Когда Дуня наконец появилась, опоздав по своему обыкновению, то, едва они приступили к еде, она не преминула внести в раздрай и свою долю. Все время держась за болевшую голову, она цеплялась к Томасу по любому поводу. Затем, с трудом взяв себя в руки, сказала:

— Извини, это все моя сумасшедшая работа, я не выдержу.

— Что случилось?

— Мне кажется, половина города приходит на прививки.

— Прививки?

— Сыворотка против полиомиелита. Ты наверняка об этом слышал. Но прививки — это еще не самое страшное. Самое страшное — писанина!

— Что за писанина?

— Каждый пациент должен предъявить свидетельство о рождении. Не паспорт, не документ о регистрации, нет, а свидетельство о рождении.

— Зачем?

— Так требует закон. А я должна переписывать номера всех свидетельств. И кто их выдал. А они приходят сотнями! Свихнуться можно! Прививки! Прививки! Прививки!

— Прививки, прививки, — глупо повторил он, в то время как его сердце заныло. Ибо в зал только что вошла красивая молодая женщина в желтом летнем платье. Он не верил своим глазам. Что за черт! Она, должно быть, рехнулась! Неписаные законы ФБР строжайше запрещали двум агентам, работающим по одному делу, встречаться в общественных местах. Но Памеле Фабер на это, похоже, было наплевать. Она уселась прямо напротив Томаса. Скрестила ноги. Откинулась на спинку. И уставилась на Дуню…

От той, разумеется, это не ускользнуло.

— Кто это?

— Че-чего?

— Та особа напротив. Уставилась на меня. Ты ее знаешь?

— Я? Кого именно?

— Эту размалеванную в желтом. Не прикидывайся!

— Боже, я эту женщину никогда в жизни не видел.

— Ты лжешь! Ты ее знаешь! И еще как знаешь!

Так началось и так продолжалось весь обед. Когда подали черный кофе, рубашка на Томасе взмокла. А Памела Фабер все не отводила глаз… В таком же духе все шло и дальше.

Когда Томас вернулся к себе в «Уолдорф-Асторию», его поджидал господин по имени Роджер Экройд, которого в гостинице знали как коммерсанта по экспорту, сотрудничавшего с деловыми людьми из Европы.

Господин Петер Шойнер — так теперь звался Томас — был известен в отеле как один из таких европейских бизнесменов. Оба коммерсанта, которые таковыми не были, уселись в пустом баре. Мистер Экройд тихо произнес:

— У нас уже земля горит под ногами, Ливен. Вам удалось продвинуться?

— Ни на шаг.

— Дрянь дело, — сказал мистер Экройд, — по разным признакам Гольдфус готовится вскоре смотать удочки. Мы не знаем, куда он драпанет — в Австралию, Азию, Африку, Европу.

— Усильте охрану границ. Аэропортов. Портов. И так далее.

— И как это сделать? У нас попросту не наберется столько сотрудников. Гольдфус, разумеется, отправится путешествовать с настоящим поддельным паспортом.

Томас давно знал, что такое настоящий поддельный паспорт, который выдержит любую проверку.

— Вы думаете, что он раздобыл себе такой?

— Этого я не знаю. В спешке вряд ли. Но наверняка какой-нибудь у него да есть, а этого достаточно. Если не случится чуда, он улизнет от нас.

Томас глубоко вздохнул. «И ко всему прочему еще эта рафинированная особа мисс Фабер, — горько подумал он. — Ну, этой я мозги вправлю!»

— Знаете, чего вы заслуживаете? Хорошей порки! — кричал Томас. В этот вечер он оказался в маленькой квартире Памелы и, тяжело дыша, стоял перед хозяйкой, на которой был только черный пеньюар, а под ним наверняка не так уж много чего. — Как это вам взбрело в голову прийти в «Роганофф»?

— Думаю, у меня есть право ходить в «Роганофф».

— Но не тогда, когда там нахожусь я.

— Этого я не знала! — моментально отреагировала она.

— Прекрасно знали! — моментально парировал он.

— Ну хорошо, знала!

— Тогда почему пришли?

— Потому что захотелось взглянуть разок на вашу распрекрасную Дуню!

Он вытаращил глаза:

— И потому вы ставите под угрозу все — всю операцию?

— Не кричите на меня! Вы наверняка втрескались в эту даму!

— Замолчите, или я вас высеку!

— Попробуйте, если посмеете!

— Ну погоди, — сказал он и бросился на нее. Ловким приемом джиу-джитсу опытная агентша уложила его на обе лопатки. Он грохнулся на ковер. Она засмеялась и убежала. Он поднялся и бросился вдогонку. В спальне он снова схватил ее. Последовала борьба. Оба рухнули на кровать. Потом, лежа у него на коленях, она барахталась и шипела:

— Отпусти… отпусти… убью тебя…

Пеньюар задрался. Под ним действительно практически ничего не было. Не обращая на это внимания, она колотила Томаса, верещала и кусалась. «Как Шанталь, — подумал он оглушенно, в то время как кровь ударила ему в виски, — она точно как Шанталь — о боже!» Внезапно он навалился на нее. Его губы встретились с ее губами. В ответ она куснула его. Потом ее губы раскрылись и стали мягкими. Руки обвились вокруг него. И оба погрузились в одуряющее упоение первого поцелуя. Комната поплыла перед глазами Томаса Ливена, время исчезло.

Когда он снова пришел в себя, то увидел ее глаза, полные любви. Памела прошептала:

— Меня охватила такая ревность, такая ужасная ревность к твоей русской…

Тут Томас увидел на предплечье у Памелы круглые и светлые следы прививки. Он побледнел и залепетал: «Прививка…»

Памела, собиравшаяся поцеловать его, замерла: «Что случилось?»

— Прививка, — тупо повторял он.

— Ты в своем уме?

Он посмотрел на нее совершенно отсутствующим взглядом:

— Гольдфус знает, что он в опасности. Он попытается покинуть Америку и тайно вернуться в Россию. Любой, кто едет в Европу, должен сделать прививки от различных болезней, как того требует закон. А для этого он должен предъявить врачу свидетельство о рождении, чтобы тот записал номер… — от волнения Томас начал заикаться. — Свидетельство, а не паспорт… Его поддельный паспорт — качественная липа, но есть ли у него качественное поддельное свидетельство?

Памела побледнела:

— Свихнулся, явно свихнулся.

— Ничего подобного. Если Гольдфус предъявил небезупречное поддельное свидетельство, тогда мы сможем, наконец, обвинить его в противоправных действиях, взять его самого… и обыскать его квартиру…

— Томас!

— Не мешай мне. Сколько врачей работает в Нью-Йорке?

— Бог мой, откуда мне знать? Не меньше десяти тысяч.

— Неважно, — сказал Томас Ливен, в то время как Памела Фабер растерянно смотрела на него. — Даже если потребуется задействовать всех агентов ФБР! И даже если они на этом чокнутся! Мы обязаны попытаться!

Вечером 19 июня 1957 года в Нью-Йорке по тревоге было поднято 277 агентов ФБР. Они получили задание как можно быстрее нанести визиты 13810 врачам, работавшим в десятимиллионном городе. Каждый из 277 агентов имел при себе фотографию мужчины примерно сорока пяти лет с умным и немного скептическим выражением лица, большими ушами и тонкими губами, в очках. И все эти 277 агентов задавали бесчисленное число раз один и тот же вопрос:

— Доктор, вы знаете этого человека? Он не ваш пациент? Не делали ли вы ему прививки в последнее время?

Эти вопросы повторялись весь этот и следующий день. Тем временем в роскошном отеле «Уолдорф-Астория» некий Петер Шойнер, немецкий экспортер, сидел как на раскаленных углях. Время от времени звонил телефон. Это были люди из ФБР, сообщавшие на закодированном языке, что пока все безрезультатно. И Томас, всякий раз вздыхая, опускал трубку. Его состояние мгновенно изменилось 21 июня в 16.35. Вновь задребезжал телефон. Густой бас произнес: «Зеро». Томас подскочил, как от электрического разряда: «Где?»

Голос ответил: «3145, Риверсайд Драв. Доктор Уилкок». Через 20 минут Томас уже был в небольшой ординаторской доктора Теда Уилкока, пожилого врача, открывшего практику в беднейшем из беднейших кварталов Нью-Йорка. Доктор Уилкок подержал в руках фотографию:

— Разумеется, я припоминаю этого человека. Прежде всего потому, что крайне редко ко мне являются люди, так хорошо одетые.