Высокая и пышная, красивая и высокомерная, Черная Люси вошла в кабинет Липперта в сопровождении стройного блондина с голубыми глазами и тонкими губами — капитана Уоллеса. Черная Люси уселась на письменный стол Вальтера Липперта, швырнула перед ним три блока сигарет «Честерфилд», скрестила ноги и сказала:

— Господин Липперт или как вас, сколько мне еще ждать документа о денацификации?

— Никакого документа вы не получите, — сказал Липперт. — И немедленно заберите свои сигареты. Слезьте с письменного стола, сядьте в кресло.

Лицо капитана Уоллеса налилось краской, он заговорил почти на беглом немецком:

— Послушайте, Липперт, эта дама — моя невеста. Мы собираемся пожениться! Ожидаю, что вы немедленно выпишите документ. Понятно?

— Не выдам я ей никакого документа, капитан Уоллес! — ответил Липперт, побледнев.

— Это почему же?

— Потому что эта дама очень сильно себя дискредитировала. Долгие годы она была любовницей гауляйтера. Доносила на людей и отправляла их в концлагерь, обогащаясь при этом. Известно, что документ о денацификации ей нужен только для того, чтобы приобрести «Бристоль»…

«Бристоль» был гостиницей, чей владелец, нацист с темным прошлым, находился где-то в бегах.

— А если и так? — закричал вдруг капитан Уоллес. — Вам-то какое дело? Мы получим документ — да или нет?

— Нет, — тихо ответил Липперт.

— Вы еще пожалеете об этом, — крикнул капитан, покидая кабинет и с грохотом захлопывая дверь. Черная Люси последовала за ним, покачивая бедрами и жуя резинку. Вне себя от гнева Липперт немедленно позвонил земельному советнику доктору Вернеру, который вместе с ним подписывал документы, и сообщил о происшедшем. Доктор Вернер забушевал:

— Это ни в какие ворота не лезет! Старое нацистское дерьмо! Не бойтесь, Липперт, я за вас! Мы не сдадимся! Ишь чего захотели!

Нет, они не сдались, земельный советник доктор Вернер и лагерник Вальтер Липперт. Но и капитан Уоллес тоже не сдавался.

— …он добился моего ареста, — рассказывал Вальтер Липперт в январе 1947-го своему сокамернику Томасу Ливену. — Я сижу здесь уже восемьдесят два дня. Меня еще ни разу не допрашивали. Моя жена на грани помешательства от страха и забот. Она отправила письмо президенту Трумэну. Но все остается по-прежнему. Или нет, кое-что все же изменилось: Черная Люси получила свою индульгенцию.

— Кто ее выдал?

— Нашелся кто-то. У нее много друзей. И она уже арендовала «Бристоль». Сейчас именно там заключаются крупнейшие спекулятивные сделки. Н-да, господин Ливен, такие вот дела. За это меня избивали в концлагере почти до полного паралича. Да здравствует демократия! Да здравствует справедливость!

Это и многое в том же роде Томас услышал 26 января 1947 года в тюремной камере. И теперь, 29 января, сидя на своей вилле у пылающего камина на окраине Мюнхена, он сказал своему другу Бастиану:

— Вот теперь ты знаешь все. Довольно, я сыт по горло и на время завязываю с добрыми делами и благородными поступками.

— Слава богу, наконец-то!

— Мы уезжаем на юг. К Черной Люси. Мы ищем уран. И пропавшие чертежи. А о бедняге Вальтере Липперте я позабочусь при первой возможности.

— Вот он, — сказала заплаканная, несчастная Эльза Липперт. Она стояла у окна своей квартиры на главной улице маленького городка рядом с Томасом Ливеном. — Вот он идет, этот негодяй! С ней… с Черной Люси!

Томас Ливен с интересом рассматривал эту пару: стройного офицера-блондина и женщину в дорогой бобровой шубе. На левой щеке капитана Уоллеса виднелся шрам. Не след от операции, нет — такие шрамы обычно бывают у дуэлянтов. Странно! С каких это пор американцы дерутся на шпагах? Томас рассматривал женщину рядом со странным капитаном. Она выглядела хищницей, сильной, постоянно готовой к прыжку.

— Значит, даме достался теперь «Бристоль»?

— Да, господин Шойнер, — ответила фрау Липперт.

Томас Ливен представился ей как Петер Шойнер.

На это имя он изготовил себе — теперь уже самолично — великолепную «липу». Новое имя получил и Бастиан: Жан Лекок…

— Фрау Липперт, — продолжал Томас, — я постараюсь помочь вашему мужу. Но для этого я должен знать все. Вы сказали, что «Бристоль» принадлежал одному беглому нацисту?

— Да.

— В таком случае отель попадает под опеку Контрольного управления собственностью! Как зовут его руководителя?

— Некий капитан Хорнблю.

— В дружеских отношениях с капитаном Уоллесом?

— Да, в весьма дружеских.

— Ага, — сказал Томас Ливен.

Маленький город был наводнен солдатами, беженцами и перемещенными лицами. Жилья не найти, гостиницы и постоялые дворы забиты до отказа. 20 февраля 1947 года Томас и Бастиан под чужими именами сняли у одного крестьянина две комнаты в тихой деревне неподалеку от города. Здесь они прожили три месяца. Срок был долгий, но и дел хватало.

Для начала они зачастили в «Бристоль» и убедились: когда ни придешь, всегда полно народу. Здесь танцевали и пили, флиртовали и спекулировали, перешептывались, торговали, звонили по телефону. Стайки девиц легкого поведения, солдаты, пропивающие денежное содержание, сомнительные поляки, подозрительные чехи, несколько венгерских аристократов, несколько власовцев и, конечно, немцы. И всегда, днем ли, ночью ли, можно было видеть Черную Люси, накрашенную, декольтированную и неусыпно наблюдающую за тем, как идут дела. И почти каждый вечер появлялся капитан Уоллес — стройный высокий блондин. Со шрамом на левой щеке…

Понаблюдав с неделю за ситуацией в городе, Томас и Бастиан в заснеженной деревенской харчевне держали военный совет.

— Здесь есть девушки, солдаты, здесь есть вынужденные переселенцы, старина, — говорил Томас. — Но главное — здесь есть нацисты. Пришлые и уроженцы этих мест, теперь я это знаю. Американцы, похоже, не в курсе. Но мы двое, ты и я, не должны никогда этого забывать! Наша цель — уран и чертежи.

— Если они все еще здесь.

— По всей вероятности, еще здесь. Думаю, у меня есть первоклассный метод выяснить это.

— Тогда выкладывай, — сказал Бастиан.

Что Томас и сделал. Его план был настолько прост, насколько и гениален. 28 февраля Томас впервые набросал его. А уже 19 апреля в его собственности находились:

28 кубиков урана 238 по 5 сантиметров в длину и ширину каждый, весом 2,2 килограмма с клеймом берлинского института Кайзера Вильгельма; один экземпляр секретного прибора МКО для прицельного бомбометания и точные чертежи этого прибора, изготовленного в третьем рейхе всего в нескольких экземплярах и после испытаний ни разу не применявшегося. Речь шла о конструкции для истребителей-бомбардировщиков, позволявшей поражать цели в тот момент, когда объект попадает в перекрестие прицела. При этом стрелок может не заботиться об упреждении. Как добыл все это Томас Ливен?

Как сумел обойти всех этот мнимый Петер Шойнер, задавались вопросом французские, американские, английские и другие агенты, кишевшие на юге Германии в середине апреля 1947 года и пытавшиеся, как и Томас Ливен, он же Петер Шойнер, раздобыть исчезнувшие приборы самонаведения и их чертежи. Но мы несколько забежали вперед, а пока что на календаре 28 февраля. Поэтому помолчим о том, что придумал Томас и вкратце опишем, что происходило в эти три месяца вокруг таинственной Черной Люси. И вокруг Томаса Ливена.

Операции с наркотиками, которые проворачивали Черная Люси и ее американский любовник в эти три месяца зимы и начала весны, приняли беспрецедентные масштабы. Они теряли всякую осторожность, сталкивали лбами агентов и взвинчивали цены. Знала ли Черная Люси, что играет со смертью?

Писатель Липперт по-прежнему сидел в мюнхенской тюрьме. Как ни старался Томас помочь ему, никакой возможности поначалу не было. Заговор молчания окружал несчастного Липперта, посмевшего противостоять Черной Люси.

— Подождите, — говорил Томас бедной беспомощной Эльзе Липперт. — Имейте терпение. Творится беззаконие. Но беззаконие тоже не вечно. Иногда оно длится долго, но никогда не вечно. Наступит день, когда мы сможем помочь вашему несчастному мужу.