Наступило время собираться домой. На каратуранге зарделись первые пожелтевшие листья. Рано утром засвистели в воздухе крылья пролетных утиных стай. Осень вступала в свои права.

Придерживая одной рукой руль машины, шутя машу другой муравейнику. Сейчас там, наверное, заслышав шум мотора и ощутив сотрясение почвы, привстали на ногах и застыли с вытянутыми усиками муравьи наблюдатели. И среди них те «мои» с пометками на головках. Прощайте желтые шапочки!

Чем больше наблюдаешь рыжего лесного муравья, тем чаще становишься свидетелем непонятных историй, Как будто в муравьиной куче этого защитника леса живет одна семья. Но вглядишься внимательно и поражаешься. Появился добытчик с мушкой. Он не заползает в первый попавшийся на его пути вход, а направляется к определенному месту. Его останавливают, пытаются отобрать добычу, утащить в свой ход. Но добытчик упрям, добивается своего, заносит свою ношу именно туда, куда направился сразу.

На одной куче как будто появилось две небольшие вершинки. С одной на другую перетаскивают муравьи палочки, никак не могут поделить между собой строительный материал. Невольно думается, будто большая семья негласно разделена на группы, каждая из которых привержена к одной из самок, своему клану. Неужели муравейник, владеющий многими самками, представляет собою корпорацию из многих семей или групп и между ними существует какое-то, хотя и нечеткое разделение, в нем сказывается жизнь предков семьями с одной самкой. Но тогда, как они узнают принадлежность к разным группам, кланам, какими признаками руководствуются?

Ранние исследователи муравьиной жизни, о чем уже частично говорилось, страдали явным антропоморфизмом, объясняя то или иное проявление жизни муравьев с точки зрения человеческой психики и по аналогии с человеческой жизнью. Это в известной мере идеалистическое в философском смысле течение было неизбежным следствием уровня развития биологической науки. Оно впоследствии перешло в свою противоположность, когда поведение стали объяснять только слепым стандартным инстинктом, рефлексами, реакциями на внешние раздражители. Да, действительно, поведение насекомых во многом управляется только инстинктом, Но жизнь муравьев оказалась значительно сложнее и многообразнее, и не укладывается в рамки установившихся представлений. Но в какой-то мере оба течения и антропоморфическое и материалистическое были просто разными путями познания истины. Еще можно сказать, что мирмекологи старого поколения больше наблюдали за поведением муравьев в естественной обстановке, и хотя многое объясняли неверно, но были свидетелями интересных фактов. Новое поколение мирмекололов (разделение это условное) больше стали заниматься экспериментированием. Но ни то ни другое не может существовать раздельно, только в сочетании обеих подходов можно ожидать разгадку многих неясных сторон жизни муравьев.

Меня снова интересует профессия муравьев-наблюдателей у рыжего лесного и степного муравьев. Вот я тихо и осторожно подхожу к муравейнику и сажусь возле него на корточки. Как будто муравьи не заметили моего приближения, и жизнь на конусе идет своим чередом, все заняты своими делами. Но это впечатление ложное. На муравейнике несколько десятков муравьев приподнялось на ногах, вытянули вперед свои усики и внимательно всматриваются, раскрыв челюсти. Это наблюдатели. Они зачуяли неладное и в этой напряженной позе будут находиться десятки минут, быть может, даже час, пока не истощится мое терпение.

Особенно легко увидеть наблюдателей где-нибудь на широком листике растения, возле муравейника. Здесь всегда толкутся такие муравьи, они непременно повернутся в сторону подошедшего человека, и тот из них, кто почуял недоброе, подогнет кпереди брюшко и займет боевую позу.

Ну, а если резко пошевелиться, топать ногами, размахивать руками, слегка задеть муравейник, тогда наблюдатели подадут незримый сигнал, и тысячи муравьев кинутся лавиной с муравейника к ногам, болезненные укусы посыплются со всех сторон, и ничего не останется, как скорее ретироваться.

О нападении муравьев — наблюдателей на жилище муравья рыжего лесного муравья я как-то сделал сообщение в печати. Мирмекологи по обыкновению восстали против, как явлению необычному и ими незамеченному. Но прошло несколько лет, и они были вынуждены с этим согласиться. Факты — упрямая вещь. Но некоторые бывают упрямее фактов.

Не подозревая опасности, мирно вышагивая по палочкам и травинкам, на муравейник взбирается щупленькая гусеница пяденицы с блестящей коричневой головкой. Куда она, глупая, так степенно шествует, не знает, что попала в обитель рыжего лесного муравья, рьяного истребителя всех насекомых?

Вечереет. Становится чуть прохладно. На муравейнике мало муравьев. Гусеница взбирается все выше и выше. Вот и самое оживленное место со входами. Мимо гусеницы совсем близко несколько раз пробегают муравьи, но, подслеповатые что ли, не замечают ее. Видимо, запах гусеницы не знаком муравьям или вообще она слабо пахнет.

Но вот на гусеницу натыкается большой муравей и притрагивается к ней челюстями. От неожиданности маленькая гусеница резко взмахивает головой. Муравей напуган, бежит от нее и прячется во входе. Смешно среди бесстрашных бойцов и охотников видеть такого трусишку. Сейчас он, наверное, позовет кого-нибудь посмелее. Но из входа никто не спешит к гусенице, и она продолжает мерно вышагивать, сгибаясь скобкой и распрямляясь в струнку. И так происходит с несколькими муравьями. Неужели гусеница особенная, какая-то неприкосновенная? Уж не потому ли так смело она ползет в логово хищников?

Но вот происходит роковая встреча с настоящим охотником. Раскрытые челюсти смело вонзаются в нежное тело. Рывки гусенички не пугают нападающего. Он настоящий охотник, его не проведешь. К смельчаку мчатся со всех сторон другие муравьи. Возле гусеницы образуется свалка. Проходит минута и гусеничка побеждена.

По высокой стройной березе протянулась муравьиная дорога рыжих лесных муравьев сборщиков тлевых выделений. Она идет высоко вверх и где-то там разветвляется по колониям тлей.

На белой коре березы хорошо видно, как вверх ползут медленней, наверное, тяжело, вниз — быстрее, хотя и с грузом во вздувшемся брюшке. По часам пытаюсь определить скорость движения муравьев и получаю самые разные результаты. Иные один метр подъема преодолевают за одну, другие за две-три минуты. Почему такая разная скорость движения? По-видимому, среди сборщиков тлевого молока есть умелые и неумелые, молодые и старые, со свежими силами и уставшие. Первые энергичные и торопливые, вторые вялые и неповоротливые. «В семье не без уродов», говорится в русской пословице.

Лесной пожар начался от дороги. Кто-то бросил на землю горящую спичку или окурок папиросы. Отсюда пламя потянулось в прекрасный сосновый бор недалеко от деревни Кисловка. Пожар вовремя заметили и потушили.

Я попал на место пожара только через неделю. Лес пострадал мало, но несколько больших давно мне известных муравейников сгорели дотла. Одному муравейнику посчастливилось. Огонь его не тронул и обошел вокруг почти со всех сторон. Высокий, окруженный зеленой травой, он стоял рядом с толстой сосной. Трава спасла муравейник, преградила путь пламени.

Жалея погибших и радуясь за уцелевших, присел на походный стульчик возле чудом уцелевшего муравейника. На нем шла обыденная работа. От него протянулась торная тропинка прямо в горелый лес. По ней один за другим муравьи тащили в свое жилище сжавшихся в комочек товарищей. Я слежу за муравьями, пробираюсь по совершенно черной земле среди обгорелых кустов и обугленных пней. Через полсотни метров тропинка приводит к сгоревшему муравейнику: муравьи, уцелевшие от пожара, провели дорогу к своему самому близкому, но погибшему соседу. Отсюда тропинка круто завернула и по прямой линии снова потянулась по обугленному лесу. Вот и край гари, вот и целые муравейники. У одного из них заканчивается длинный путь. Между двумя муравейниками, разделенными горелым лесом, почти триста метров, три-четыре часа муравьиной ходьбы с тяжелой ношей.