Церковь Святого Элизиуса была единственным оплотом Рима в городе, наводненном приверженцами Лютера. Своим видом она казалась очень точной копией того, какой должна быть церковь этого великого старого стиля, — собор в миниатюре, из местного известняка, со шпилями, пронзающими небеса, витражами, изображавшими страдания и торжество Христа. Она располагалась на берегу озера со стороны Динкитауна — Малявки, практически уже за Оленьим Озером, как будто лютеране-норвежцы считали, что будет лучше держать папистов подальше от глаз.

Меган поднялась на крыльцо. Воспоминания из детства, неприятные, нежеланные, нахлынули на нее, вызвав щемящую боль в желудке. Ладони неожиданно вспотели… Они с Миком посещали церковно-приходскую школу. Мик занимался всеми видами спорта, какие только были ему доступны, только чтобы поменьше заботиться о младшей сестренке после школы. И Меган оставляли под присмотром Фрэнсис Клей, мрачной, изможденной женщины, которая убирала в церкви. Девочка проводила бесконечные часы, сидя на твердой, холодной церковной скамье, в то время как Фрэнсис сметала кроличьей лапкой пыль со статуи Богоматери.

С полдюжины пожилых женщин бормотали молитвы, перебирая четки, когда Меган вступила в неф. Внутри церковь была столь же прекрасна, как и снаружи. Окрашенные в серо-голубой цвет стены украшала замысловатая сложная роспись, выполненная в бело-розовых тонах с позолотой. От мерцающих огней десятков зажженных на время службы свечей по стенам скользили длинные тени.

В алтаре высокий, худой как щепка человек, одетый в черное, переходил с места на место, поправляя скатерти и канделябры. Меган уставилась на него взглядом и двинулась по центральному проходу под «Отче наш», борясь с желанием преклонить колена. Она не находила ни убежища, ни утешения в церкви в детстве и, повзрослев, игнорировала посещение ее 363 дня в году, приходя только в Сочельник и на Пасху — на всякий случай.

Священник стоял неподвижно и пристально смотрел на Меган столь же темным и мрачным, как и его одежда, взглядом, когда она подошла к нему. Она дала бы ему лет шестьдесят. Седина посеребрила на висках его редкие каштановые волосы. Он стоял, опираясь на стол широко расставленными руками, без тени улыбки на лице. Оно было настолько худым, что закрадывалась мысль об анорексии. Под его взглядом у Меган зашевелились волосы на затылке, и она прочитала молитву за прихожан Святого Элизиуса, у которых хватало мужества стоять лицом перед этой мрачной личностью каждое воскресенье. У него был тип человека, считавшего самобичевание приемлемой епитимьей за неожиданно испорченный воздух в церкви.

Остановившись, Меган показала свое удостоверение.

— Агент О’Мэлли, БКР. Я хотела бы поговорить с вами о Джоше Кирквуде, святой отец.

Человек хмуро глядел на нее.

— Полиция уже была здесь.

— Я продолжаю первоначальный опрос, — спокойно ответила Меган. — Я знаю, что Джош недавно стал служкой здесь в церкви. Мы пытаемся получить более полную картину действий Джоша, поговорить со всеми взрослыми, которые, возможно, заметили перемену в его поведении в последнее время или что-то еще, что могло напугать его.

— «Пусть дети приходят, не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо Царство Небесное принадлежит таким, как они», — произнес священник строки от Матфея драматическим голосом, от которого дрогнули голоса у поющих гимн женщин. Регент зло посмотрел на него.

— Мы молимся за Джоша, — продолжил священник, приглушив голос до едва различимого. — Я не помню, чтобы вы были на службе вчера вечером. — Он прищурил глаза, легкое осуждение прозвучало в его словах.

Меган прикусила язык, чтобы рефлекторно не попросить прощения. Четыре сотни, не менее, присутствуют в церкви на молебне! Она не могла бы и предположить, что он запоминает каждое лицо.

— Да, меня не было среди верующих в церкви, — тем не менее подтвердила она. — Я была среди полицейских на морозе, в поисках.

— Его судьба в Божьих руках. И мы должны верить, что Бог приведет его домой.

— Я уже десять лет полицейский, отец, и верю Богу настолько, насколько могу.

Он отшатнулся, с ужасом глядя на нее, как если бы ее голова неожиданно начала вращаться на плечах. Меган была готова, что он немедленно ткнет костлявым пальцем в нее и закричит: «Еретичка!» Но он только выдохнул со зловещим рокотом в горле. Молившиеся женщины притихли и во все глаза смотрели на них.

Веселая механическая музыка из портативного игрового устройства расколола напряженную тишину. Все повернули головы к алтарному пространству, где появился красивый мужчина лет тридцати со склоненной над игрой головой. Казалось, что его широкие плечи испытывали на прочность швы трикотажной толстовки, настолько плотно она обтягивала их. Его коричневые вельветовые брюки были слегка помяты. На ногах красовались ковбойские сапоги. Игра закончилась серией коротких электронных звуков, он сжал кулак и прошептал:

— Да! Двенадцать пятьдесят один!

Меган подумала, что, вероятно, плотная тишина заставила его поднять голову. Он смотрел на собравшихся людей, виновато мигая за стеклами очков в золотой оправе. Румянец разлился по его худым щекам, и он выключил игрушку.

— Я не помешаю? — шепотом спросил он, его мягкий виноватый взгляд остановился на Меган.

— Агент О’Мэлли, БКР, — сказала она автоматически. — Мне нужно, чтобы отец Маккой уделил мне еще несколько минут.

— Да? Отлично. Я — отец Том Маккой.

— Но… — Меган бросила быстрый взгляд на худого человека.

Маккой нахмурился.

— Альберт, спасибо, что вы развлекли мисс О’Мэлли в мое отсутствие. — Он уверенно, но нежно взял Меган за руку и проводил к дверям, из которых только что появился; наклонив к ней голову, прошептал: — Альберт очень набожен. На самом деле, он с удовольствием скажет вам, что более подходит для моей работы, чем я.

— Не думаю, что он скажет мне хоть что-то с удовольствием, — призналась Меган. — Мне кажется, он собирался окропить меня святой водой, чтобы посмотреть, не сгорю ли я.

Маккой подвел ее к стулу и закрыл дверь своего офиса.

— Раньше Альберта Флетчера назвали бы фанатиком. Но в девяностые в связи с нехваткой священнослужителей мы называем его дьяконом.

— У него все дома? — спросила Меган, выразительно покрутив пальцем у виска.

— О да. У него есть престижная научная степень в области управления. Он учился в Северо-западном университете. Очень умный человек этот Альберт. — Отец Том опустился на вращающийся стул с высокой спинкой у своего стола и, как ребенок, принялся крутиться налево и направо. — В социальном плане он не очень общителен. Потерял жену три года назад. Какое-то загадочное заболевание желудка, которое никто не смог определить. После того как она ушла, он стал все более и более тесно связывать свою жизнь с церковью.

— Одержимый.

Маккой посмотрел на нее и пожал плечами.

— Как мы можем провести грань между преданностью и одержимостью? Альберт абсолютно нормален, у него безупречная чистота и дома, и во дворе, он входит в некоторые гражданские сообщества. Это его жизнь, и это его выбор — проводить большую часть жизни здесь. — Он положил свой «Гейм-бой» на стол рядом с пресс-папье и застенчиво посмотрел на Меган. — А это то, что сохраняет меня нормальным, когда мир становится слишком тяжелым. — Улыбка исчезла с его лица. — Но в последнее время лечение не задалось…

— Джош Кирквуд?

Священник кивнул головой.

— Сердце разрывается каждый раз, когда я думаю о нем. Кто знает, что он сейчас переживает. И Ханна… Это убивает ее. Она уничтожает себя, пытаясь найти хоть какую-то логику во всем этом, но невозможно понять, как случаются такие вещи.

— Я думала, у вас на все есть ответы.

— У меня? Нет. Пути Господни неисповедимы, и я не посвящен в Его побуждения. Я — просто пастух; моя работа — держать стадо вместе и пасти его в правильном направлении.

— Кто-то далеко отошел от дороги, отец.

— И вы думаете, что этот «кто-то» из Святого Элизиуса?