– Кёнигсмарк? Но ведь он…

– Они уже в Раконице.[51] Мародеры грабят все деревни вокруг Праги! – Это была женщина, и если священник находился на грани паники, то она уже давно шагнула за нее.

– В Раконице? Но ведь армия Кёнигсмарка стоит в Вунзиделе!

Несколько людей изумленно уставились на нее. Александра моргнула. Ее сердце застучало еще быстрее.

– Господи… – прошептала она.

«Не есть ли это та самая дьявольщина, которую ожидал Самуэль? Нападение на Прагу? Если он со своей армией вышел из Вунзиделя еще в декабре и передвигался ночью… по замерзшим полям… Он мог сделать это так, что никто ничего не заметил! А о том, чтобы западная часть Богемии практически опустела, его солдаты позаботились еще много лет назад…»

Она поняла, что сейчас все взгляды устремлены на нее.

– Все говорят, что Кёнигсмарк – это дьявол во плоти, – простонал священник. – Хотите ли вы ехать с нами, милостивая госпожа?

– Нет, я… Нет, я должна как можно скорее попасть в Прагу. И даже еще быстрее, в свете этих новостей! – Она пристально посмотрела на священника. – Вы собираетесь переправить свой приход в безопасное место?

– Да… если Господь даст мне на это сил!

Беременная на телеге тяжело задышала, и священник развернулся и подбежал к ней.

– Что, началось?

– Господь укроет меня своей рукой, – сказала женщина.

Глаза ее были огромными, а лицо покрыто потом, несмотря на холод. Она попыталась подняться. Священник стал помогать ей и чуть не упал вместе с ней на телегу. Александра уже поставила ногу в стремя. Она посмотрела поверх лошадиного крупа на священника и беременную, и от того, что она увидела в глазах женщины, у нее мороз пошел по коже.

– Посадите ее обратно! – крикнула она, не успев даже задуматься. Она произнесла это так, что все головы повернулись к ней, а священник опустил женщину назад на телегу. – Не вздумайте снова ее поднимать!

– Но… однако… – Священник беспомощно размахивал руками.

Внезапно Александре бросилось в глаза кольцо людей, столпившихся вокруг обоих. Ни один человек, кроме священника, не пришел на помощь женщине. В ней заговорила ярость. Внебрачный ребенок! И судя по всему, тот подлец, от которого она понесла, стоит сейчас здесь, среди зевак, и прикидывается, будто его это совершенно не касается, и она тоже молчит, так как знает, что если укажет пальцем на отца ребенка, это вовсе не улучшит ее положение. Тогда Александра внимательнее пригляделась к беспомощным жестам священника и заметила, как все окружающие стараются смотреть в другую сторону. «О боже, – подумала она. – Только этого тебе еще и не хватало! Немедленно залезай в седло и езжай отсюда! Если бы ты случайно не остановилась здесь, то и вовсе не узнала бы, что тут происходит». Но, не успев додумать эту мысль, она вынула ногу из стремени и оттолкнула лошадь. Затем подошла к беременной и присела рядом с ней.

– Когда у тебя начались схватки?

Священник булькал и бормотал что-то, абсолютно сбитый с толку.

– С полуденного звона колокола, – произнесла обессиленная женщина.

Александра кивнула.

– Это у тебя первые роды?

Женщина не отрываясь смотрела в глаза Александры. Она лихорадочно закивала.

– Я… я умру?

– Речь сейчас идет о жизни, а не о смерти, – возразила Александра и положила руку ей на живот. Она так сильно растянула губы в улыбке, что боль дошла до самого сердца, и на короткое мгновение возненавидела все те слова, которые Бар-бора сказала ей. Беременная была хрупкой, ее кожа почти просвечивала насквозь, сосуды на висках пульсировали. Она уже не была юной девушкой, но сильно недоедала: никакой груди или бедер, а живот выпирал. – Лучше подумай, как назовешь ребенка.

Женщина неуверенно ответила на улыбку Александры.

– Тобит, – прошептала она. – Я знаю, это будет сын.

– Ах да – мужчина, которого во время путешествий охраняет архангел. Очень удачно. Теперь, ваше преподобие… – Александра посмотрела вверх, на священника, – эта женщина никуда не идет. Она… э…

Губы священника вздрогнули.

– Моя сестра, – выдавил он. – Я приютил ее в доме пастора. Ее муж… э… был убит… э… на войне.

Александра сверлила его взглядом. Он крутился между ними, на его лице была написана мольба. Нетрудно догадаться, что произошло: жизнь в общине была одинокой и однообразной, и две души, не очень-то к ней подходившие, неизбежно притянулись друг к другу: одна из них принадлежала священнику, вероятно, получившему образование в колледже иезуитов или прямо в Праге и неожиданно оказавшемуся среди изнуренных работой крестьян и батраков; вторая – хрупкой, слабой вдове, не годившейся для физической работы, которую выполняли другие женщины. Члены общины отводили глаза, так как ни их тупость, ни их злость не были настолько велики, чтобы они не догадывались, как подобный скандал может навредить деревне. Овдовевшая сестра, которая вела дом одинокого священника и за это обрела убежище под его крышей для себя и своего ребенка, – и если бы все пошло, как планировалось, а в страну не вошел бы дьявол в облике генерала Кёнигсмарка, то они бы и сами в это поверили, самое позднее тогда, когда ребенок делал бы свои первые шаги по деревенской улице. То, что не было на свете двух человек, менее подходящих друг другу, чем священник и беременная женщина, хоть и с трудом, но можно было бы не замечать.

– Что это значит – она никуда не пойдет? – заикаясь, переспросил священник.

– Ребенок появится, наверное, уже сегодня ночью, – ответила Александра.

Священник перекрестился. Он еще больше посерел. Беременная попыталась улыбнуться ему. Она сжала руку Александры и уже не отпускала. Ее пальцы были ледяными тисками. Люди вокруг них что-то бормотали и смущенно переглядывались.

– Как вас зовут, ваше преподобие?

– Бильянова, – выдавил священник. – Бильянова Франтишек.

Он назвал сначала свою фамилию. Как Александра и подумала: воспитанник иезуитов. Неожиданно она вспомнила, по какому делу, собственно, тут разъезжает, и что не может позволить себе задерживаться здесь. Должно быть, что-то из этих мыслей отразилось на ее лице, так как в глазах беременной вспыхнула паника. В отчаянии Александра ответила на ее рукопожатие. Больше всего ей хотелось кричать от ярости и беспомощности.

– Я Попелька, – сказала беременная.

Александра вздохнула.

– Я – Александра. Не беспокойтесь – все будет хорошо. – Древняя ложь была такой же безвкусной, как и гнев на обстоятельства, которые устроили ей эту помеху на пути.

Один из деревенских мужчин подошел к священнику.

– Ваше преподобие, пожалуйста… Нам пора идти.

– Нельзя ли все-таки отвезти ее на телеге? – умоляюще спросил священник. – Мы бы все вместе помогли ей… Правда же, мы ведь все вместе…

После недолгой паузы мужчины дружно закивали.

– А куда вы вообще идете? – спросила Александра.

– К пещерам! – Священник Бильянова указал на холм, который загораживал горизонт на некотором удалении от деревни. Он был покрыт лесом и казался большой длинной тенью; на гребне у него, словно зубы, торчали серые скалы. – Там, наверху, в карсте много ходов! Их знают только местные жители. Раньше там жили фальшивомонетчики, но теперь пещеры пусты. Солдаты никогда не найдут нас там!

– Вам ни за что не удастся затащить ее туда, – заявила Александра.

Священник опустил плечи.

– Но что же мне все-таки делать? – простонал он.

На глаза ему навернулись слезы.

– Оставайтесь здесь и помогите мне принять роды, – сказала Александра, и в словах ее прозвучало больше решительности, чем она на самом деле чувствовала.

– Но ведь… однако… я должен отвести прихожан к пещерам.

– Ваши протеже определенно найдут пещеры и сами, клянусь тремя чертями, – резко возразила Александра.

Когда она подняла глаза, ее замешательство усилилось. Крестьяне смотрели на нее как на человека, который только что приказал отнять у них все добро и выгнать их нагишом в поля. Некоторые женщины заплакали, какой-то старик украдкой сделал в направлении Александры знак-оберег от дурного глаза.