Прежде чем Адам смог ответить, сильнейший взрыв потряс яхту. Адама подхватило и швырнуло о стену, которая обрушилась, погребя его под обломками красного дерева.

— Адам, — позвала Катринка. — Адам, где ты? Что случилось? Ответь мне, Адам!

— Тебе лучше? — Это был голос Александры.

— Да, — сказала Катринка, — гораздо лучше.

— Может быть, чашку чая? — Это Робин, с тревогой в голосе.

— Нет, благодарю вас. Я в порядке.

Она открыла глаза, с трудом поднялась, но тут же опустилась в кресло и уткнулась лицом в ладони.

— Посиди спокойно несколько минут, — сказала Лючия.

Робин решительно вручила Катринке бумажный стакан. Открыв глаза, она глотнула, увидела незнакомого мужчину, заботливо склонившегося над ней, выдавила виноватую улыбку и сказала:

— Я редко падаю в обморок.

Она окинула взглядом небольшую комнату и поняла, что находится в часовне, которую арендовало похоронное бюро Кемпбелла. Незнакомый человек оказался распорядителем похорон.

— Это шок, — пояснила Лючия.

— Я сама упала в обморок, когда узнала о случившемся, — сказала Александра, вернувшаяся из Аргентины.

Лючия заплакала и отвернулась, чтобы скрыть это и не огорчать других. Катринка снова встала, опираясь на плечо Робин.

— Теперь я в порядке, — сказала она. — Нам надо войти, — ее голос был полон ужаса.

— О Господи, я не выношу этого, — в голос зарыдала Лючия.

Распорядитель похорон шагнул к двери, раскрыл ее и пропустил четырех женщин в помещение, где в закрытом украшенном цветами гробу лежало тело Адама, вернее, то, что от него осталось. Ряды стульев с гнутыми спинками были большей частью пусты. Тяжелый, сладковатый запах пропитывал воздух.

Нина Грэхем стояла неподалеку от гроба, ее строгое лицо искажала боль, но она умудрялась поддерживать невестку, которая едва дышала под тяжестью своего горя. Катринка немедленно подошла к ним, чтобы выразить свои соболезнования.

— Ты уже чувствуешь себя лучше? — задала Нина вопрос, не одобряя подобное, неподобающее проявление эмоций. Настоящие женщины не падают в обморок.

— Да, — ответила Катринка.

— Плохо, что твой муж не смог быть здесь, с тобой. — Похоже, Нина считала отсутствие Марка признаком дурного тона.

Катринка и Марк поспорили о том, стоит ли ему идти на похороны. Марк считал, что ему не следует лицемерить и притворяться, что он огорчен смертью Адама Грэхема, даже ради Катринки, которая настаивала на его присутствии.

— Вокруг и без меня будет много друзей, — сказал Марк, — я тебе не понадоблюсь.

Извинившись, он уехал в Европу, чтобы проконтролировать работу «Ван Холлен Энтерпрайзис». Катринка понимала его доводы, но не принимала их.

— К сожалению, ему пришлось уехать в Европу, — она виновато улыбнулась, — я думаю, Адам простил бы его. — Помолчав немного, она повернулась к Милене и сказала ей по-чешски:

— Zlaticko, мне так жаль! Если я хоть чем-то могу тебе помочь… — она еще не успела договорить, как девушка порывисто обняла Катринку и разрыдалась.

— Я не могу в это поверить! Это так ужасно! Как мне жить? Что мне делать?

Нина помрачнела:

— Милена, дорогая, постарайся взять себя в руки.

Семья Милены, оставшаяся в Нью-Йорке на несколько дней после свадебных торжеств, до сих пор не вернулась в Чехословакию и теперь тихо сидела в углу, в стороне. Видя, что ее дочь вновь сорвалась, Олинка поднялась, пересекла комнату, полную незнакомых людей, кивнула Катринке и обхватила Милену за плечи.

— Andelicku, пойдем, присядем, — прошептала она по-чешски, — mami здесь. Mami позаботится о тебе.

Нина помрачнела еще больше, но кивнула и проследила глазами, как Олинка уводит Милену к семье.

— Она хочет уехать домой, в Чехословакию.

— Может быть, это самое лучшее на какое-то время.

Нина покачала головой и твердо сказала:

— Я хочу, чтобы мой внук родился здесь, в Соединенных Штатах, как и все Грэхемы, начиная с семнадцатого века.

Ни скандалы вокруг ее приближающегося развода, ни смерть сына не сломили ее дух.

Другие стояли поблизости, ожидая своей очереди, чтобы сказать несколько слов Нине, и Катринка отошла в сторону, печально оглядывая помещение.

Вот у колонны стоит Нил Гудмен со своей первой женой, у которой он и жил с тех пор, как оставил Александру.

Сама Александра села рядом с Дэйзи и Рикардо, которые днем раньше прибыли из Флоренции. Оба они выглядели усталыми и сраженными горем. Таким же огорченным казался и Патрик Кейтс, сидевший рядом с Лючией, молчаливый, отстраненный, отгороженный от всех стеной собственного горя. Вряд ли он переживал только из-за Адама, некоторые циники считали, что на самом деле он оплакивает гибель своей дорогой яхты.

К ужасу своего продюсера, Томаш на день отложил съемку и вместе с Лори примчался на похороны с восточного побережья. Мартин и Зузка стояли чуть поодаль.

«Он мог быть очень хорошим другом», — напомнила себе Катринка.

Только Джонсоны не пришли, да еще Натали, которую сама же Катринка и отговорила от этого, убедив, что ей еще не время покидать клинику.

Из часовни похоронный кортеж медленно направился в церковь святого Иакова. Кристиан и Пиа, которых не было в часовне, присоединились к Катринке к началу службы. Лицо Пиа было как обычно бесстрастным, но в глазах читались скорбь и удивление. Труднее было разобраться в чувствах Кристиана. Он сам предложил Катринке сопровождать ее на кладбище.

Катринка думала, насколько бы все пошло по-другому, если бы она отклонила его предложение…

Из церкви гроб с телом Адама повезли в Ньюпорт, на кладбище.

Траурная процессия состояла из восьми машин, включая серый «мерседес» Катринки. Чем дальше на север они ехали, тем красивее становились окрестности, но это мало кто замечал.

Катринка и Кристиан тоже по большей части молчали на заднем сиденье «мерседеса». Катринка — уйдя в воспоминания, Кристиан — изучая свою мать, пытаясь понять, что происходит в ее голове, желая знать, почему она так опечалена смертью человека, который сделал ее несчастной. Ее способность прощать людей, причинивших ей боль, удивляла его.

Когда машины добрались до кладбища, уже сгущались сумерки. Все выбрались наружу, неловко собираясь в кучу, и двинулись к фамильному склепу Грэхемов, где должны были похоронить Адама.

Носильщики поставили гроб на покрытую тканью тележку, священник сказал несколько подобающих случаю слов и прочитал молитву, прерываемую рыданиями Милены. Церемония не заняла много времени и вскоре носильщики занесли гроб в склеп.

В наступающей темноте все постепенно вернулись к своим машинам.

— Ты зайдешь к нам? — спросила Нина Катринку, и пока та раздумывала над ответом, случилось непредвиденное. Милена пронзительно закричала. Сначала все подумали, что это очередной приступ скорби, но она вырвалась из рук недоумевающих родителей, которые вели ее к лимузину, оттолкнула Нину и Катринку и с кулаками набросилась на Кристиана.

— Убирайся! — кричала она. — Убирайся! Ты не имеешь права здесь находиться! Убирайся! — Едва отдавая себе отчет в происходящем, она только сейчас заметила молодого человека.

Кристиан схватил девушку за руки, чтобы помешать ей, но она стала бить его ногами. Никому не удавалось оттащить разъяренную Милену, пока в дело не вмешался отец, схвативший дочь за плечи и резко хлестнувший ее ладонью по лицу. Всхлипывая, она упала к его ногам.

— Папа, папа…

— Тсс, — прошептал Франтишек, — все в порядке. Я здесь.

Его глаза на мгновение задержались на Кристиане.

— Я прошу прощения за свою дочь. У бедняжки истерика. Она не знает, что делает, — добавил он по-чешски, глядя на Катринку.

Медленно повернувшись к Нине Грэхем, Катринка сказала:

— Извини, но мы с сыном должны вернуться в Нью-Йорк.