумя безднами! (Сильное волнение.)

Так вот: мы не упадем ни в первую, ни во вторую. Ваше благоразумие спасет родину. О Франции можно сказать, что она не тонет. Если бы наступил потоп, она была бы ковчегом. Да, настанет час, когда Франция победит врагов, как внутренних, так и внешних. Я выражаю здесь не надежду, а твердую уверенность. Что представляет собой коалиция партий в сравнении с всевластной действительностью? Даже если одна из этих партий и захотела бы поставить божественное право над публичным, другая — саблю над голосованием, а третья — догму над разумом, — все равно невозможно в конце девятнадцатого века посадить цивилизацию под арест; конституция — не ущелье, в котором могут укрыться контрабандисты; нельзя ограбить французскую революцию; человеческий прогресс невозможно обобрать, как обирают пассажиров дилижанса. Наши враги могут заключить между собой союз. Пусть! Их союз бесцелен. В переживаемый нами период колебаний и бурь уже сейчас можно различить сквозь глубокий мрак контуры могучей фигуры, которую невозможно свалить с ног. Это — закон, вечный закон честности и справедливости, порожденный общественной совестью; за густым туманом, окутывающим поле боя, на котором мы сражаемся, скрывается победитель — будущее. (Глубочайшее волнение в зале. Аплодисменты слева.)

Наши дети увидят это ослепительное будущее. Но и мы тоже, и при этом с большим основанием, чем древние крестоносцы, можем сказать: «Так хочет бог!» Нет, прошлое не одержит верх! Пусть на его стороне сила, на нашей стороне справедливость, а справедливость могущественнее силы. Мы олицетворяем философию и свободу. Нет, все силы средневековья, сосредоточенные в «Силлабусе», не смогут победить Вольтера; нет, все силы монархии, будь она даже тройственной и будь ока, подобно гидре, о трех головах, не смогут победить республику. (Возгласы «Нет! Нет! Нет!» слева.) Народ, опирающийся на право, это Геракл, опирающийся на палицу.

Так пусть же Франция продолжает пребывать в мире. Пусть народ хранит спокойствие. Чтобы вселить уверенность в цивилизацию, достаточно присутствия отдыхающего Геракла.

Я голосую против катастрофы.

Я отказываюсь санкционировать роспуск палаты. (Единодушные продолжительные овации слева. Сенаторы левой поднимаются и горячо поздравляют г-на Виктора Гюго, возвращающегося на свое место. Заседание прерывается.)

Париж, 19 июля 1877

Дорогие и мужественные сограждане!

Я с волнением прочитал ваше прекрасное послание. Я был счастлив уже тем, что, выполняя свой долг, выполнил его ради вас. Теперь я еще более счастлив. Благодарю вас.

Я буду продолжать свое дело; вы будете опираться на меня, а я — на вас.

Нынешний час таит в себе угрозы; возможно, что период тяжелых испытаний наступит вновь. Мы будем поступать так же, как поступали до сих пор. Мы тоже пойдем «до конца».

Вопреки нашей воле, увы, нас ставят в опасное положение. Что же, поскольку это необходимо, мы принимаем вызов. Что касается меня, то, выполняя долг, я не отступлю ни перед чем. Возвращение из изгнания дает право вновь туда вернуться. А принести в жертву жизнь гораздо легче, чем принести в жертву родину.