Священник наклонился к ней.
– Послушайте, – прошептал он и в первый раз показался ей хоть немного похожим на мужчину, – вы ничего не понимаете. Во всей округе нет никого, кроме меня, кто мог бы взять на себя руководство. У этой деревни нет бургомистра, крестьянского старосты, совсем никого – нет даже кого-то вроде самого уважаемого крестьянина в районе. Это всего лишь беднота, все эти годы жившая за счет обслуживания резиденции господ фон Лобкович. Помимо меня, наивысшим авторитетом для них был управляющий, а он сбежал много лет назад, прихватив с собой и слуг, и все, что можно было вынести из замка. В последний раз кто-то из господ приезжал сюда очень давно, еще до меня. Люди доверяют мне, как овцы своему пастуху.
– Тогда настало время овцам поднять головы, – прошипела Александра. – Мы ведь оба знаем, что речь сейчас идет о вашем ребенке! Вы что, хотите бросить на произвол судьбы и его, и мать?
Лицо священника исказила ужасная агония. Он встал и посмотрел на своих прихожан. То, что они прочли в его взгляде, заставило некоторых из них опуститься на колени и начать громко молиться.
– Ваше преподобие, вы должны идти с нами, – прошептал крестьянин, который уже настаивал на отъезде.
– Что с вами? – крикнула Александра. – Вы ведь наверняка выросли здесь. Ну же, примите руководство! Доставьте своих соседей в безопасное место. – Она вскочила на ноги. Крестьянин отступил перед ее натиском. – Мне его преподобие тоже нужен. Он должен мне помочь.
Крестьянин так уставился на нее, будто она заговорила на иностранном языке. Затем он стряхнул оцепенение и снова обратился к священнику Бильянове.
– Пожалуйста, ваше преподобие… Без вас мы потеряны. Руки священника дрожали. Он направил взгляд в небо.
– О, Господи, скажи мне, что я должен делать! – застонал он.
Александра указала на Попельку.
– Он уже сказал это вам, черт возьми. Он говорит, что вы должны оставаться здесь, так как мне нужна помощь, чтобы привести ребенка в мир!
– Пожалуйста, ваше преподобие… пещеры. Нам уже пора идти. Без помощи Божьей мы потеряны. Вы должны молиться и охранять нас.
Франтишек Бильянова опустил голову. Он начал всхлипывать. Александра больше не могла выдержать это. Она кинулась на крестьянина, подняв руки. Он отскочил назад и чуть не шлепнулся на землю.
– Бегите! – кричала она. – Вы что, мыши? Или безмозглая скотина? Бегите и скройтесь в пещерах, или, если вы слишком глупы для этого, оставайтесь здесь, а когда сюда придут солдаты Кёнигсмарка, защищайте эту навозную кучу, на которой вы живете, иначе она и для следующих поколений останется всего лишь навозной кучей и никогда не станет вашей родиной!
Александра знала, что ей не следовало предлагать им остаться здесь. Не успела она произнести эти слова, как еще несколько человек опустились на колени, и все разом запричитали:
– От всех злых духов защити нас, о, Святая Мария, Матерь Божья, молись за нас, грешных!
Александра сердито топнула ногой.
– Слабоумные! – крикнула она изо всех сил. – Из-за таких, как вы, генералам уже тридцать лет удается вести войну против этой страны!
Священник схватил ее за руку.
– Пожалуйста… Вы должны понять их… – Слезы оставили борозды на его серых щеках.
– Франа, – вполголоса произнесла Попелька. – Франа… Ты не можешь медлить из-за меня. Бог дал тебе задание спасти деревню. Не греши из-за меня.
– Но мое сердце… – простонал священник.
Попелька улыбнулась.
– Господь ведь позаботился обо мне. Ты только глянь… Александра присматривает за мной. Бог послал ее, чтобы ты мог уйти. И архангел будет охранять нашего сына.
Теперь священник плакал открыто, опустив руки, как будто у него уже не осталось сил даже на то, чтобы протянуть их к ней.
– Мое сердце, – прошептал он. – Мое сердце…
Александра покачала головой. В ней боролись гнев, отвращение и умиление, отчего выражение лица у нее было мрачным. Крестьянин обошел ее на почтительном расстоянии и взял Бильянову за руку.
– Ваше преподобие… мы должны идти!
Бильянова обернулся и схватил Александру за плечи.
– Я вернусь! – хрипло сказал он. – Я вернусь. Я доставлю людей в безопасное место, а затем вернусь назад в деревню, и… и…
– И как долго вас не будет? – с пренебрежением спросила Александра.
– Я не знаю… Если я и ночью буду идти… то до утра…
– Торопитесь, – ответила Александра и повернулась к нему спиной. Она подумала о том, что завтра утром уже могла бы быть в Праге. Фыркнув, она наклонилась, чтобы ухватиться за дышло небольшой телеги. – И принесите свежее козье молоко. Попелька, держись крепче… поехали. Мы возвращаемся назад, в дом пастора.
Еще до того, как родовые схватки стали слишком сильными, Александра подготовила все, что только можно. Так как шведские солдаты все равно разграбят деревню, если они действительно придут сюда, она взяла на себя часть их работы и пробежалась по крестьянским хижинам в поисках одеял, котла и дров. Естественно, она ничего не нашла. В конце концов с помощью камня она разобрала тележку и часть скудной мебели в доме пастора и разожгла огонь на полученной таким образом древесине. Вместо котла притащила в спальню жестяную купель из церкви и долго била по ней ногой, пока внизу не образовалась вмятина, достаточно широкая, чтобы можно было установить купель на железной решетке над очагом. На телеге лежали немногочисленные пожитки священника Бильяновы, в том числе и одеяла. Александра раздела Попельку до нижней рубахи и разорвала ее юбку на широкие полосы, чтобы прокипятить получившиеся тряпки, а затем вывесить их у огня. В общем и целом приготовления свои она сочла жалкими.
– Было бы легче, если бы я могла помассировать тебе живот, – пробормотала она, когда не оставалось больше ничего, кроме как ждать, когда ребенок зашевелится. – Если бы у нас только было немного свиного жира…
– …то мы бы его уже давно съели, – заметила Попелька.
– Намазали бы его на толстый ломоть свежего хлеба, – добавила Александра после паузы.
Попелька улыбнулась.
– И выпили бы кувшин свежего пива.
– Красного вина, – возразила Александра. – «Битурики».
– Не-е! – не согласилась с ней Попелька. – Пиво – это единственный настоящий напиток.
Александра улыбнулась.
– У моего отца в подвале есть бочка «Битурики». Стоит его хоть разочек попробовать, и уже никогда больше не захочешь пить ничего другого.
– А нам раз в год, на праздник урожая, присылали бочку пива из бывшей пивоварни монастыря в Бероуне, такую большую, что в нее можно было залезть целиком и захлебнуться!
Они переглянулись.
– Что касается меня, я вцепилась бы в свой ломоть хлеба со свиным жиром и удрала бы наверх, – сказала Александра.
– Если есть пиво, – объяснила Попелька и внезапно покраснела, – если есть пиво и хорошее мясо, то… тогда… Франа пукает всю ночь, как бык! – Она в ужасе прикрыла рот ладонью и сразу захихикала. – О, Господь на небесах, если он узнает, что я рассказала об этом, ему будет смертельно стыдно! – Она еще сильнее захихикала.
– Я никогда еще не встречала мужчину, который стыдился бы своих ветров, – возразила Александра.
Попелька уже открыто хохотала. Смех ее был настолько заразителен, что Александра тоже рассмеялась. Они довольно долго кудахтали, как две курицы, и вытирали слезы. Попелька хватала ртом воздух и смотрела на Александру. Неожиданно она крепко вцепилась в нее ледяной рукой.
– Кто ты? – спросила она. – Расскажи мне о себе. Ты ведь целительница, не так ли? Почему ты помогаешь мне и моему еще не рожденному ребенку?
– Потому что Бог послал меня? – хрипло ответила вопросом на вопрос Александра.
Попелька, улыбаясь, покачала головой.
И, прежде чем она поняла, что на нее нашло, Александра рассказала ей о Мику, и о Вацлаве, и глубокой боли, и у нее снова будто вырвали сердце из груди, и растерзали его, и снова вылечили: и сердце, и глубокую пропасть у нее в душе; и вот она уже лежит на кровати в объятиях Попельки и плачет, как ребенок; а женщина, насчет которой она подозревала, что одно только чудо позволит ей пережить эту ночь, гладит ее волосы и постоянно повторяет: