В общем, замороченный хитрожопой хозяйкой новомодного астрологического салона, Жоркин кореш согласился избавиться от микроавтобуса. Первой его захотела купить сама хозяйка, но она предложила всего триста долларов, поэтому Жоркин кореш наотрез отказался. Хозяйка астрологического салона принялась стращать бывшего десантника всякими ужасами, но Жоркин кореш быстро пришёл в себя. Он честно хотел уйти из салона с миром, даже не взяв месячной платы за крышу, потому что решил простить хитрожопой бабе её халтурную натуру, но та не хотела отставать и стала делать всякие пасы и путаться под ногами у бывшего десантника. А когда гадалка вконец оборзела и попыталась вырвать из шевелюры Жоркиного кореша клок волос для какого-то магического ритуала, тот не выдержал и дал хозяйке астрологического салона в ухо. Потом он навалял её помощникам и охране. А когда прибыл наряд милиции, Жоркин кореш отвёз их в ближайший ресторан, который тоже платил ему за крышу. Там они все – менты и бывший десантник – нарезались до поросячьего визга. Пили брудершафты, били официантов и посуду, пели песни.
Короче говоря, разошлись полюбовно.
А утром следующего дня к своему корешу подвалил Жорка. Жорка знал, что у кореша большие связи по части подержанных иномарок, но не знал, что однополчанин сам хочет продать свой микроавтобус, потому что слова гадалки о генеральном проклятии замученного в ГУЛАГе чёрного советского мага Пантелея Хрякина таки запали ему в душу. Пребывая же в альтруистическом расположении духа по случаю жесточайшего похмелья, он предложил автобус бывшему однополчанину всего за пятьсот баков, хотя ремонт встал в шестьсот. А поскольку ремонт делали неподведомственные Жоркиному корешу люди, но наслышанные о скверном характере заказчика, то теперь Сакуров, нарезая по местному большаку в сторону Угарова за какой-то невиданной поросячьей добавкой, и горя не знал. В том смысле, что машина его на ходу не доставала, а он её насиловал беспощадно.
Когда зима окончательно вступила в свои права и по календарю, и фактически, а морозы опустились до такой степени, что принялись рисовать всякие сюрреалистические безобразия на стёклах окон деревенских избушек, прибыл Жорка.
Случилось это аккурат в день бывшей старой советской конституции (68). Но не о ней речь, потому что дело прошлое и совершенно тёмное. Зато Жорка приехал в деревню злой, как собака, но трезвый.
Надо сказать, появился в деревне Жорка довольно поздно. В смысле: почти ночью. Поэтому никого из деревенских не встретил, но традиционно зашёл к Сакурову. Сначала Жорка всё отмалчивался, но потом, когда они с Сакуровым разговорились за традиционным кофе, выяснилось, что Жорка насмерть поругался с каким-то книжным издателем и, чтобы не доводить дела до смертоубийства, решил пожить в деревне. Здесь он намеревался слегка переделать свой роман, а с весны снова начинать мытариться по издательствам.
- Что ты говоришь? – изумлялся Сакуров, выдувая третью кружку ароматного кофе из тех новых припасов, что притаранил на себе бывший воин-интернационалист. – А я не знал, что ты у нас писатель…
- Да это мне один бывший однополчанин подарил свой старый ноутбук, вот я и решил порукоблудствовать, - оправдывался Жорка. – Главное дело, тычешь в клавиатуру одним пальцем и – дело в шляпе.
- Что значит – в шляпе? – не соглашался Сакуров. – Ты ведь не просто тычешь, а пишешь что-то осмысленное? Сколько я тебя понял: ты поругался с издателем из-за суммы гонорара, а не из-за того, что он забраковал твою рукопись?
- Правильно понимаешь, - буркнул Жорка.
- Про что роман? – поинтересовался Сакуров.
- Да так, ерунда, - отмахнулся Жорка.
- Ну, не скажи! Была бы ерунда – дело не дошло бы до ругани из-за гонорара, - снова не согласился Сакуров.
- Хрен с ним, замяли! – отмахнулся Жорка. – Что в деревне нового?
- Ну, что? – пожал плечами Сакуров. – Все дачники отвалили, Мироныч регулярно приползает, Варфаламеев регулярно снабжает его всякой домашней снедью, Виталий Иваныч взял бычка на откорм, был военный пару раз, Гриша приходит капканы проверять… Да, отдал я долг Николаю.
- Сколько договаривались?
- Ни рублём больше!
- Вони много было?
- Порядочно…
- Про Семёныча не слышно?
- Откуда?
- Как у нас с деньгами?
- Почти говно дело, - порадовал приятеля Сакуров и рассказал ему про последние покупки, инициированные чтением Жоркиных брошюр и журналов. А на вопрос Жорки, хороши ли оказались покупки, ответил, что всё, кроме ультрафиолетовой лампы, ничего.
- Что значит – ничего? – насупился Жорка, памятуя тот факт, что приехал он в деревню, всё-таки, злой как собака.
- Но ведь куры с поросятами ещё не подохли? – возмутился Константин Матвеевич.
- Ещё бы они подохли! Главное дело: проку от твоих покупок – ноль.
- А ты хочешь, чтобы результат был на следующий день? – стал раздражаться Сакуров.
- Да не о том речь, а о ценах! – не унимался Жорка. – И о том, что сейчас не всякой рекламе верить можно!
- Какого хрена тогда ты мне эту рекламу притащил? – вконец разозлился Константин Матвеевич.
- Да у меня этой рекламы каждый день полный почтовый ящик! Куда её девать прикажешь!? Вот я и притащил её тебе на растопку.
- Да? А на фига посоветовал почитать на досуге!?
- Я посоветовал!!?
- Нет, Пушкин!
- Ну, Костя!
- Эх, Жорка!
- Нет, ты не обижайся, но деньги, сам понимаешь…
- Да я понимаю…
- Как коза?
- Да ничего…
- Кстати, это не её ли молоко мы в кофе добавляем?
- Её.
В этом месте Сакуров расплылся в довольной улыбке, а Жорка стал подозрительно принюхиваться к кофе.
- Да чё ты нюхаешь? Отличное молоко!
- Всё-таки козье. А козье, говорят, попахивает…
- Моё не пахнет, - с гордостью возразил Сакуров.
- С каких пор ты стал давать молоко? – усмехнулся Жорка.
- Ну, не так выразился!
- Кстати, есть работа, - порадовал Сакурова контуженный приятель.
- Какая? – оживился Константин Матвеевич.
- Печку на станции топить.
- Ух, ты! Сколько платят, и откуда она взялась, эта работа?
Жорка назвал вполне приличную сумму и рассказал, что работа взялась вчера, когда он ехал на попутке от станции Кремлево до фабричной окраины Угарова. В Кремлево Жорка приехал из Москвы поездом, там он поймал попутку, а в ней оказался ещё один пассажир, местный житель и Жоркин знакомый. И, пока ехали да трепались, Жоркин знакомый поведал про вакансию истопника на железнодорожной станции, возле которой (всего в двадцати минутах ходьбы) располагалась Серапеевка.
- …Всего истопников по штату четверо, но работают трое, чтобы получать больше, - объяснил Жорка. - Один из истопников неожиданно помер, и образовалась вакансия.
- Чёрт! – с чувством воскликнул Сакуров. Он и сам подумывал о том, как лучше дотянуть до весны, когда можно будет реализовать поросят.
- В общем, я подарил знакомому литр водки, а он взамен пообещал замолвить за меня словечко, - подытожил Жорка.
- Что, сам будешь работать? – уточнил Сакуров. – Может, я поработаю?
- Какая разница? – удивился Жорка. – Думаешь, я со станционной печкой не справлюсь? К тому же, на тебе хозяйство. А разделение труда не при социализме придумали… Короче, ты прекращай покупать всякую ерунду, а я пойду завтра устраиваться на работу. Ферштейн?
Жорка устроился на работу в считанную неделю. Он бы сделал это и раньше, но ему слегка подгадил местный невропатолог. Дело в том, что начальница станции послала Жорку на медкомиссию, хотя заведомо знала, что безрукого Жорку по старым советским законам, которые ещё не все успели отменить, ни одна медицинская собака не допустила бы ни к какой физической работе. В том смысле, что его не пропустил бы ни один хирург. Но до хирурга Жорка не дошёл, потому что застрял у невропатолога. И застрял по причине отсутствия военного билета, каковой билет Жорка просто не возил с собой за ненадобностью.