Казалось, что торжество на стороне Николая. На Европу снова стал давить деспотизм, старое подштукатуренное здание, выглядевшее более прочным, чем когда бы то ни было, на фундаменте из десяти замученных наций, увенчанное преступлением Луи Бонапарта. А Франция, та Франция, которую Шекспир, великий английский поэт, называл «солдатом господа бога», лежала поверженная, обезоруженная, связанная по рукам и ногам, побежденная. Казалось, ничто не помешает Николаю насладиться победой. Но со времен Петра царей обуревают два стремления: абсолютизм и завоевания. Первое было удовлетворено, Николай стал мечтать об осуществлении второго. В тени его трона — я чуть было не сказал: у его ног, — был униженный монарх, дряхлеющая империя и обессиленный из-за слабой связи с европейской цивилизацией народ. Николай сказал себе: «Удобный момент настал» — и протянул руку к Константинополю, стремясь вонзить когти в эту желанную добычу. Забыв о чувстве достоинства, стыда, уважения к себе и другим, этот человек грубо выставил напоказ перед всей Европой самую циничную наготу своего честолюбия. Он, колосс, злобно напал на развалины, набросился на того, кто падал, и радостно говорил себе: «Захватим Константинополь, это и легко, и несправедливо, и выгодно». Но что же произошло, граждане? Султан поднялся.

За свое вероломство и жестокость Николай получил в противники отчаяние — великую силу. Революция, эта усыпленная молния, пробудилась. И вот — послушайте, ибо это величественно: случилось так, что оскорбленный, униженный, удрученный, доведенный до отчаяния турок, этот хилый и тщедушный государь, это умирающее существо, которого Николай, казалось, мог уничтожить одним своим дуновением, этот султанишка, получивший пощечину от Меншикова и удар хлыста от Горчакова, бросился на эту молнию и завладел ею. Теперь он держит ее, потрясает ею над головой, — и роли переменились. Теперь уже трепещет Николай, троны охвачены смятением, австрийский и прусский послы покидают Константинополь, формируются польские, венгерские, итальянские легионы, приходят в движение Румыния, Трансильвания и Венгрия, поднимается Черкесия, содрогается Польша, ибо все — и народы и короли — поняли, что за ослепительное пламя сияет на востоке, и они хорошо знают, что в руке отчаявшейся Турции сверкает не старая зазубренная сабля Оттоманов, а великолепная молния революции!

Да, граждане! Это революция перешла через Дунай.

От поступи ее содрогнулись Рейн, Тибр, Висла и Сена.

Изгнанники, участники всех битв, мученики, не знающие отдыха, рукоплещите началу этого необъятного шествия, — его теперь ничто не в силах остановить. Все нации, которые казались мертвыми, поднимают голову. Пробуждение народов подобно пробуждению львов.

Война разразилась из-за ключей гробницы, которыми хотели обладать все. О какой гробнице, о каких ключах идет речь? Этого-то короли и не знают. Граждане, эта гробница — гигантская могила, куда заточена Республика, уже поднявшаяся во мраке и готовая выйти. В чьи же руки попадут ключи от этой гробницы? Друзья, их оспаривают друг у друга короли, но получит их народ.

Все уже предрешено, я настаиваю на этом. Отныне никакие переговоры, ноты, международные соглашения, ультиматумы и ложные перемирия ничего не смогут изменить. То, что должно было свершиться, — свершилось, то, что началось, — будет завершено.

В отчаянии султан ухватился за революцию, и революция его держит. Теперь он уже не в силах освободиться от грозного помощника, которого призвал. Даже если бы он этого захотел, он не смог бы. Когда смертный берет себе в помощники архангела, тот уносит его на своих крыльях.

Поразительный факт! Быть может, султану выпал жребий смести все троны. (Возглас: «Включая и свой».) И все эти действия, на которые толкают султана, оказывается, вызваны царем. Не кто иной, как царь, сам того не желая, вызовет падение тронов, из обломков которых возникнет Союз Объединенных Народов. Европа казацкая породит Европу республиканскую. В данный момент, граждане, величайший революционер Европы — это Николай российский. И разве я был не прав, говоря вам, что путь, каким провидение проявляет свою волю, достоин восхищения? Да! Провидение несет нас сквозь мрак в будущее. Смотрите, слушайте, — разве вы не видите, каким грозным становится это всеобъемлющее движение? Мрачный шабаш абсолютизма рассеивается, словно ночной призрак. На горизонте зашатались ряды виселиц, кладбища то вырисовываются смутно перед нами, то исчезают, мученики поднимаются из своих могил, все кружится в вихре мрака. Слышится чей-то таинственный возглас: «Ура! Ура! Королям приходит конец!»

Изгнанники, будем ждать своего часа. Он скоро пробьет, готовьтесь. Он пробьет для всех наций, он пробьет и для нас. Тогда не дрогнет ни одно сердце. Тогда и мы выйдем из могилы, которая зовется изгнанием. Мы оживим все кровавые и священные воспоминания; из самых далеких глубин массы поднимутся против деспота. Право, справедливость и прогресс победят, потому что самое величественное и самое грозное из всех знамен — это саван, в котором короли пытались заживо похоронить свободу!

Граждане! Из глубины изгнания, в котором мы еще пребываем, пошлем радостный клич будущему, через все потрясения и войны обратимся с приветствием к благословенной заре Соединенных Штатов Европы! Вот когда настанет великолепное претворение мечты! Нет больше границ, таможен, войн, армий, пролетариата, невежества, нищеты. Конец преступному угнетению, узурпаторской власти. Богатства умножены. Проблема народного благосостояния решена наукой. Труд, право, долг, согласие между всеми народами, любовь между всеми людьми, наказания заменены воспитанием. Меч и сабля сломаны. Права провозглашены и не доступны ничьим посягательствам. Право мужчины на верховную власть, право женщины на равенство, право ребенка на образование. Единственный двигатель — мысль, единственный раб — материя. Управление на основе гармонии общественных законов с законами природы, то есть никакой другой власти, кроме прав человека. Вот, граждане, чем станет, быть может даже завтра, Европа; картина эта, при виде которой сердца ваши трепещут от радости, — только быстрый и неполный набросок. Изгнанники! Благословим же наших отцов в их могилах, благословим славные даты, которые блистают на этих стенах, благословим священное шествие идей. Прошлое принадлежит королям, оно зовется Варварством. Будущее принадлежит народам, оно зовется Человечностью.

Милостивый государь!

Я хочу довести до вашего сведения ряд фактов, которые совершились за последние годы на острове Джерси.

Пятнадцать лет тому назад Калио, убийца, был приговорен к смерти и помилован. Восемь лет тому назад Тома Николь, убийца, был приговорен к смерти и помилован. Три года тому назад, в 1851 году, Жак Фуке, убийца, был приговорен к смерти и помилован. Для всех этих преступников смертная казнь была заменена ссылкой. Чтобы добиться помилования, во всех этих случаях достаточно было петиции жителей острова.

Добавлю к этому, что в 1851 году Эдуард Карлтон, который убил свою жену при ужасающих обстоятельствах, тоже был приговорен только к ссылке.

Вот что произошло за последние пятнадцать лет на острове, с которого я вам пишу.

Следствием этих знаменательных фактов было уничтожение основания виселицы на старом лобном месте в Сент-Элье; сейчас на Джерси нет палача.

Теперь оставим Джерси и обратимся к Гернсею.

Тэпнер, убийца, поджигатель и вор, был приговорен к смертной казни. В настоящее время, милостивый государь, — в случае надобности только что приведенных мною фактов будет достаточно, чтобы доказать это, — каждый честный и здравомыслящий человек сознает, что смертная казнь должна быть отменена: когда осудили Тэпнера, поднялось возмущение, посыпались петиции; под одной из них, настойчиво ссылающейся на принцип неприкосновенности человеческой жизни, стоят подписи шестисот наиболее просвещенных жителей острова. Заметим, кстати, что только трое из священников многочисленных христианских сект, на которые распадается сорокатысячное население Гернсея, поставили свою подпись под этими петициями. Все остальные отказались подписаться. Эти люди, вероятно, не знают, что крест — не что иное, как виселица. Народ кричал: «Помиловать преступника!», священник крикнул: «Смерть ему!» Пожалеем этого священника и будем продолжать. Петиции переданы вам, милостивый государь. Вы предоставляете отсрочку. В подобных случаях отсрочка означает замену смертной казни ссылкой. Весь остров вздыхает с облегчением: виселица возведена не будет. Ничуть не бывало. Виселица возведена. Тэпнер повешен.