Александра метнулась в конец улицы. Ее лицо горело от стыда и одновременно от напряжения. Неужели Самуэлю и правда удастся организовать их бегство? Ради этого стоило потерпеть презрительное обращение солдата, который говорил о чести, но наверняка все еще носил на своей спине царапины, нанесенные последней жертвой, которую он изнасиловал. Тем не менее его слова жгли ее огнем. Но в то же время в ней горело кое-что еще, что она давно уже считала мертвым и что ей при всем желании не удавалось выбросить из головы: сожаление, что она больше не почувствует в себе Самуэля Брахе.

– Квартирмейстер Кёнигсмарка продумал почти все, – прошептал Самуэль на ухо Александре. – Он приказал охранять даже крошечную дверцу в городской стене, которая ведет к прудам для разведения рыбы.

Взгляд Александры метался от одного человека к другому: Агнесс, писарь, крестьянин, Самуэль и человек с круглым лицом, которого, как она успела узнать, звали Альфред Альфредссон. Он отвесил им с Агнесс изысканный поклон, когда они встретились в развалившемся доме напротив казармы Самуэля. Агнесс подняла бровь, однако ничего не сказала. Она также не спросила, как Александра нашла Самуэля и почему он решил помочь им ускользнуть из города. Александра смутно подозревала, что Агнесс своим шестым чувством сразу догадалась, какие отношения связывают Александру и Самуэля.

– Я не вижу стражей, – заметила Александра и вгляделась в темноту.

Маленькая дверца частично пряталась под толстыми усиками плюща и винограда, которые висели с внутренней стороны стены. Более заброшенного места и не придумаешь.

Самуэль немного помедлил.

– Идем, – приказал он.

Он мчался по переулку, прижимаясь к черным от копоти стенам домов, пока не добрался до лишь слегка поврежденной хижины, которая находилась всего в нескольких десятках шагов от охраняемой дверцы. Прижав палец к губам, он провел их вокруг хижины, и Александра, к своему удивлению, увидела, что из окна в задней стене льется свет. Окно представляло собой прямоугольную дыру, занавешенную изнутри куском материи. Самуэль осторожно отодвинул тряпку. Затем кивком головы подозвал Александру.

Ей открылся вид на помещение, служившее кухней, гостиной и спальней одновременно. Кухонный уголок был просто выемкой в стене, где слабо тлели несколько поленьев; над очагом висел маленький котелок. В помещении было не продохнуть из-за дыма и вони тел людей, которые плохо питаются и никогда не моются. Александра прикрыла глаза, так как их начало резать. Казалось, что комната с такой атмосферой совершенно не пригодна для жизни, однако там шевелились две фигуры. Одна из них оказалась мужчиной в обычной разношерстной солдатской одежде, он сидел на соломенном тюфяке и шумно хлебал что-то из миски. Другая была женщиной, которая помешивала варево в котле. Пока Александра смотрела, солдат встал, прогромыхал тяжелыми сапогами к женщине и протянул ей миску. Она наполнила ее тем, что зачерпнула из котла. Солдат засмеялся, притянул ее свободной рукой к себе и поцеловал в губы. Женщина обняла его. Его свободная рука принялась мять ее юбку, пока не задрала ее над задом, после чего исчезла под юбкой и начала ворочаться там. Женщина хихикнула и игриво оттолкнула его. Он снова засмеялся, схватил ее руку и поднес к своей промежности. Широко улыбнувшись, она сжала там, а он закрыл глаза и что-то довольно проворчал, вновь поцеловал ее, долго и страстно, и опять сел, занявшись содержимым миски. Женщина отвернулась, и Александра на секунду увидела ее лицо.

Оно было искажено ненавистью и отвращением.

– Внимание, – сказал Самуэль.

Он издал звук, похожий на мяуканье полумертвой от голода кошки.

– Эта дрянь опять здесь? – услышала Александра голос мужчины в комнате.

– Я прогоню ее, – ответила женщина.

Мгновение спустя тряпка отодвинулась, и в окно полетел камень. Самуэль снова мяукнул, как мяукает кошка, возмущаясь неподобающим поведением жалкой человеческой расы. Голова женщины появилась в окне. Сердце Александры замерло, когда женщина посмотрела прямо на них с Самуэлем.

– Попала? – спросил ее солдат.

– Не знаю. Но думаю, она удрала. – На лице женщины не дрогнул ни один мускул. Самуэль кивнул ей. Она кивнула в ответ и исчезла в окне. – Я ее не вижу.

– Только попробуй подать ее на стол, когда она отдаст концы.

– А как ты думаешь, что ты сейчас ешь? – спросила женщина.

– Что?! – вскричал солдат.

Женщина рассмеялась. После короткой паузы мужчина присоединился к ней.

– Ты мне за это заплатишь! – заявил он.

– Могу прямо сейчас, – ответила женщина неожиданно охрипшим голосом.

Александра слышала, как по полу прогремели сапоги, затем раздались приглушенные звуки, похожие на те, которые производят два человека, когда они обнимаются и одновременно пытаются раздеть друг друга. Вскоре после этого звуки стали тише, а мужчина начал стонать.

Самуэль присел на корточки и прислонился спиной к стене. Александра чувствовала замешательство и смущение, но ей удалось ответить на его взгляд. Внутри хижины мужчина невнятно произнес: «Вставай, ты!», и тишину нарушил стон женщины, а затем – ритмичные звуки совокупления. Женщина снова застонала. Грохот сапог дал им понять, что оба занимались этим стоя. Да и куда там можно было лечь, кроме как на соломенный тюфяк? Александра отвела глаза.

– Он, – прошептал Самуэль, – бедный негодяй, которого сменяют каждые несколько дней и о котором интендант регулярно забывает, когда речь заходит о пайке. Он завшивлен, голоден, наполовину замерз и лишь от отчаяния и одиночества похотлив, как целая семинария.

– Он принуждает ее, заставляет делать…

– Она, – продолжал Самуэль, – бывшая проститутка из бани, которая нашла приют в этой покинутой хижине. В ней, наверное, побывала половина достойных уважения граждан Вунзиделя, когда он еще был процветающим городом, но сейчас ни одна из групп выживших, теснящихся по закоулкам, не желает принять ее к себе.

– Ты хорошо ориентируешься в ситуации.

Толчки в хижине стали громче. Александра услышала шлепки ладони по обнаженным ягодицам и тяжелое, прерывистое дыхание солдата. Тем временем до ее слуха донесся и глухой голос женщины.

– Кончай! Кончай! И это все, что ты мне дашь? Кончай!

– Нас не так надежно охраняют, как кажется. Днем мы даже немного гуляем. – Александра видела, как Самуэль безрадостно улыбается в темноте.

Тряпку на окне отдернули в сторону, и в проеме снова появилось лицо женщины. На щеках у нее алели лихорадочные пятна. Она оперлась руками на оконную раму, и верхняя часть ее туловища ритмично задвигалась взад-вперед в такт толчкам сзади. Ее глаза были большими и блестящими, и она смотрела прямо на Самуэля. Внезапно из окна что-то выпало, и Самуэль молниеносно протянул руку и схватил предмет. Женщина опять исчезла. Возня в комнате продолжилась, не прерываясь ни на секунду. Самуэль разжал пальцы. На ладони лежал старый массивный ключ.

– Пора исчезать, – заявил он.

– Почему она это делает? – спросила Александра, когда они крались назад, к убежищу остальных.

– Что? Совокупляется с врагом?

– Нет, помогает тебе.

– Ни мои люди, ни я сам никогда не причиняли ей зла.

– Но вы пленники.

– Проклятые этой земли помогают друг другу, да? Как долго ты живешь на свете, ангел мой?

Она накрыла рукой его ладонь.

– Ты помогаешь нам.

– Я не просто так это делаю.

– А потому, что считаешь, что ты и твои люди вместе с нами могут получить шанс найти где-нибудь убежище.

Он ухмыльнулся.

– Потому, что надеюсь получить от тебя еще один поцелуй в знак огромной благодарности.

Когда они добрались до убежища, Самуэль показал ключ своему бывшему вахмистру. Альфред взял его и посмотрел на него, как умирающий от жажды, которому кто-то внезапно сунул в руку ключ от винного погреба.

– Du är det bäst, kapten,[33] – пробормотал он.