Виктор Гюго. Подведем в двух словах итог всему мною сказанному. Традиционная монархия, легитимная монархия во Франции умерла. Она — факт, который был, но которого больше не существует. Восстановленная легитимная монархия привела бы к хроническим переворотам, к замене плавного общественного развития периодическими потрясениями. Республика, напротив, означает прогресс, воплощенный в самой форме правления. (Одобрительные возгласы.)

Покончим с этой стороной вопроса.

Г-н Лео де Лаборд. Прошу предоставить мне слово. (Долго не прекращающееся движение в зале.)

Г-н Матье Бурдон. Легитимная монархия просыпается.

(Г-н де Фаллу поднимается со своего места.)

Голоса слева. Нет! Нет! Не прерывайте! Не прерывайте!

(Г-н де Фаллу подходит к трибуне. Бурное волнение в зале.)

Голоса слева (оратору). Не разрешайте им говорить! Не разрешайте!

Виктор Гюго. Я не разрешаю прерывать себя.

(Г-н де Фаллу поднимается по ступенькам, подходит к председателю и обменивается с ним несколькими словами.)

Виктор Гюго. Достопочтенный господин де Фаллу настолько забыл о правах оратора, что просит разрешения прервать его не у самого оратора, а у председателя.

Г-н де Фаллу (вернувшись к подножию трибуны). Я прошу вас дать мне разрешение прервать вас.

Виктор Гюго. Я вам его не даю.

Председатель. Слово предоставлено вам, господин Виктор Гюго.

Виктор Гюго. Но существуют публицисты другого лагеря, газеты другого оттенка, которые, бесспорно, выражают мнение правительства, так как, в отличие от всех других газет, распространяются без ограничений. Эти газеты кричат нам: «Вы правы: легитимная монархия невозможна, монархия божественного права, традиционная монархия умерла. Но зато другая монархия — монархия славы, империя, — не только возможна, но и необходима». Вот какие речи с нами ведут.

Это — другая сторона вопроса о монархии. Рассмотрим и ее.

Прежде всего: вы говорите — «монархия славы»! Вот как! У вас есть слава! Покажите нам ее. (Веселое оживление в зале.) Любопытно, о какой славе может идти речь при таком правительстве! (Смех и аплодисменты слева.) Где же она, ваша слава? Я хочу обнаружить ее. Я смотрю во все глаза.

Из чего же она слагается?

Г-н Лепик. Спросите у вашего отца!

Виктор Гюго. Из чего же она состоит? Что я вижу? Что видим мы все?

Все наши свободы одна за другой пойманы в ловушку и задушены; всеобщее избирательное право предано, продано и изуродовано: социалистические программы выродились в иезуитскую политику; в правительстве зреет гигантская интрига (движение в зале) — некий неслыханный тайный замысел, который делает целью республики империю и превращает пятьсот тысяч чиновников в своеобразную бонапартистскую масонскую ложу внутри нации; все реформы отложены на неопределенный срок или отклонены; сохранены или восстановлены несоразмерные и тяжкие для народа налоги; над пятью департаментами тяготеет осадное положение; Париж и Лион находятся под особым полицейским надзором; в амнистии отказано, политические преследования усилились, политические ссылки утверждены вотумом собрания; в крепости Бона раздаются стенания, в застенках Бель-Иля пытают, в тюрьмах не дают гнить матрацам, но гноят людей (сильное волнение в зале); прессу травят; присяжных отбирают определенным образом; в стране слишком много полиции и слишком мало правосудия; внизу — нищета, наверху — анархия, произвол, притеснения, беззакония! А за пределами Франции — труп Римской республики! (Возгласи слева: «Браво!»)

Голос справа. Этот счет надо предъявлять республике.

Председатель. Перестаньте же; не прерывайте. Это будет означать, что трибуна свободна. Продолжайте. (Возгласы слева: «Правильно! Правильно!»)

Г-н Шаррас. Она свободна, несмотря на все ваши старания.

Виктор Гюго. Петля, иначе говоря — Австрия (движение в зале), душит Венгрию, Ломбардию, Милан, Венецию; в Сицилии расстрелы, надежда наций на Францию рушится, тесная связь между народами порвана, право растоптано повсюду, на севере так же, как и на юге, в Касселе так же, как и в Палермо; существует тайная коалиция королей, которая ждет лишь случая, чтобы стать явной, наша дипломатия молчит, чтобы не сказать — соучаствует во всем этом, — она всегда подличает перед тем, кто ведет себя нагло; Турция оставлена без всякой поддержки против царя и вынуждена бросить изгнанников на произвол судьбы. Кошут томится в тюрьме в Малой Азии, — вот до чего мы дошли! Франция низко склонила голову, Наполеон от стыда переворачивается в гробу, а пять или шесть тысяч мошенников кричат: «Да здравствует император!»

Не это ли все, паче чаяния, вы называете вашей славой? (Сильное волнение в зале.)

Г-н Ладевансе. Это все принесла с собой республика!

Председатель. Во всем этом упрекают также и республиканское правительство!

Виктор Гюго. А теперь — поговорим о вашей империи. (Смех слева.)

Г-н Вьейяр. Никто о ней и не помышляет, вы это прекрасно знаете.

Виктор Гюго. Господа, можете возмущаться сколько вам угодно, но не надо увиливать. Мне кричат: «Никто не помышляет об империи». Но я имею обыкновение срывать маски.

Вы говорите: «Никто не помышляет об империи»? О чем же тогда свидетельствуют эти, оплаченные кем-то, возгласы: «Да здравствует император»? Разрешите простой вопрос: кто за них платит? «Никто не помышляет об империи!» — сказали мне сейчас. Что значат в таком случае слова генерала Шангарнье, его намеки на развращенных преторианцев — намеки, которым вы аплодируете? Что значат слова Тьера, которым вы тоже аплодируете: «Империя уже создана»? Что значит эта смешная и жалкая петиция о продлении полномочий? Что это за продление, скажите пожалуйста? Это пожизненное консульство! А куда ведет пожизненное консульство? К империи! Господа, здесь явная интрига. Интрига, говорю я вам! Я вправе распутать ее, и я ее распутаю. Выведем же все на чистую воду!

Нельзя допустить, чтобы Франция оказалась захваченной врасплох и в один прекрасный день обнаружила, что у нее неведомо откуда взялся император! (Аплодисменты.)

Император! Обсудим его притязания!

Как, только потому, что жил человек, который выиграл битву при Маренго и потом взошел на престол, хотите взойти на престол и вы, выигравший только битву при Сатори? (Смех в зале. Возгласы слева: «Превосходно! Превосходно! Браво!»)

Г-н Эмиль де Жирарден. Он проиграл ее.

Г-н Фердинанд Барро. Вот уже три года, как он сражается и побеждает в битве порядка с анархией.

Виктор Гюго. Как, только потому, что десять веков назад из рук Карла Великого, после сорока лет славного правления, упали наземь скипетр и меч, такие гигантские, что никто после него не мог и не смел прикоснуться к ним, а между тем на протяжении этих столетий жили люди, которых звали Филипп-Август, Франциск I, Генрих IV, Людовик XIV; только потому, что тысячу лет спустя — ибо человечество вынашивает таких людей тысячелетиями — явился другой гений, который поднял этот скипетр и этот меч и встал во весь рост над целым континентом, гений, который совершил столь грандиозные дела, что ослепительный блеск их не угас и до сих пор, который сковал революцию во Франции и расковал ее в Европе, который неразрывно связал свое имя с прославленными именами Риволи, Иены, Эсслинга, Фридланда, Монмирайля; только потому, что после десяти лет огромной, почти легендарной славы он тоже в изнеможении уронил скипетр и меч, совершившие так много величественных деяний, — являетесь вы и хотите поднять их после Наполеона, как Наполеон поднял их после Карла Великого, хотите взять в свои слабые руки скипетр титанов и меч гигантов? Что вы будете с ними делать? (Продолжительные аплодисменты.) Как, после Августа — Августул? Как, только потому, что у нас был Наполеон Великий, нам придется терпеть Наполеона Малого? (Аплодисменты слева. Крики справа. Заседание прерывается на несколько минут. Невыразимый шум.)