— Тогда как тот человек попал в тюрьму?
— Джесси… — сказал он, стараясь не скрежетать зубами. Он наклонялся вперед, чтобы погладить голову дочери. — Милая, папа действительно очень устал от этого дела. Мы можем поговорить о чем-нибудь другом?
Чувство вины немедленно накрыло его с головой. Он всегда считал обязательным для себя быть с Джесси настолько честным и искренним, насколько мог. Ему казалось, что отказ отвечать на вопросы ребенка вызывает больше проблем, чем удовлетворение его любопытства. Но сегодня вечером у него просто не было сил для ответов. Теперь, когда Оли был за решеткой, результаты стресса и долгих часов адского напряжения сказывались с удвоенной силой. И беспокойство за Джоша усилилось, когда в фургоне обнаружили пятна крови. Они не могли ничего сделать, только ждать результатов лабораторного исследования. К сожалению, его предложение Джесси сменить тему было воспринято ею по-своему.
Ей на глаза попалась страница с рисунками Джоша, и она, бросив Скотча, поспешила на четвереньках к журнальному столику.
— Кто это тебе нарисовал?
— Это рисунки Джоша. — Митч провел кончиком пальца вдоль линий забытой игры в крестики-нолики.
— Можно я раскрашу их для тебя?
— Нет, солнышко, это — доказательства. Почему бы тебе не раскрасить для меня картинку в одной из твоих книжек-раскрасок?
Джесси проигнорировала его предложение. Она вытащила одну из тех страниц, которые Митч уже изучил и отложил в сторону.
— Ты нашел Джоша?
Митч вздохнул и запустил пальцы в свою шевелюру, разделив ее на толстые пряди.
— Еще нет, любимая.
— Ему, наверное, грустно, — тихо сказала она, осторожно возвращая на столик рисунок. На нем веснушчатый мальчик стоял рядом с большой лохматой собакой. Я и Гизмо.
— Иди сюда, милая, — прошептал Митч, призывно открывая объятия. Джесси протиснулась за столом и взобралась к нему на колени. Он обнял девочку и крепко прижал ее к себе. — Тебя все еще беспокоит, что кто-то украдет тебя?
— Чуть-чуть, — шепнула она, прижимаясь к его груди.
Митч хотел сказать ей, чтобы она не волновалась, он не позволит, чтобы с ней что-нибудь случилось, что с ней не произойдет ничего плохого, если она будет следовать его советам. Но он не смог бы выполнить ни одного из тех обещаний, и он ненавидел чувство бессилия и собственной несостоятельности, которое реальность преподносила ему. Холт хотел, чтобы мир был местом, где маленьких девочек не беспокоило бы ничего, кроме игры с куклами и собаками, которым можно завязывать красные атласные банты, но это было не то место. Даже в Оленьем Озере.
Он медленно качал на коленях дочь.
— Ты знаешь, это не твоя работа беспокоиться, Джесс. Беспокоиться — это моя работа.
Она откинула назад голову и посмотрела на него.
— А как же бабушка? Она волнуется из-за всего.
— Ну да. Наша бабушка ни на кого не похожа. Но когда дело касается тебя и меня, я сам обо всем побеспокоюсь, хорошо?
— Хорошо, — ответила девочка, пытаясь улыбнуться.
Митч вытянул перед нею руку ладонью вверх.
— Вот. Давай пережуй все свое беспокойство, как лист бумаги, и сплюнь сюда.
Джесси хихикнула и принялась демонстративно жевать воображаемый комок беспокойств. Потом она притворно выплюнула невидимое бремя в руку Митча. Он сжал кулак и засунул его в нагрудный карман джинсовой рубашки. Скотч наблюдал за их действиями, склонив набок голову и навострив уши.
В дверь позвонили, и собака вскочила на лапы, виляя хвостом и громко лая.
— Это, должно быть, Меган, — сказал Митч, поднимаясь с Джесси на руках.
Джесси надула нижнюю губку.
— Как же она снова придет? Ты сказал, что я могу сегодня лечь позже, потому что завтра не надо никуда идти, и мы повеселимся.
— А разве нам не было весело, а, малыш? — спросил Митч. — Но ты можешь не ложиться, пока я не пойду спать, а то кто будет составлять мне компанию, когда ты заснешь?
— Скотч.
Митч зарычал и принялся щекотать ее, доведя до визга, а затем, закинув ее ноги себе на плечи, усадил ее там, чем вызвал приступ неудержимого смеха. Он с улыбкой открыл дверь и отступил в гостиную со словами: «Добро пожаловать в дом обезьяны!».
Меган задержалась в дверях в нерешительности, но все ее колебания не смогли противостоять минус шестидесяти с чем-то, если учесть ветер. Она вошла в холл дома Митча, закрыв за собой дверь, и мгновенно почувствовала себя незваным гостем. Митч дико скакал по гостиной с Джесси на плечах, в то время как большая рыжая собака преследовала их с куклой Барби в пасти. Никто, казалось, не заметил, что она уже стоит там, закутанная в шерсть и пух, с литровым ведерком мороженого с шоколадной стружкой, которое она зажала в руках. Интересно, заметят ли они, если она сейчас просто развернется и уйдет домой?
Однако, прежде чем она успела сделать шаг, Митч остановился перед ней, пригвоздив к месту понимающим взглядом. Одним пальцем он потянул шарф с ее лица.
— Снимай пальто и оставайся, О’Мэлли, — попросил он мягко.
Меган криво улыбнулась, размотала шарф и забросила его на вешалку. Она посмотрела на маленькую девочку, сидящую на его плечах.
— Привет, Джесси, как дела?
— Я завтра в детский сад не иду, потому что мой дедушка говорит, что слишком холодно для рыжих обезьян.
— Да, довольно холодно, — согласилась Меган, с трудом скрывая улыбку.
— Поэтому я собираюсь лечь сегодня позже, чем обычно, и весело провести время, — сказала Джесси предостерегающим тоном, как если бы у Меган могла возникнуть идея обсуждать это.
Митч закатил глаза.
— Ну да, ты собираешься лечь попозже, чтобы поесть мороженого, которое Меган принесла нам. Разве это не любезно с ее стороны?
— Я больше люблю печенье.
— Джесси… — Митч опустил девочку на пол и укоризненно посмотрел на нее.
На журнальном столике в другом конце комнаты зазвонил телефон, и через мгновение включился автоответчик.
— Митч? Митч, ты меня слышишь? — Женщина говорила почти в бешенстве. — Это Джой. Я вижу у тебя свет. — Она отвернулась от трубки и сказала мужу, видимо, находившемуся в глубине комнаты: — Юрген, он не отвечает! Может, тебе следует сходить к ним? А вдруг они отравились угарным газом?
Устало улыбнувшись, Митч вздохнул.
— Мне лучше ответить. Джесси, — обратился он к дочери, — пожалуйста, проводи Меган на кухню и помоги ей достать вазочки для мороженого.
Подчиняясь своей судьбе, дочка выразительно — опять меня обманывают — посмотрела на отца и направилась на кухню. Меган покорно последовала за ней. Собака пронеслась мимо них. Кукла в пасти Скотча улыбалась и махала им поднятой рукой.
— Это моя собака, Скотч, — сказала Джесси. — Я сама завязала ему этот бант. Я могу завязывать шнурки на своих ботинках, и ленточки, и все такое. А Кимберли Джонсон в моей группе ничего не может завязать. Она должна носить обувь на липучке, а еще она приклеивает ее к своему носу.
— Фу-у!
— А еще она ест ее, — продолжала Джесси, вытаскивая лопаточку для мороженого из ящика, переполненного пластмассовыми ложками и вилками. — А еще она противная. Она укусила мою подругу Эшли однажды, и ее поставили в угол на всю переменку, и она ничего не получила из того, чем нас угощал Кевин Нильсен, потому что у него тогда был день рождения. А она сказала, что не очень-то и хотела есть «Тутси роллы», потому что они были не настоящие, а просто корм для кошек. — Она взглянула на Меган. — А это было неправда.
— Похожа на придирчивого покупателя.
Джесси пожала плечами, не желая продолжать эту тему. Она протянула по линолеуму стул к буфету и взобралась на него, чтобы вытащить вазочки. Меган оставалось открыть ведерко с мороженым и разложить угощение.
— Я могу съесть две вазочки, — сказала Джесси, поглядывая на край кухонного стола со столешницей из плитки. — Папа может съесть приблизительно десять. А Скотч не получит ничего, он и так слишком толстый.
Меган внимательно рассматривала кухню. Ее взгляд задержался на рисунках, сделанных детским пальчиком и разноцветными мелками. Эти шедевры были приклеены к стенам и к холодильнику. Они затронули самые уязвимые уголки ее сердца своею наивностью, непоказным энтузиазмом и вниманием к случайным деталям. И фактом, что Митч так гордо выставляет их напоказ. Мысленно она нарисовала картину, как он, бескомпромиссный полицейский, возится со скотчем, проклиная шепотом все на свете, когда в третий раз пытается разместить прямо на стене последние произведения искусства. Меган не могла удержаться, чтобы не сравнить эту кухню с той на Батлер-стрит в Сент-Поле, которая пропахла жиром, сигаретами и горькими воспоминаниями. Картонная коробка под ее кроватью была сокровищницей для ее вещей, которыми никто, кроме нее самой, никогда не гордился.