Маленькая походная лопаточка всегда со мной в полевой сумке. Делаю ею несколько ударов, выбрасываю в сторону землю и вижу на какую-то долю секунды как что-то серое и живое, оказавшись наруже, с невероятной энергией бьется на земле сворачиваясь и разворачиваясь, будто стальная пружинка, или как пойманная рыбка, выброшенная рыбаком на берег. Другое же такое серое тельце быстро скрылось в земле.

Пусть это что-то продолжает трепещаться в ямке. Оно, судя по всему, никуда не денется, надо гнаться за другим исчезнувшим, серым. Но оно ускользнуло глубоко и я, чувствую, без основательной раскопки его не добыть. Впрочем, какая глупость! Надо ловить то, трепещущееся, вдруг и оно исчезнет. Хватаю скачущее существо, вглядываюсь в него и с удивлением вижу хвостик ящерички, светлый снизу, в коричневых узорах и полосках сверху. Видимо, я отсек его лопаткой. Так вот в чем дело! Вот почему в центре кучки соринок на этот раз виднелось круглое отверстие. Немного досадно, находка, казавшаяся такой таинственной, оказалась в общем обыденной. Хотя как сказать! Кто знал, что ящерицы забираются в муравейники за добычей. Да и я, сколько в своей жизни, изучая муравьев, вскрыл холмиков муравейников, но такое увидел впервые. Уж не из-за них ли муравьи-жнецы так тщательно замуровывают двери своего дома?

Продолжаю раскопку и вскоре извлекаю маленького пискливого геккончика с чудесными желтыми немигающими глазами, прорезанными узким вертикальным щелевидным зрачком, изящными ножками, увенчанными, похожими на человеческие, пальчиками.

Геккончик покорен, не сопротивляется и не пытается освободиться из плена. Так вот кто ты, охотник за муравьями! В солончаковой пустыне туранга — излюбленное место жизни этой ящерицы. Здесь она находит надежное убежище под пластами толстой и бугристой коры дерева, под нею же на ветвях и листьях добывает обильную пищу, различных насекомых и пауков посетителей растения.

Обычно, каждая туранга, как я убедился не раз, имеет своего геккончика. Другому, видимо, не полагается вторгаться на чужую территорию. Но весной, в брачный период, на какой-либо особенно большой и старой туранге собирается незримое общество этих ящеричек, тогда дерево неожиданно становится местом музыкальных соревнований и от него в тишине пустыни разносятся во все стороны мелодичные поскрипывания.

Почему же геккончики покинули турангу? Видимо, засуха сказалась и на обитателях этого дерева. Не на кого стало охотиться ее главному обитателю, он отправился в необычное путешествие и, вопреки маскировке, возможно ночью, когда жнецы выходят на разведку и на поиски пищи, нашел муравейник, забрался в него, обосновался в его главном ходе и блокировал бедную семью. Далеко приникнуть он не мог в муравейник, подземные его ходы нешироки.

Пришлось муравьям сидеть безвылазно в нижних камерах. Смельчаки, отправлявшиеся на разведку, неизменно попадали в желудок геккончику.

Жалея муравьев я отнес геккончика подальше на самое крайнее дерево туранговой рощицы.

Сегодня солнце будто нас пожалело, спряталось за тучу, нависшую над горизонтом пустыни, поросший редким саксаулом. Можно походить, посмотреть, узнать, что вокруг делается. К вечеру повеяло прохладой, Проснулись козодои и завели звонкие трели. Муравьи-жнецы открыли двери своих подземелий, повалили толпами наверх, растеклись ручейками по тропинкам во все стороны.

Иду вслед за муравьями рядом с самой оживленной дорогой, минуя полянку, расцвеченную красными маками и перехожу в низинку, на которой темными пятнами распластал свои широченные листья ревень Максимовича. Скоро ли конец муравьиного пути — не знаю. Далеко они забрались. Вот цепочка муравьев ныряет под кучу сухих веток саксаула, лежащих на земле. За нею видны заросли клоповника. Там, наверное, идет заготовка провианта. Неожиданно краешек глаза замечает что-то необычное: большой серый комочек выскакивает из кустиков, прячется обратно, снова появляется и так методично, будто молоточек, без устали постукивает по тропиночке трудолюбивых муравьев. Неосторожный шаг вперед к маленькой тайне, и из под моей ноги выскакивает дальше обычного серый комочек, падает на землю, становится ярко-белым, и, перевернувшись, возвращается к своей прежней окраске. Теперь я узнал жабенка. Животик его раздулся, бока выдались в стороны. Неужели успел так быстро набить свой желудок!

Какой все же хитрый! Забрался под хворост, устроился в ловкой засаде возле муравьиной дорожки. Добычи сколько угодно, успевай, заглатывай. Где же, как не в таком месте встретишь такую удачную охоту. Если гоняться по пустыне за каждым муравьем, сколько сил потеряешь, а устроишься возле входа в гнездо муравейника — бдительные сторожа поднимут тревогу, пойдут в атаку. Тут же раздолье, никто не замечает хитрой проделки. Муравьи хорошо охраняют свои дороги. По ним без всякого груза в обе стороны беспрерывно патрулируют разведчики и солдаты...

Может быть, я ошибся и вовсе не муравьями насытился жабенок? Придется поинтересоваться содержимым желудка маленького обжоры. Только как решиться на убийство этого, в общем, милого пучеглазого создания.

Осторожно, опасаясь запачкаться белыми капельками яда, покрывшими тело жабенка, засовываю своего пленника в банку и несу к биваку с тайной надеждой, что моему решительному спутнику не составит труда совершить злодеяние.

— Пара пустяков! — отвечает на мою просьбу невозмутимый Николай и неспеша идет за полевой сумкой с инструментами.

Предположение оказалось верным. Жабенок буквально напичкан муравьями, да еще и самыми крупными, отборными, рослыми. Выбор у охотника был большой.

Но каковы жнецы! Они и не подозревали об опасности и ползли спокойным размеренным строем, будто войско в дальнем походе мимо своего заклятого врага, отдавая незримую дань его обжорству.

Мелкие муравьи неуязвимы для зверей и птиц, питающихся насекомыми. Слишком мала добыча, чтобы обращать на нее внимание и попытаться ею насытиться. Быть может, природа и создала маленьких муравьев ради защиты от врагов. Но муравьев крупных охотно едят многие звери и птицы. Особенно много муравьев истребляется тех, кто вылетел на крыльях к тому же одновременно привлекая внимание всех поедателей насекомых. Немало охотятся и за куколками и личинками, содержащиеся в муравейниках.

Поздней осенью, когда рыжий лесной муравей стал уходить на зимовку и многочисленные жители его муравейников стали собираться на верхушках своих конусов для того, чтобы погреться под лучами солнца, объявился неожиданный враг. Он забирался на муравейник, поедал муравьев, в поисках добычи рыл небольшие ямки на муравьиных кучах. Зимняя крыша муравейника, так хорошо защищавшая от губительных осенних дождей, плотная, заботливо уложенная мелкими частицами земли, была нарушена. Что станет с полуразоренным муравейником, когда в него заберется вода, а затем и лютый мороз?

В осеннем прозрачном лесу издали видны муравейники. Тихо пробираюсь от одного муравейника к другому — мне непременно надо застать муравьиного врага за его работой — но пока безрезультатно. Следов раскопок конусов много, а виновника не видно. Кто он, птица, зверь? Зачем ему понадобились муравьи! Ведь летом, и это я хорошо знаю, никто из жителей леса так не разорял жилище муравьев.

На земле возле березы виден большой пестрый дятел. При моем появлении тревожно закрутил большой головой на гибкой шее, долго разглядывал меня, потом успокоился, крикнул и, как курица, стал шоркать ногами по муравейнику. Во все стороны полетели хвоинки и палочки. Работая ногами он склевывал муравьев, громко и победоносно покрикивая на весь лес.

Теперь сомнения рассеялись. Неожиданным врагом муравьев оказался любитель древесной червоточины...

Долго свирепствовали дятлы, и во многих муравейниках продырявили крыши. Но осень постепенно делала свое дело, после дождя ударил спасительный мороз, мокрые крыши муравейников замерзли, окаменели на долгую зиму и превратились разбойничьи налеты дятлов.