Рекомендация Томаса Ливена была взята на вооружение и так оправдала себя, что у немцев вскоре волосы встали дыбом. Лавина так называемых «подлинных поддельных документов» затопила Францию. И спасла многие человеческие жизни.

С наступлением темноты самолет королевских ВВС совершил посадку на небольшой поляне, где восемнадцать часов назад приземлялся Томас Ливен. В кабине находился пилот в британской форме. Он был родом из Лейпцига. Германский абвер отобрал его, потому что он говорил по-английски, к сожалению, правда, с саксонским акцентом. Поэтому он был немногословен и в основном лишь козырял, но настолько не по-английски, что у Томаса кровь стыла в жилах. Пилот молодцевато вскидывал правую руку внутренней стороной к щеке и виску, а не как британцы — внутренней стороной наружу.

Никто из новообретенных французских друзей Томаса этого, похоже, не заметил. Начались объятия, поцелуи, рукопожатия и пожелания всего доброго. «Счастливо!» — кричали мужчины, когда Томас вскарабкался в самолет, прошипев при этом пилоту люфтваффе: «Вы, идиот, тупица!» Потом он огляделся. На краю опушки неподвижно стояла Ивонна, руки в карманах куртки. Он помахал ей, она не отреагировала. Он помахал еще раз — никакой реакции. Он уже знал, опускаясь на сиденье: эта женщина непременно отомстит ему. Все еще впереди!

Операция «Соловей 17» проходила, как и рассчитывал Томас, без сучка и задоринки. Ежевечерне в 21.00 ефрейторы-радисты Шлумбергер и Раддац в отеле «Лютеция» получали от «Соловья» сообщения, расшифровывали их, а потом отправляли соответствующие ответы от «полковника Бакмастера, бюро 231, военное министерство в Лондоне». На этих сеансах присутствовали полковник Верте, вырвавший Томаса из лап гестаповцев, и капитан Бреннер, давно и с огромным интересом следивший за жизненными перипетиями нашего друга.

В лице капитана Бреннера Томас обнаружил типичного служаку: трезвый, упрямый, педантичный, по-своему порядочный, не нацист, «военная косточка», исполнитель приказов, работавший как заводной механизм, без эмоций, критических мыслей и почти не вкладывая сердце.

Бреннер, небольшого роста, с идеальным пробором, в очках с позолоченной оправой и энергичными движениями, с самого начала не понимал «всего этого спектакля с каким-то "Соловьем 17"», как он выражался. Сперва Томас Ливен, направляя указания членам «Маки Крозан», попросту тянул резину. Тем временем «Соловей 17» начал требовать конкретных действий. Бойцы Сопротивления хотели наносить удары. Они запрашивали боеприпасы. В ответ на это немцы в одну из майских ночей на английском трофейном самолете доставили и сбросили их в обусловленном районе на четырех парашютах. Боеприпасы имели только один недостаток: они не подходили к типам и калибрам вооружений, имевшихся у «Маки Крозан»…

Следствием этого стал нескончаемый обмен радиодепешами. Дни проходили за днями. «Лондон» сожалел о допущенной ошибке. Она будет исправлена, как только будут подобраны подходящие боеприпасы для оружия частично французского, частично немецкого производства. "Лондон" дал задание «Маки Крозан» создавать запасы продовольствия. Было известно, что население в труднодоступных местностях голодает. А голодающие способны на опасные эксцессы…

Вновь поднялись в воздух трофейные самолеты с немецкими пилотами. На этот раз они сбросили парашюты с захваченными британскими консервами, медикаментами, виски, сигаретами и кофе. Капитан Бреннер окончательно перестал понимать происходящее:

— Мы сами лакаем поддельный перно, а эти господа партизаны — настоящий виски! Я курю «Галуаз», а партизаны — лучшие британские сигареты! Мы снабжаем этих парней, для того чтобы они жирели! Это безумие, господа, чистое безумие!

— Это не безумие, — втолковывал ему полковник Верте. — Ливен прав. Это единственная возможность помешать людям стать для нас опасными. А то они подорвут железнодорожные пути или электростанции и разбегутся кто куда, ищи потом ветра в поле.

В июне 1943 года недовольство среди членов «Соловей 17» достигло такого накала, что Томас изменил свою тактику: британские трофейные самолеты с немецкими экипажами в этот раз сбросили в партизанский район боеприпасы, подходившие к оружию. Однако «Маки Крозан» вскоре получил новое указание: «маки в марселе готовят крупные акты саботажа и нападения — настоятельно необходимо временно передать товарищам ваше оружие и боеприпасы».

В ответ — страстная перепалка в эфире. Но «Лондон» оставался тверд. «Маки Крозан» были переданы точные координаты и время передачи оружия. В одну из ненастных ночей в лесу неподалеку от проезжей дороги из Белака в Мортмар оружие поменяло владельцев. Новые хозяева, старавшиеся держаться как истинные французы, увезли его на грузовиках. Оставшись в своей компании, они загалдели как обычно — на жаргоне немецких пехотинцев.

В начале июля от предателя-радиста «Маки Лимож» полковник Верте узнал, что «Маки Крозан» по уши сыта «Лондоном». Известная Ивонна Дешан подстрекала своих товарищей. Действительно ли радиосвязь поддерживается с Лондоном? А этот капитан Эверетт, пророчила она, показался ей личностью сомнительной! А уж пилот, прилетавший за ним, тем более. Он отдавал честь, как какой-нибудь бош.

— Проклятье, — сказал Томас, узнав об этом, — знал ведь, что когда-нибудь этим все кончится. Господин полковник, остается только одно.

— Что именно?

— Мы должны предложить «Соловью 17» возможность совершить настоящий и серьезный акт саботажа. Мы должны пожертвовать одним мостом или одной электростанцией, для того чтобы по возможности спасти от разрушения многие мосты, электростанции и железнодорожные пути.

Присутствовавший при разговоре капитан Бреннер закатил глаза и простонал:

— Свихнулся! Зондерфюрер Ливен окончательно свихнулся!

Полковник Верте был тоже озадачен:

— Всему есть пределы, Ливен. Нет, в самом деле. Чего вы от меня добиваетесь?

— Я требую от вас мост, господин полковник! — внезапно закричал Томас. — Черт побери, неужели во Франции не найдется одного-единственного моста, которым мы могли бы пожертвовать?

Гудящий лифт остановился на самом верхнем этаже парижского отеля «Лютеция», реквизированного немцами. Вышел мужчина тридцати четырех лет. Среднего роста, стройный, с моржовыми усами.

Худощавый Георг Раддац опустил в карман свежее издание французского журнала «Регаль» с фотографиями обнаженных женщин, вскочил и щелкнул каблуками:

— Хайль Гитлер, господин зондерфюрер!

— Ефрейторы Раддац и Шлумбергер несут радиослужбу, господин зондерфюрер! — рявкнул венец, преувеличенно браво вытягиваясь по стойке «смирно».

Без сомнения странный зондерфюрер, порождение третьего рейха, с усмешкой ответил:

— Хайль Гитлер, олухи! Лондон слушали?

— Так точно, господин зондерфюрер! — отрапортовал венец. — Только что.

В течение недель эта троица встречалась ежевечерне в великолепно оборудованном немецком радиоцентре — и каждый раз, пока не пришли другие, использовала, хотя это было запрещено, принимающую станцию, чтобы послушать Лондон. Заговорил толстяк Шлумбергер:

— Черчилль толкал речугу. Мол, если итальянцы сейчас, когда Муссолини в дерьме, будут продолжать хороводиться с нами, то схлопочут по мозгам.

За пять дней до этого, 25 июля, король Италии Виктор-Эммануил приказал арестовать Муссолини. В тот же день были подвергнуты бомбардировкам Кассель, Ремшайд, Киль и Бремен.

— Ну и ну, теперь понеслось, — вздохнул Раддац. — Нам и так уж в России наподдали на Ладоге, и с Курской дуги мы драпанули. И в Сицилии итальянцам вломили по первое число.

Томас присел:

— А господа в Берлине готовы сломать себе шею. Все лезут и лезут.

Шлумбергер и Раддац, старые опытные военные эксперты, мрачно кивнули. О Томасе Ливене они кое-что разузнали. Им было известно, что в гестапо его пытали, прежде чем полковник Верте вызволил его из подвалов СД на авеню Фош и спас от верной гибели.