Митч откинулся на спинку стула и отрегулировал ее наклон поудобнее. Одной из вещей, которых ему больше всего недоставало после работы в полиции большого города, был доступ к современному оборудованию. Отцов города Оленье Озеро больше беспокоило строительство хорошего нового здания для тюрьмы и полицейского управления, но они с трудом осознавали необходимость обеспечить их современным компьютерным оборудованием. В настоящее время у отдела было с полдюжины персональных компьютеров каменного века. Натали даже принесла для работы свой собственный ноутбук.

— Я не знаю, — сказал он, зачесывая рукой волосы назад. — Студенты могут столкнуться с конфиденциальной информацией. Но они не принимали присягу. Это может стать проблемой.

— Разве нельзя им присягнуть или что-нибудь в этом роде? — спросил Прист.

— Может быть. Позвольте мне посоветоваться с юристом округа, и я тотчас же свяжусь с вами.

Профессор кивнул и приподнялся со стула.

— Просто позвоните мне. Перевезти оборудование не проблема, у нас есть грузовик. Мы установили бы все в мгновение ока.

— Спасибо.

Они снова обменялись рукопожатием, и Прист направился к выходу. Он задержался в дверях, уже взявшись за ручку, и печально покачал головой.

— Это была плохая неделя, во многом. Похитили Джоша Кирквуда. Сейчас я иду в больницу навестить моего студента, который попал вчера в ту ужасную автокатастрофу. Моя мать всегда говорила, что беда приходит трижды подряд. Будем надеяться, она была не права.

— Давайте будем, — прошептал Митч, закрывая за ним дверь.

— Было бы здорово получить эти компьютеры, — размышляла Меган вслух. — А еще лучше, если бы у нас появилась хоть пара улик, чтобы сразу же загрузить их.

— Да, неплохо бы. За весь день я так ничего и не услышал, кроме слабых отговорок, — проворчал Митч. — Жалко, что я сейчас не там. Пока ждешь — состаришься!

— Так пойдемте! — сказала Меган импульсивно и тут же мысленно обругала себя. Было много работы, которую ей необходимо сделать в офисе, и не имело никакого смысла находиться в обществе человека, который запросто мог отвлечь ее от дел чем-то несущественным, таким, как, к примеру, поглощение своего обеда.

— Я имею в виду… я подумала, что мне следовало бы перейти на командный пункт, а затем присоединиться к одной из групп на пару часов, — плавно пошла на попятную Меган. — Вы могли бы сделать так же. И не обязательно со мной. На самом деле, вероятно, было бы лучше, если бы мы разделились.

Митч наблюдал, как краска смущения начала заливать ее щеки. Его чувство юмора было на исходе, но он не смог сдержать легкую усмешку, забравшуюся в уголок рта. Какое облегчение подумать о чем-то помимо дела хотя бы в течение минуты! Сдержанный и собранный агент О’Мэлли, оказывается, может краснеть! Это могло быть неплохим развлечением.

Он поднялся и обошел стол, засунув руки в карманы брюк. Его пристальный взгляд пригвоздил Меган к стулу.

— Вы краснеете, агент O’Мэлли.

— Нет. Я просто горячая. — Она вздрогнула, подумав о подтексте сказанного. — Здесь очень жарко, — поспешила добавить Меган.

Он придвинулся немного ближе.

— Вы горячая?

Он смотрел ей в глаза пристально, проницательно, хищно. Казалось, что наступило самое подходящее время, чтобы ответить колкостью и поскорее убрать свою задницу подальше от огня. Но никакие возражения не приходили ей на ум, никакие слова не срывались с внезапно пересохших губ. Ее мышцы напряглись, но она не могла сдвинуться с места. Он будто прочитал ее мысли, и в одно мгновение склонился над ней. Она отдернула руки назад, когда его широкие ладони ухватились за подлокотники.

— И что же так разгорячило вас? — шепнул он, забывая свой обет не разжигать желание. Ему нравилось ощущение небольшого волнения. Это слегка оживляло, прогоняя навалившуюся усталость, и вместо опасения им овладело чувство ожидания. — Вы боитесь поехать со мной в одной машине, агент O’Мэлли?

— Я не боюсь вас, — прошептала Меган, воспользовавшись своей гордостью, как мечом. Ей не нравилось это коварное желание, которое как дым дрейфовало туда и обратно в их отношениях. Неуловимое и неосязаемое, оно окутало тьмой границы дозволенного, изменило надежды. Она не доверяла желанию и не доверяла себе, когда оно накрывало ее как кипящий поток. — Я ничего не боюсь.

Митч наблюдал, как решительность крепла в зеленой глубине ее глаз. Она позволила ему продолжить игру до этой точки, но затем начала отступать. Ну что же, сказал он себе. Не стоит жалеть. Не то время, не то место, и они не те люди. И не стоит обвинять других людей за все плохое, что произошло с тобой, но и не надо злиться на свое поведение.

— Не говори ерунды, — пробормотал он, чувствуя, как застарелая усталость вновь наваливается на него, гася искорки надежды. — Мы все боимся чего-то.

День 2-й

17.16

— 8 °C

Сегодня за долгие часы ожидания Ханна по-новому оценила переживания членов семей, которые обычно сидят в холле больницы все то время, пока оперируют их любимого человека. Она не могла ничего делать, кроме как ждать и молиться. Она потеряла контроль. Не могла ни в чем участвовать. Не было никаких сил отвлечь себя домашней работой, если бы кто и позволил ей заняться делами. Все, что она могла делать, — это ждать и прислушиваться к стрекотанию винтов вертолетов, рассекавших воздух, когда они медленно летали взад и вперед над городом. Гигантские стервятники, кружившие над крышами, сканировали землю своими электронными глазами — теплофотоэлементами — в надежде уловить хоть какие признаки ее сына… или его тела.

Ее дом был полон посторонних. Незнакомые люди из БКР следили за их телефоном, ожидая сообщений или требований. Друзья из соседних домов и женщины даже из других районов города дежурили у нее, опасаясь нервного срыва. Они позаботились также о ее внешнем виде. Одна женщина постоянно вертелась и суетилась рядом, не оставив ей ни малейшего шанса заняться нуждами Лили. Другая постирала белье и отмыла ванну от следов мыльной пены. Каждый час или около они менялись как вахта, и Ханна поймала себя на том, что пытается понять, какую смену она посчитала бы наихудшей.

Впрочем, она знала, которую она ненавидела больше всего. Она охотнее бы почистила всю плитку в ванной комнате, чем сидела бы в гостиной с наблюдателем номер два — вот она, правда, которая ясно показывала, до какого отчаяния она была доведена.

Пол обычно с готовностью свидетельствовал, что у нее нет желания заниматься работой по дому. Она справлялась с самыми необходимыми делами, но никогда не получала от этого удовольствия. Это была только домашняя работа и ничего кроме, и казалось, что она никогда не заканчивается. Все дела нужно начинать снова в тот же момент, как она только что закончила их. Эта рутина отнимала время, которое она лучше провела бы с детьми. Она проклинала каждую секунду, которую тратила на чистку ковров пылесосом, вместо того чтобы играть с Джошем. Она проклинала Пола, приговорившего ее к выполнению этой неблагодарной работы. Она давно наняла бы кого-нибудь, кто приходил бы и делал уборку, стирал белье и раз в неделю пек свежее печенье, если бы не Пол с его постоянной долбежкой об отсутствии у нее стремления вести домашние дела.

В доме его матери всегда пахло лимонным маслом и воском для полировки мебели. Его мать всегда тратила субботу на выпечку хлеба, сладких рулетов и печенья. Ханна указала ему однажды, что он ненавидит свою мать, никогда не навещает ее, женился на полной противоположности и поэтому не имеет никакого права жаловаться.

— По крайней мере, я знал, что она — моя мать. По крайней мере, мой отец знал, что она — женщина…

— Ты тоже знал бы, что я женщина, если бы я не валилась с ног от усталости, доводя этот дом до твоих немыслимо высоких стандартов…

— Дом? Тебя никогда не бывает в этом чертовом доме! Ты день и ночь в больнице…

— Мне приходится думать, что спасение людей немного важнее, чем уборка и выпечка булочек к кофе!