Эдгар Гувер, 62-летний глава американского федерального уголовного ведомства, принял Томаса Ливена в своем служебном кабинете в Вашингтоне. Первая встреча продлилась всего несколько минут. После сердечного приветствия этот коренастый мужчина с умными и немного задумчивыми глазами объявил:

— Здесь нам спокойно поговорить не дадут. Знаете что? Устроим себе роскошный выходной — мисс Фабер, вы и я. У меня неподалеку загородный дом.

Местность, где находилось жилище Эдгара Гувера в штате Мэриленд, представляла собой цепь невысоких холмов, поросших лесом. Убежище главного криминалиста Америки было обставлено прекрасной старинной мебелью. В субботу утром во время завтрака босс ФБР, потирая руки, объявил:

— Сегодня мы приготовим роскошного индюка. Немного рановато для индейки, но внизу в деревне я видел отменные молодые экземпляры. Одного из них я потом доставлю. И бруснику тоже.

— Бруснику? — Томас удивленно поднял брови. Памела, на которой в этот день была грубая рубашка, какие носят лесорубы, и синие джинсы, выглядела особенно соблазнительно. С улыбкой взглянув на Томаса, она подтвердила:

— Да, здесь именно так готовят индейку.

— Чур меня! Я же индейку всегда…

— …фарширую, правда? — Памела кивнула. — Моя мать тоже. А начинка — фарш из печени индейки и гуся…

— …К этому еще телятина, свиное сало и яичный желток, — прервал Томас взволнованно. — Плюс очищенные и порезанные трюфели, две булочки…

— …а свинина должна быть жирной! — оба внезапно замолчали, посмотрели друг на друга и покраснели.

Гувер рассмеялся:

— Ну и ну, вы великолепно подходите друг другу. Как вы считаете, мистер Ливен?

— Да, — ответил Томас, — я тоже все время об этом думаю.

Два часа спустя они собрались на кухне. Памела помогала Томасу ощипать и выпотрошить птицу, помогла и готовить начинку. Стоило ему потянуться за перцем, как перец оказывался у него в руке. Стоило подумать, что начинка жидковата, как она тут же проворачивала через мясорубку намоченную булочку. «Ах, боже, — думал Томас, — силы небесные!» Памела сказала:

— Грудку индейки мы завернем в сало, моя мать всегда так делала.

— Ваша мама заворачивала грудку в свежее жирное сало? — Томас просиял. — Моя тоже! И оставляла в нем на полчаса перед жаркой.

— Конечно, чтобы грудка не была сухой.

Томас подержал на весу заднюю часть индейки, в то время как Памела уверенно и сноровисто зашивала то естественное отверстие, через которое начинка укладывалась во внутренность птицы.

Гувер, наблюдавший за ними, медленно произнес:

— Мистер Ливен, вы, конечно, понимаете, что мы пригласили вас в Америку не потому, что вы умеете хорошо готовить.

— А почему? — спросил Томас, поворачивая птицу то в одну, то в другую сторону.

— Потому что вы знаете госпожу Дуню Меланину.

Индюк выпал из рук Томаса и шмякнулся на стол.

— Пардон, — Томас снова поднял птицу. — И где… где эта дама?

— В Нью-Йорке. Она же была вашей любовницей, не так ли?

— Да… то есть… — Томас почувствовал взгляд Памелы и уставился на птицу. — Она вообразила, что любит меня…

Гувер поднялся, теперь он заговорил очень серьезно:

— Нам известно, что в Нью-Йорке уже долгое время работает мощная шпионская сеть русских. Как — мы не знаем. Не знаем, кто туда входит. Но три недели назад один из них пришел в наше парижское посольство и сдался. Некий мистер Моррис. Он был последним любовником госпожи Меланиной.

Томас осторожно положил индюшку на стол.

— Ни слова больше, мистер Гувер, — сказал он дружелюбно. — Я сделаю все, что в моих силах. При одном условии.

— Каком же?

Томас посмотрел на криминалиста-меланхолика. Посмотрел на соблазнительную индюшку. Посмотрел на Памелу, стоявшую с мокрыми перепачканными руками, разгоряченную, очень красивую, желанную. И мягко ответил:

— Условие такое: после завершения миссии мне будет дозволено умереть.

Ранним утром 21 ноября 1957 года дети, игравшие на пляже Каскаи неподалеку от Лиссабона, обнаружили на белом песке, кроме пестрых ракушек, морских звезд, полузадохшихся рыб, мертвого мужчину. Он лежал на спине. На лице застыло удивление. Одет он был в чрезвычайно модный, хотя и изрядно размокший серый костюм из лучшей шерсти, черные полуботинки и носки, белую рубашку и черный галстук. На рубашке в области сердца проступало огромное кровавое пятно. Немного пострадал и пиджак. Этот господин явно был отправлен из нашего в другой, якобы лучший, мир посредством пули, причем не мелкого калибра.

Малыши разбежались с воплями. Через пять минут к месту поспешили рыбаки и рыбачки. Взволнованно переговариваясь, они обступили покойника. Один из стариков обратился к своему сыну:

— Посмотри-ка, Жозе, нет ли у него при себе паспорта.

Жозе склонился над убитым: у господина обнаружилось целых четыре паспорта. Заговорил другой старик:

— Этого парня я знаю!

В сентябре 1940 года, рассказал он, 17 лет назад, за хорошую плату он участвовал в похищении немецкими агентами одного тоже весьма элегантного господина. В то время старик был рулевым рыболовного катера.

— …Они оглушили его где-то в городе и в бессознательном состоянии привезли сюда, потом мы погрузили его на борт и вышли в открытое море. На границе трехмильной зоны, сказали мне немцы, нас будет ждать подводная лодка и заберет его. Но она не пришла. Тогда случилось кое-что.

И старик рассказал, что. Читателю это уже известно.

— Они все время называли его «коммерсант Йонас», — рассказывал старик рулевой.

Заговорил другой старик:

— Посмотри, Жозе, нет ли у покойника паспорта на имя Йонаса.

Жозе посмотрел. Был. На имя Эмиля Йонаса, торговца из Рюдельсгейма.

— Нужно немедленно сообщить в полицию, — сказал Жозе.

— Пишите, — говорил своей секретарше комиссар Мануэль Вайда из отдела по расследованию убийств. — У мертвого, обнаруженного на пляже Каскаи, …э-э, речь идет о лице явно мужского пола… слово «явно» вычеркните, в возрасте от 45 до 50 лет. В прилагаемом заключении полицейского врача установлена смерть от выстрела из американского армейского пистолета калибра девять миллиметров… Абзац.

В одежде убитого — вы успеваете, сеньорита? — были найдены: 891 доллар и 45 центов, два счета из нью-йоркских ресторанов, счет из нью-йоркского отеля «Уолдорф-Астория», немецкие водительские права, выданные на имя Томаса Ливена, и старомодные золотые часы-луковица, а также четыре паспорта: два немецких — на имя Томаса Ливена и Эмиля Йонаса, а также два французских — на имя Мориса Озе и Жана Леблана… Абзац.

Фото Жана Леблана и Эмиля Йонаса, находящиеся в архиве уголовной полиции, совпадают. Они в точности соответствуют фотографиям, имеющимся в четырех паспортах убитого. Из всего этого можно с полным основанием сделать вывод, что убитый — агент Томас Ливен, который в последние годы заставил так много говорить о себе. Без сомнения, он пал жертвой мести других агентов. Расследование дела будет, разумеется, продолжено… Какая чушь. Как будто хоть одно убийство агента было раскрыто! Убийцы давно уже и след простыл… Сеньорита, вы в своем уме? Зачем вы напечатали три мои последние фразы?

— Жизнь человека, рожденного женщиной, недолга и полна треволнений… — говорил священник у открытой могилы. Траурная церемония происходила 24 ноября 1957 года в 16.30. Потребовалось некоторое время, прежде чем пришло разрешение предать земле тело усопшего.

24 ноября 1957 года в Лиссабоне шел дождь, было довольно прохладно. Немногочисленные участники похорон поеживались. Присутствовали сплошь мужчины и одна-единственная молодая дама. Господа выглядели так, как и должны выглядеть коллеги. Бывший майор Фриц Лооз, в прошлом представитель абвера Кельна, склонил голову. Стоявший рядом британский агент Лавджой с лицом желтым, как лимон, чихал. Чешский шпион Грегор Марек застыл, склонившись над могилой. Задумавшись, стояли полковники французской разведки Симеон и Дебра. Грустными были немецкий полковник абвера Эрих Верте и маленький майор Бреннер. Рядом со священником находилась агент ФБР Памела Фабер, которая так сильно напоминала Томасу Ливену его умершую возлюбленную Шанталь Тесье.