– Ваша милость! – кричал он и махал руками. – Ваша милость! – За ним следовал всадник, а дальше – еще четверо или пятеро человек на лошадях. Генерал Кёнигсмарк прищурился. Офицеры схватились за рапиры или за пистолеты, висевшие у них на поясе. – Ваша милость!

Солдат задыхался, но отчаянно пытался сделать доклад. Дыхание со свистом вырывалось из его горла. Не дойдя нескольких десятков шагов до генерала, всадники сдержали лошадей и развели в стороны руки, демонстрируя, что у них нет враждебных намерений. С боков лошадей капала пена, лица всадников были багровыми. Андреасу показалось, что он слышит их свистящее дыхание. Они, наверное, неслись, как сумасшедшие.

– Ваша милость… – задыхался солдат. – Это… Уф-ф-ф!.. Это… это…

– Генерал, позвольте мне сказать! – крикнул предводитель всадников и поднял руки над головой, когда несколько дюжин мушкетов повернулись в его сторону. – К черту! Мы свои! Свои!

– Кто этот каналья? – буркнул Кёнигсмарк.

Андреас уставился на всадника. Когда тот заговорил, он узнал его.

– Я – подполковник Аношт Оттовалски! – крикнул мужчина. – Я принадлежу к гарнизону генерала Коллоредо. Я перехожу на вашу сторону, ваша милость, я и мои люди! Мы свои!

– Грязный предатель! – невольно выдавил Андреас, позабыв, что еще несколько мгновений назад он не видел иного выбора, кроме как самому стать предателем.

Генерал покосился на него. Он улыбался.

– Вот ведь бесчестный человек, n'est-ce pas?[81]

– Черт подери, да!

– Un homme adroit.[82] Он переживет войну.

– Господин генерал! Вы не должны терять ни секунды! Мы скакали, как безумные, чтобы опередить их. Жители Праги решили совершить вылазку! Соберите ваших людей и…

Дальнейшие его слова поглотили внезапный рев, ржание и адский огонь из многих мушкетов, раздавшийся со стороны лагеря. Потрясенные офицеры Кёнигсмарка переглянулись. Оттовалски круто развернул лошадь и поскакал к палаткам. Солдаты, присутствовавшие на казни, принялись кричать и бегать и разные стороны, наталкиваясь друг на друга. За несколько мгновений от дисциплины не осталось даже воспоминания. Шум в лагере становился все громче, оттуда доносились пронзительный свист, крики животных… Задрожала земля…

Генерал Кёнигсмарк с почти мечтательным выражением лица достал из-за пояса пистолет, взвел курок и направил оружие На Андреаса. Андреас уставился на дуло, но совершенно не видел его.

Карина! Лидия! Что бы ни происходило в лагере, обе находились в самом центре событий.

Андреас резко развернулся. В тот же самый миг прогремел выстрел из пистолета Кёнигсмарка. Андреас услышал, как мимо его головы пролетела пуля. Но он не задержался ни на мгновение и даже не почувствовал ужаса оттого, что эти несколько дюймов спасли ему жизнь, так же как несколько дюймов стоили жизни повешенному. Он побежал вслед за предателями из Праги, по направлению к лагерю. В голове его не было места ни для чего, кроме Карины и Лидии.

Два десятка вооруженных всадников мчались вниз по склону холма, со стороны лагеря. Их предводитель был великаном в черной сутане; он сжимал в зубах поводья могучего боевого коня, а в каждой руке держал по пистолету. Он выстрелил из обоих пистолетов, отбросил их прочь, достал из седельной кобуры еще два, и Андреас услышал старый богемский боевой клич:

– Praga! Praga! Smrt Némcutn![83]

– Кто-то идет, – прошептал Альфред Альфредссон и поднял пистолет, курок на котором он уже успел взвести. – Если это не Карлссон, то он – труп. – Альфред сидел в окружении маленького отряда неуклюжих снеговиков, которых он слепил, пока они ждали возвращения разведчика. Самуэль просвистел, подражая щуру.

– Вот черт, – раздался голос Магнуса Карлссона. – Ты ведь прекрасно знаешь, что я не умею свистеть, ротмистр.

– Мы здесь, – спокойно ответил Самуэль.

Магнус выскользнул из темноты и упал рядом с ними в снег. Он держал сапоги в руке. Развернув мокрые полоски ткани, которыми он обмотал голые ступни, он сунул их в карман, молча взял у Альфреда Альфредссона сухие носки, пробормотав что-то о том, что ходить на разведку зимой – это издевательство, и сунул ноги в сапоги. Теперь он был готов к докладу.

– Как ты и думал, ротмистр, – прошептал он. – Саксонские драгуны. Наши друзья из Вунзиделя.

Самуэль кивнул.

– Кёнигсмарк!

– Что его всадники до сих пор делают к юго-востоку от Праги? – удивился Альфред. – Если бы они искали продовольствие, то должны были ограбить несколько деревень между этим местом и Прагой. Но все деревни остались слева от них.

– А чем вы здесь, собственно, занимаетесь? – спросил Карлссон. – Ну и нагнали вы на меня страху. С вашего позволения, ротмистр.

– Мы хотели воспользоваться случаем и побеседовать разок в отсутствие наших новых друзей, – ответил Самуэль. – Эбба тоже придет, как только найдет отговорку, чтобы уйти от костра.

– Я уже здесь, – услышали они голос Эббы.

Она упала рядом с ними в снег. К этому времени Самуэлю уже с трудом удавалось видеть в ней женщину. Только когда он смотрел на ее профиль, от которого захватывало дух, он снова вспоминал, что Эбба, давно уже начавшая ругаться наравне с мужчинами, смеяться над их непристойными шутками и пинать ногой Герда Брандестейна, если тот, забывшись глубоким сном, портил воздух, словно осел, – вовсе не была одним из его ребят. Она была графиней, она была возлюбленной королевы Кристины, и если эта миссия завершится счастливым концом, она навсегда простится с ними. Самуэль знал, что ему будет ее не хватать сильнее, чем кое-кого из ребят, с которыми он за последние шестнадцать лет прошел огонь и воду. Смоландцам она тоже запала в душу. Последние остатки отчужденности исчезли во время поездки из Браунау в Прагу и в течение тех дней, которые они провели в городе, не зная, что предпринять. Если бы Эбба разделась при них догола, они бы молча отвернулись и даже не попытались бы бросить на нее самый короткий взгляд. Нет, даже более того – они бы смотрели на нее, совершенно не замечая, что она вовсе не парень, а одна из самых прекрасных женщин, которых Самуэль когда-нибудь знал.

– Все так, как мы и предполагали – там впереди стоит лагерем куча драгун. Судя по следам, их две сотни. – Самуэль посмотрел на Магнуса.

Тот согласно кивнул.

– У них есть два корнета, но нет капелланов, профоса и штабного писаря. Они стоят не в боевом порядке – это экспедиционный отряд. Подозреваю, у них всего один капитан.

– Это не случайно, – добавила Эбба. – Если Киприан и Андрей не ошиблись, мы сейчас находимся в двух шагах от Подлажице.

– Что ты о них думаешь? – спросил Самуэль.

Эбба довольно долго молчала.

– Если бы я не считала, что они верят в то, что говорят, я не позволила бы им уговорить себя действовать сообща с ними. В этой странной темнице-кунсткамере в Праге у нас было преимущество.

– Ну да, – проворчал Альфред, – если бы я выстрелил, то сбежалось бы ползамка. Парни, естественно, прекрасно это понимали.

– Стоило им только позвать на помощь, и весь гарнизон свалился бы нам на голову. Но они этого не сделали. Удивительное хладнокровие для двух человек, которым угрожают рапирами и пистолетами.

Самуэль сказал:

– У верзилы даже оружия не было. Он просто приставил мне к затылку чертов указательный палец! – Он никак не мог успокоиться, что его так провели.

Эбба вздохнула.

– Я исхожу из того, что ваш рассказ правдив. Эти двое ждали не нас, а дочь Киприана Александру. А если они и хотели нас как-то обмануть, то нас целый десяток, а их всего двое, и они открыли нам большую тайну: что чертова книга в Праге – всего лишь копия, а оригинал они спрятали в Подлажице. Они дали нам в руки все козыри.

– Возможно, они связаны с теми проклятыми драгунами, – предположил Магнус.