Проходя мимо Жорки и Сакурова, Семёныч даже не снизошёл до них взглядом. Петровна злобно зыркнула на ухмыляющегося Жорку, затем смерила высокомерным взглядом Сакурова и пробасила:

 - Что стоишь? А ну, помоги!

 Сакуров невольно соскочил с крыльца, но его опередил Варфаламеев.

 - Давайте, Лидия Петровна! – засуетился спившийся штурман, подхватывая пятилитровый бидон с домашним квасом. Сакуров взял какой-то узел, и дальше Петровна следовала чистой барыней.

 - Петь, ты ещё сухой? – спросил Жорка, пристраиваясь в хвосте процессии.

 - Ну, так! – вымученно улыбнулся Варфаламеев.

 - Ага! – сказал Жорка и по его тону Сакуров понял, что тот готовит какую-то неприятность.

 Мишка выкатил литр самогона. Витька не предложил даже закуси, и сначала Сакуров принял Витька за сельскохозяйственного пролетария. Но позже выяснилось, что это такой же крепкий хозяин, как Мишка. Вернее, законный и любимый супруг крепкой хозяйки.

 Начали с общественной водки. При этом случился конфуз. Жорка бесцеремонно взял пластиковую бутылку в свои руки, налил Варфаламееву стаканчик и заставил его выпить приватно. Затем снова налил Варфаламееву, а потом остальным. Петровна, когда Жорка стал наливать ей в её индивидуальную рюмку, обложила Жорку матом, а Семёныч обозвал некультурным человеком. Пастухи промолчали. Потом Семёныч начал говорить прочувственную речь, но Витёк хлопнул свой стакан, не дожидаясь окончания даже предисловия, и полез руками в трёхлитровую банку с огурцами из припасов Петровны. Семёныч скомкал речь, Мишка одобрительно кивнул и последовал примеру Витька. Затем последовали остальные. Варфаламеев заметно повеселел, осмелел и тоже «сходил» за огурцом. Потом компания навалилась на курицу из хозяйства Семёныча и сало из припасов Мишки.

 - Отличное сало, - оценил Сакуров и укоризненно посмотрел на Жорку: почему тот обозвал рыжего стопроцентным гандоном?

 - Поправляйся, - снисходительно разрешил Мишка.

 - Я пойду, - сказала Петровна, ещё раз злобно зыркнула на Жорку и засобиралась на выход из будки, где происходило застолье.

 - Жорка, надо бы кобылу распрячь, - пропел Мишка.

 - Сам распрягай свою кобылу, - возразил Жорка.

 - Может – я? – предупредительно предложил Сакуров.

 - А сумеешь? – спросил Мишка и посмотрел на Сакурова таким ясным добрым взглядом, что тому сделалось стыдно за Жоркины высказывания.

 - Сумею. Я прошлый год целый месяц…

 - Знаю. Иди.

 - Пусть Витька распрягает, - ухмыльнулся Жорка.

 - У мене плечо вывихнуто, - сообщил Витёк.

 - Может, ещё по одной? – подал голос Варфаламеев. – А потом пусть кто-нибудь распрягает.

 - Как тебе не стыдно, Петька! – возмутился Семёныч. – А ещё культурный человек!

 - Можно, - разрешил Мишка.

 - Вообще-то, конечно, - засуетился Семёныч, и компания сократила количество общественной водки почти до самого донышка.

 - Распрягал я как-то его кобылу, - бесцеремонно начал Жорка, не обращая внимания на Семёныча, который начал параллельное выступление в адрес Мишки. – Тоже вот так, между делом: распряги, дескать, а то я слишком хорошо сижу, неохота задницу с места на место перекладывать, а у Витьки грыжа прохудилась. Ну, я и сунулся по глупости. А она меня, сука, два раза укусила, а один раз по жопе копытом дала. Хорошо – по жопе, а если бы по почкам?

 - Да, она тебя тогда от души отоварила, - с приятной улыбкой, словно речь шла об удачно реализованном благотворительном концерте, подтвердил Мишка.

 «Вот почему мне её взгляд сразу не понравился», - подумал Сакуров, слегка меняя мнение о Мишке и высказываниях Жорки.

 - Так мне надо будет поостеречься? – зачем-то спросил он.

 - Да, близко не подходи, - посоветовал Витёк и закурил.

 - А как же я её буду распрягать? – удивился Сакуров.

 - Если пойдёшь распрягать, я с тобой здороваться перестану, - сказал Жорка.

 - Да что ты вечно лезешь со своими принципами? – принялся разоряться Семёныч. – Больше всех надо, да?! Сам тут живёт, можно сказать, в гостях, и выступает…

 - Это почему я здесь в гостях? – добродушно поинтересовался Жорка и тоже закурил. Витёк, дымящий примой, потянулся к Жоркиной пачке, но Жорка убрал сигареты в карман.

 - Потому что нездешний!

 - Ага. А здешние меня, за здорово живёшь, пустили в свою избушку пожить? То есть, не содрали с моей бабы втридорога за полусгнивший домишко?

 - Чево это – втридорога?! Живёшь тут – и скажи спасибо. А нечего тут со своими принципами…

 - А ты чего тут развыступался? – повысил голос Жорка. – Тоже мне, правозащитник хренов… Если такой добрый – иди и сам распрягай.

  - Ну и пойду!

 - Ну и иди.

 - А ну-ка, подвинься в сторонку, - велел Варфаламееву Мишка, освобождая себе обзор за кобылой, привязанной к столбу напротив распахнутых дверей будки.

 - А, пожалуйста, - с готовностью ответил Варфаламеев и пересел на солдатскую кровать. Сакуров обратил внимание, что вся компания устроилась так, чтобы наблюдать за процессом «распрягания» своенравной кобылы. Мишка продолжал смотреть добрым взглядом. Витёк чему-то тихо радовался. Варфаламеев достал сигареты, угостил Витька и закурил сам. Сакуров, отказавшись от сигарет односельчанина, решил свернуть козью ножку. Он достал из карманов телогрейки бумагу, пакет с табаком и стал мастырить самокрутку.

 - Что, самогонки пока выпьем? – гостеприимно предложил Мишка, пока Семёныч кормил кобылу хлебом.

 - Наливай, - разрешил Жорка.

 - Наливай, - велел Мишка Варфаламееву.

 - Малинка, Малинка, - обхаживал кобылу Семёныч.

 - Ух, ты! – задохнулся Сакуров, выпив ядрёного самогона.

 - Хороша? – участливо поинтересовался Мишка.

 - Не то слово!

 - На вот, поешь крольчатины, - отечески предложил Мишка и выложил на стол пластиковый контейнер.

 - Блин, хороша крольчатина! – оценил Сакуров, укусив тушёного кролика за заднюю часть.

 - Это потому, что на свином жиру, - охотно объяснил Мишка и снова посмотрел на него таким доброжелательным взглядом, что тому снова стало стыдно за циничного Жорку.

 - Малинка, Малинка, - продолжал обхаживать кобылу Семёныч. – Ах, ты, падла! Укусила… А я тебе хлеба!

 - Укусила?! – радостно ахнул Мишка и полез на выход.

 - Укусила! – коротко хохотнул Витёк и самовольно налил себе полный стакан самогона.

 - Мудак, - прокомментировал Жорка, налил себе, Варфаламееву и Сакурову, и, когда все выпили, крикнул: - Фигли хлеб? Закажи Вовке, чтоб пирожного привёз! Эклеров, что ли?

 - Куда укусила, а ну, покажь? – радостно суетился рядом с Семёнычем Мишка.

 - Да ничего, до свадьбы заживёт, - храбрился Семёныч.

 - О-о, знатно тяпнула! – весёлым тенором комментировал Мишка. – Ладно, иди, выпей, я сам распрягу.

 Он отслонил от будки рессору и так хряснул кобылу по горбу, что та не только присела, но в натуре крякнула. Не в смысле – померла, а просто крякнула.

 - Стоять, сволочь! – сказал Мишка таким неожиданно страшным голосом, что у Сакурова мурашки по спине поползли.

 - Кобыла чья? – поинтересовался Константин Матвеевич.

 - Его, - ответил Жорка.

 Освободив кобылу от сбруи, Мишка вернулся в будку. Он снова смотрел добродушным хозяином застолья, щедро потчевал всех своей закусью, много превосходящей по мясному составу закусь Семёныча, однако самогон его быстро кончился.

 - Поди, возьми в телеге мешок с овсом, - велел он Витьке, - отнеси Иван Сергеевичу.

 - Не могу, ногу подвернул, - пошёл в отказ Витька.

 - Полчаса назад ты говорил, что у  т е б е  плечо вывихнуто, - передразнил Витьку Жорка.

 - Ну, оно тоже ещё не зажило, - не смутился Витька и стрельнул у Варфаламеева ещё одну сигарету. Мишка не курил, но любил поговорить за жизнь. При этом он совершенно игнорировал безграмотного Семёныча, но норовил поговорить с Варфаламеевым или Жоркой. На Жоркины выпады Мишка не обижался, но как бы даже светлел лицом, когда замечал раздражение бывшего воина-интернационалиста. Витьке же вообще всё было по барабану, кроме собственной утробы. А Семёныч, когда Мишка начинал очередное выступление, почтительно замолкал.