Немцы, страшитесь Парижа! Остановитесь в раздумье у его стен. Он способен на любое преображение. Его изнеженность может внезапно обернуться силой; он казался спящим, он пробуждается; как шпагу, извлекает он из ножен идею, и этот город, который вчера был Сибарисом, может завтра стать Сарагосой.

Говорим ли мы все это для того, чтобы вас устрашить? Конечно, нет! Вас нельзя устрашить, немцы. Ваш Галгак противостоял Риму, а Кернер — Наполеону. Мы — народ «Марсельезы», а вы — народ «Закованных в броню сонетов» и «Клича шпаги». Вы — народ мыслителей, который при необходимости превращается в легион героев. Ваши солдаты достойны наших; наши солдаты — воплощение неколебимой храбрости, ваши — воплощение спокойной отваги.

Однако слушайте.

Ваши генералы хитры и искусны, наши начальники были бездарны; вы вели войну скорее с ловкостью, нежели со славой. Ваши генералы предпочитали величию выгоду, то было их право; вы захватили нас врасплох; вас было десять против одного; наши солдаты стоически встречали смерть от вашей руки, вы же предусмотрительно обеспечили себе все шансы на победу; таким образом, до сих пор в этой страшной войне Пруссия одерживала победы, но Франция стяжала себе славу.

Теперь (задумайтесь над этим!) вы рассчитываете нанести последний удар и, воспользовавшись тем, что почти вся наша великолепная армия, обманутая и проданная, ныне полегла на поле битвы, ринуться на Париж; вы, семьсот тысяч солдат, со всеми своими орудиями войны — митральезами, стальными пушками, ядрами Круппа, ружьями Дрейза, вашей бесчисленной кавалерией, вашей грозной артиллерией, — готовитесь обрушиться на триста тысяч граждан, стоящих на крепостных валах, на отцов, защищающих свои очаги, на город, полный дрожащих семей, где есть жены, сестры, матери и где в этот час я, обращающийся к вам, живу с двумя внуками, один из которых еще не отнят от материнской груди. И на этот город, неповинный в возникновении настоящей войны, на этот город, который не сделал вам ничего дурного, а, наоборот, дал вам частицу своего света, на Париж, одинокий, гордый и доведенный до отчаяния, вы обрушиваетесь, словно гигантская волна убийств и сражений! Вот какова будет ваша роль, доблестные люди, храбрые солдаты, прославленная армия благородной Германии! Подумайте же хорошенько!

Неужели девятнадцатый век станет свидетелем чудовищного явления — возвращения просвещенного народа к состоянию варварства? Неужели немцы уничтожат город наций, Германия погасит Париж, страна германцев поднимет топор на страну галлов? Неужели вы, потомки тевтонских рыцарей, будете вести бесчестную войну, неужели вы уничтожите средоточие людей и мыслей, в которых нуждается мир, принесете гибель вечному городу, возродите времена Аттилы и Алариха, повторите, вслед за Омаром, пожар библиотеки человечества, сотрете с лица земли Ратушу, подобно тому как гунны стерли с лица земли Капитолий, будете обстреливать Собор Парижской богоматери, подобно тому как турки обстреливали Парфенон; неужели вы явите миру подобное зрелище, немцы, вновь ставшие вандалами; неужели вас прельщает роль варваров, обезглавливающих цивилизацию?!

Нет, нет и нет!

Знаете ли вы, что принесет вам такая победа? Она принесет вам бесчестие.

Конечно же, никому не приходит мысль запугать вас, немцы, мужественные люди, великодушные воины; но вас можно образумить. Ведь никто не заподозрит вас в том, что вы ищете бесчестия; а между тем вы стоите на грани бесчестия; и я, европеец, другими словами — друг Парижа, и я, парижанин, другими словами — друг народов, предупреждаю вас об опасности, угрожающей вам, мои немецкие братья, ибо я вами восхищаюсь, ибо я вас уважаю и хорошо знаю, что если что-либо может заставить вас отступить, то не страх, а стыд.

Благородные воины, с каким чувством вернетесь вы к своим очагам? Вы возвратитесь победителями с опущенной головой. И что сказали бы вам ваши жены?

Смерть Парижа — какое горе!

Уничтожение Парижа — какое преступление!

Мир погрузится в траур, на вас падет преступление.

Не берите на себя такой ужасной ответственности. Остановитесь.

И, наконец, последнее. Париж, доведенный до крайности, Париж, поддержанный всей Францией, поднявшейся на врага, способен победить и победит; и окажется, что вы напрасно вступили на путь насилия, которым уже возмущается мир. Во всяком случае вычеркните из этих поспешно написанных строк слова — разрушение, уничтожение, смерть. Нет, Париж нельзя уничтожить. Можно еще ценою огромных усилий превратить его в развалины, но его духовное величие от этого лишь возрастет. Обращая Париж в руины, вы сделаете его священным. Разрушение его зданий приведет к распространению его идей. Развейте прах Парижа по ветру — вы добьетесь лишь того, что мельчайшие частицы пепла превратятся в ростки будущего. Превращенный в кладбище, Париж по-прежнему будет возглашать: «Свобода, Равенство, Братство!» Париж — город, но в нем живет бессмертная душа. Сожгите его строения — это всего лишь скелет города; дым пожарищ приобретет форму, станет огромным и живым, поднимется ввысь, и на горизонте народов, возвышаясь над нами, над вами, над всем и над всеми, свидетельствуя о нашей славе, свидетельствуя о вашем позоре, вечно будет стоять это великое видение, сотканное из света и тени, — Париж.

Я сказал все. Если вы и теперь станете упорствовать, немцы, — что ж, вы предупреждены. Действуйте. Идите, штурмуйте стены Парижа. Под градом ваших ядер и картечи он будет защищаться. А я, старик, останусь в нем безоружным. Я предпочитаю быть с народами, которые умирают, и мне жаль вас, идущих с королями, которые убивают.

Париж, 9 сентября 1870

Мы по-братски предупредили Германию.

Германия продолжает свое движение на Париж.

Она стоит у ворот.

Империя напала на Германию так же, как в свое время напала на республику: врасплох, вероломно; сегодня Германия мстит республике за войну, которую вела против немцев империя.

Пусть. История рассудит.

То, как поступит сейчас Германия, — ее дело; но у нас, французов, есть свои обязательства перед народами и перед родом человеческим. Выполним же их.

Первая наша обязанность — служить примером.

Время, в которое мы живем, — это великий час испытания для народов.

Каждый покажет, чего он стоит.

Франция обладает той же привилегией, которой некогда обладал Рим, которой некогда обладала Греция: угрожающая ей опасность свидетельствует о падении цивилизации.

К чему идет человечество? Мы это сейчас увидим.

Если бы случилось невозможное и Франция пала, то по количеству воды, обрушившейся на нее во время этого потопа, можно было бы судить о степени падения человеческого рода.

Но Франция не падет.

По очень простой причине, и мы только что на нее указали. Потому что она выполнит свой долг.

Долг Франции перед всеми народами, перед всеми людьми — спасти Париж не ради самого Парижа, а в интересах всего мира.

Этот долг Франция выполнит.

Пусть поднимутся все общины! Пусть все деревни запылают гневом! Пусть все леса наполнятся громовым раскатом голосов! Пусть зазвучит набат! Пусть каждый дом выставит солдата; пусть каждое предместье станет полком; пусть каждый город сделается армией. Пруссаков восемьсот тысяч, вас — сорок миллионов. Поднимитесь же и развейте их по ветру! Лилль, Нант, Тур, Бурж, Орлеан, Дижон, Тулуза, Байонна, подпоясывайтесь! Вперед! Бери свое ружье, Лион; бери свой карабин, Бордо; обнажи свою шпагу, Руан; а ты, Марсель, явись грозный, со своей песнью на устах. Города, города, города! Взметните леса пик, примкните штыки, выкатите пушки, а ты, деревня, возьмись за вилы. Нет пороха, нет боевых припасов, нет артиллерии? Неправда, есть. Ведь и у швейцарских крестьян были только топоры, у польских крестьян — только косы, у бретонских крестьян — только палки. И они сметали все на своем пути! Все приходит на помощь тому, кто защищает правое дело. Мы — у себя. Хорошая погода будет за нас, ненастье будет за нас, ливень будет за нас. Война или Позор! Кто хочет, тот все может. Самое дрянное ружье становится превосходным, когда в груди бьется смелое сердце; обломок старой сабли неодолим, когда его сжимает доблестная рука. Крестьяне Испании первыми разбили Наполеона. Тотчас же, немедленно, не теряя ни одного дня, не теряя ни одного часа, пусть каждый — богач, бедняк, рабочий, буржуа, земледелец — найдет у себя дома или подберет с земли все, что походит на оружие или метательный снаряд. Обрушивайте скалы, берите в руки булыжники мостовой, превращайте лемехи в топоры, превращайте борозды в траншеи, сражайтесь с помощью всего, что попадет вам под руку, хватайте камни нашей священной земли, бейте захватчиков костями нашей матери — Франции. Да, граждане, любой придорожный булыжник, который вы швырнете им в лицо, — это частица родины.