— Приказываю немедленно спать!

Чего там приказывать? Клим уже спит. Последнее, что он слышит, — это звук захлопнувшейся дверцы кабины «Кузнечика»…

Михаил Николаевич Еремин принадлежал к той особенной породе людей, которым не дает покоя ветер, путешествий и отдаленный гул морского прибоя. Нет, он не только читал в редкие свободные часы приключенческие книжки, взятые у своего сына Пети. Он сам всю жизнь неустанно осваивал космические трассы — блуждал по ущельям и кратерам мертвой Луны, перелетал с Венеры на Марс, гонялся в безднах галактики за Гончими Псами, неоднократно навещал царицу северного неба, прекрасную голубую Вегу, и мог без особых затруднений в течение одной ночи побывать на всех семи звездах Большой Медведицы.

Но все это он делал, увы, не отходя от новейшего электронного телескопа. В настоящие космонавты Михаил Николаевич уже не годился. Ему стукнуло пятьдесят три, — одышка, бессонница и другие неполадки. А так хотелось реального всамделишного путешествия, чтобы самому ощутимо держать в руках штурвал! Как решить такую сложнейшую нематематическую задачу? Что бы такое придумать?..

И Михаил Николаевич придумал.

Но прежде всего надо было овладеть необходимыми знаниями и навыками. Ну что ж, ему не привыкать учиться. И доктор физико-математических наук сел за парту вместе с безусыми юнцами, смешливыми девушками, рабочими, артистами, поэтами — самыми разными представителями самых разных профессий. Три месяца он добросовестно изучал все, что положено: проходил испытания в «камере правил движения», познакомился с противным чувством невесомости — оно неизменно возникало в груди, когда казалось, что вот-вот врежешься в трамвай или в фонарный столб, — покорно выслушивал ворчанье инструктора и преодолевал ещё всякие другие многоступенчатые препятствия, пока, наконец, не получил заветную книжечку водителя-любителя.

Покончив с этим, Михаил Николаевич приобрел голубую Вегу, то есть, простите, голубую «Волгу». Затем произвел необходимые расчеты: получил на службе зарплату и отпускные, уплатил вперед за квартиру и телефон. А на следующее утро в 7 часов по московскому времени стартовал в рейс вместе со своей верной подругой жизни, перепуганной насмерть Зоей Романовной Ереминой.

Путь угрожающе пересекали несущиеся, подобно метеоритам, такси, мотоциклеты, инвалидные коляски; Зоя Романовна вскрикивала: «Куда ты, Мика?!» — и закрывала глаза. Но Михаил Николаевич отвечал словами известного космонавта: «Прежде всего — спокойствие!» Он твердо держал штурвал и благополучно, в соответствии с расчетными данными, вывел голубую «Волгу» за городскую черту, на орбиту Карельского перешейка. Здесь, на пустынном туманно-утреннем «Млечном Пути», он развил наивысшую допустимую правилами скорость и, на мгновенье повернув к жене счастливое вспотевшее лицо, воскликнул:

— Вот видишь! Все бортовые приборы и устройства работают нормально! А ты боялась…

Так астроном Михаил Николаевич Еремин спустился с заоблачных высот на свою родную планету и впервые увидел и понял, как она непередаваемо прекрасна.

Одно дело пронестись в самолете над еле видной землей куда-нибудь на курорт или смотреть из окна вагона на мелькающие поля, перелески, реки; и совсем другое — вот так, держа руль в собственных руках, колесить по неизведанным дорогам. Никаких маршрутов!

Дымок бивачного костра, вкуснейшая рыбная уха и полное отсутствие ацидофилина, который опостылел до тошноты. Вместо него — парное молоко в любом колхозе. Новые места, новые встречи. Поговоришь с человеком о том, о сём, выкуришь по сигаретке — и снова в путь. А Зоя-то Романовна как помолодела! На щеках румянец, глаза сияют, словно звезды первой величины; ей необычайно к лицу эта оранжевая косынка и ситцевый сарафан в полоску. И она почти перестала пилить мужа за быструю езду. Видно, страх у неё совсем прошел.

— Знаешь, Мика, мне теперь жаль, что мы отправили Петю в пионерлагерь. Ему было бы с нами очень хорошо.

Так сказала на десятый день путешествия во время очередного привала Зоя Романовна и вздохнула: «Как он там живет, мой Петушок?»

Михаил Николаевич лежал на коврике под лиственницей. Не отрывая глаз от книжки, сказал сурово:

— А кто настоял? Ты же уверяла, что мы все трое, во главе с нашим Петушком, свернем себе шею.

— Но ведь я не могла тогда предположить, что ты окажешься таким — ну просто талантливым водителем!

О, эти женщины! Как они ухитряются найти дорогу к сердцу автомобилиста! Ничего более приятного Зоя Романовна не могла бы сейчас сказать.

Михаил Николаевич сразу отбросил суровость, а вместе с ней и книжку.

— Потерпи, дорогая. Через несколько дней мы приедем в лагерь и заберем Петьку.

— Я хотела бы сразу, сейчас.

— Сейчас неразумно. Пусть использует путевку до конца.

— Ну, хотя бы взглянуть на него…

— Послушай, Зоя, сейчас уже за полдень, а до пионерлагеря отсюда около ста километров. Вот карта, взгляни.

— Что значат какие-то сто километров для такого водителя, как ты!

— Гм… Гм… Оно, конечно… — Михаил Николаевич поднялся на ноги, молодцевато погладил лысину, окруженную рыжеватым пушком. — Собирайся. А я пока прогрею мотор.

На лесной поляне началась предотъездная суета. Зоя Романовна мигом сняла с ветки орешника выстиранные в ручье носки, собрала вилки, ложки, тарелки, выплеснула в костерок воду из чайника, быстро постелила на сиденье коврик.

Михаил Николаевич действовал неторопливо. Как подобает умелому водителю, он сначала прогрел мотор, потом заглушил его. Обошел вокруг машины, пиная ногами покрышки, протер чистой ветошью переднее стекло и только после этого сел за руль.

— Ну, с богом.

Но «с богом» не получилось. С первого раза мотор почему-то не завелся. Со второго и с третьего — тоже.

— Что нас задерживает, Мика?

— Одну минутку…

Михаил Николаевич вылез из машины, поднял капот. Черт! Сколько здесь всяких трубок и проводов. Он неуверенно потрогал горячий карбюратор, ощупал свечи. Потом снова сел за руль и включил зажигание.

Повторилась та же история: стартер воет, а двигатель не хочет заводиться.

Вот тебе и талантливый водитель!.. Все сведения насчет возможных неисправностей во всех проводах и трубках как-то разом вылетели из головы. Михаил Николаевич оглядел глухую, затерянную в лесу поляну.

— Гм… Пленники космоса. Вероятность помощи практически равна нулю. Хоть бы какой-нибудь марсианин явился на выручку, что ли!

— Неуместные шутки, — сухо сказала Зоя Романовна.

— Может, все-таки карбюратор барахлит. А, Зоя?..

— Ну, уж это тебе лучше знать.

Глаза Зои Романовны больше не сияли, как звезды первой величины.

Михаил Николаевич виновато вздохнул и включил стартер ещё разок. Напрасный труд — мотор не заводился.

Наступила, тишина.

И вдруг в этой гнетущей тишине отчетливо прозвучал голос:

— Ну, зачем вы зря разряжаете аккумулятор? Так нельзя!

Михаил Николаевич и Зоя Романовна одновременно повернули головы. В трех шагах от машины, под кустом орешника среди огромных лопухов, сидел на корточках: коричневый гном; на голове у него красовался колпак из газеты, на загорелом теле болтались только красный галстук и узенькие трусы, а в руке он держал лукошко с грибами.

Пока удивленные супруги рассматривали гнома, он оставил в лопухах свои грибы, приблизился к «Волге» и, встав на цыпочки, потрогал двигатель.

— Ого, какой горячий! Чувствуете, как пахнет бензином?