— Зачем прямо сейчас принимать окончательное решение? — Катринка хотела дать людям возможность привыкнуть к неожиданному предложению. — Нам всем следует еще раз все обдумать. До окончания школы еще целых полтора месяца. Правда? — Она посмотрела на Милену, которая после недолгого колебания утвердительно кивнула. — Через несколько недель я позвоню тебе из Нью-Йорка.

Франтишек облегченно вздохнул, довольный тем, что ему не придется принимать решение сразу.

— Я буду очень рада, если Милена приедет. По-моему, ей это пойдет на пользу. — Заметив, что Франтишек приготовился возражать, она быстро добавила: — Ну, мы и так уже вдоволь наговорились! Нам пора ехать…

— Да, — Кристиан встал, пожал руку Франтишеку, поцеловал в щеки Олинку и Зденку, поблагодарив их за гостеприимство.

— Не беспокойся, — шепнул он Милене, целуя ее в щеку. — Моя мама всегда добивается того, чего хочет. И я тоже…

— Какой славный мальчик! — воскликнула Зденка, когда Катринка с Кристианом ушли. — Такой красивый, просто очаровательный!

— Подумать только, она скрывала его существование столько лет! — Олинка укоризненно покачала головой.

— Катринка всегда умела держать язык за зубами, — сказал с восхищением Франтишек. Но улыбка очень скоро исчезла с его лица. Катринка была в возрасте Милены, может быть, чуть постарше, когда забеременела. Он вздохнул, сам не зная, кому больше не доверяет — Милене, Катринке или самой жизни, но ему очень не нравилась идея поездки его дочери в Нью-Йорк.

— Ну, ты и натворил дел, — вздохнула Катринка, оставшись наедине с сыном.

— Разве ты не хочешь, чтобы Милена приехала к тебе? — с невинным видом спросил он.

— Больше всего я бы не хотела огорчать моих кузенов, — строго сказала она.

— Жаль, пропадет такой талант!

— Интересно, а если бы эта девушка была совсем невзрачной, ты тоже беспокоился бы о ее таланте?

Кристиан засмеялся. Ни красота Милены, ни ее принадлежность к женскому полу не повлияли на его поступки — в конце концов она была отнюдь не первой красивой девушкой в его жизни. Им двигало желание обратить на себя ее внимание: он терпеть не мог, когда его не замечали.

— Скорее всего, нет, — сказал он.

Катринка криво улыбнулась, зевнула и заерзала на сиденье.

— Может быть, мне повести машину? — спросил он.

— Уже недалеко.

— Ты ведь несколько дней за рулем и, наверное, очень устала.

— Спасибо, милый. Ты прав. — Катринка остановила машину у обочины, и они с Кристианом поменялись местами. — О, так гораздо лучше, — сказала она.

— Постарайся немного поспать. Я обещаю, что не заблужусь. — Кристиан шутил: ехать в Прагу нужно было по прямой.

— Я полностью доверяю тебе, — пробормотала Катринка и закрыла глаза.

Было около часа ночи, когда Кристиан остановил машину у подъезда «Интерконтиненталя». Он выключил мотор и посмотрел на мать. Она глубоко спала.

— Отнесите, пожалуйста, багаж, — велел Кристиан швейцару, открывая дверь и нежно беря Катринку за руку. — Мама, — позвал он. — Проснись! Мы приехали.

Катринка медленно открыла глаза, увидела лицо Кристиана и простонала:

— Я ужасно себя чувствую.

— Что случилось? — с тревогой спросил он.

— Я просто устала.

Сын помог ей выбраться из машины, и они вместе пошли в номер, задержавшись на минуту у администратора, который вручил им несколько конвертов, пачку факсов и телефонные послания, которые были получены во время их отсутствия. Одно письмо предназначалось Кристиану. Он бегло просмотрел его, скомкал и выбросил в урну для мусора по пути к лифту.

— От Пиа, — пояснил он в ответ на вопросительный взгляд Катринки.

— Я хочу принять горячую ванну, — сказала Катринка, когда они вошли в свой номер.

— Сейчас я пущу горячую воду.

— Спасибо, милый. Не забудь, что заупокойная месса начинается в девять! — Ей вдруг пришло в голову, что именно Мирека она должна благодарить за время, которое провела со своим сыном.

Пожелав Кристиану спокойной ночи, она взяла всю корреспонденцию с собой и положила ее рядом с ванной. Потом разделась и с облегчением опустилась в успокоительно горячую воду. Так она пролежала несколько минут, после чего потянулась за почтой: несколько сообщений от Робин, поздравления Карлоса с приобретением нового отеля в Праге, телефонные звонки Марго, Зузки и Марка, который, по-видимому, пытался дозвониться ей целый день. Ничего срочного.

В одном из почтовых конвертов оказались фотографии, не сопровожденные ни пояснительным письмо, ни запиской, ничем, что могло бы указать на отправителя. Первая фотография изображала дом Марка в Лондоне. На второй был крупный план входной двери. Смутно на заднем плане за стеклом Катринка могла рассмотреть два силуэта. На третьей фотографии дверь была немного приоткрыта и какой-то мужчина — нет, не какой-то, это был Марк, — выходил из нее. Снова за ним была видна чья-то темная фигура. На четвертой фотографии было видно, что этот силуэт принадлежал женщине, которая шла по пятам Марка и протягивала руку к его руке. На пятой фотографии Марк стоял на ступенях у входа, а женщина крепко держала его за руку. На шестой они целовались, а на седьмой и восьмой женщина обнимала Марка за шею, а его руки покоились на ее бедрах. Девятая изображала Марка, садящегося в ожидающий его лимузин. На десятой женщина была одна, она плакала. Это была Моника Бранд.

«Нет, нет, — подумала Катринка. — Это невозможно. Это неправда. Нужно поговорить с Марком. Прямо сейчас». Уронив фотографии на пол, она встала, потянулась за махровым халатом и накинула его на себя. Мраморный пол скользил под ее торопливыми шагами. Она поскользнулась и почувствовала, что падает.

— Кристиан! — крикнула она и упала, ударившись головой об пол.

Возглас Катринки смешался с другими звуками во сне Кристиана: пением Милены, плачем Пиа, бранью Луизы Хеллер. Юноша не сразу сбросил с себя оковы сна, отделив реальность от кошмара. Под дверью, ведущей в ванную, виднелась полоска света.

— Мама? — позвал он.

Тишина встревожила его, и он осторожно открыл дверь.

На мраморном полу в ворохе бумаг лежала Катринка. Из-под ее махрового халата сочилась кровь.

— Господи, помилуй, — пробормотал он, бросаясь к распростертому телу матери, и опустился на колени.

— Катринка, — вскрикнул он. — Мама! — позвал он более настойчиво.

Она дышала, но, по всей видимости, была без сознания.

Кристиан кинулся к телефону:

— С миссис ван Холлен несчастный случай, — закричал он диспетчеру. — Вызовите скорую помощь! Немедленно, поняли? Скорую помощь!

— Да, да, — повторила диспетчер. — Скорую помощь, немедленно.

Юноша побежал к входной двери и открыл ее, чтобы врачи не теряли драгоценное время. Сделав это, он вернулся в ванную и сел на пол рядом с Катринкой. Он не знал, что делать, не знал, как ей помочь. Сдернув с вешалки полотенца, он осторожно подтолкнул их под бесчувственное тело Катринки, надеясь остановить сильное кровотечение. Инстинктивно обхватив обеими руками голову матери, Кристиан крепко прижал ее к груди и принялся истово молиться, чтобы помощь прибыла как можно скорее.

«Положение определенно улучшается», — подумал Адам Грэхем и, открыв ящик стола, увидел вчерашний выпуск «Дейли реджистера», который он сам спрятал туда на всякий случай. Конечно, было бы лучше, если бы тираж газеты был побольше, но у него не было выбора: Лиз Смит никогда бы не пропустила материал в «Ньюс-дей», не проверив факты. А Рик Коллинз слишком хорошо относился к Катринке, чтобы пользоваться непроверенными источниками.

«Пока Катринка веселится, ее муженек резвится», — гласил заголовок. Для иллюстрации статьи Сабрина использовала две фотографии: фотографию Катринки в изысканном туалете под руку с Жан-Клодом Жиллетом и фотографию Марка, целующего Монику Бранд перед собственным домом. В статье Сабрина цитировала разговоры, наводнявшие Париж: Жан-Клод якобы окончательно решил развестись со своей многострадальной Элен и жениться на Катринке; Моника, в представлении Сабрины, была прекрасной талантливой журналисткой, не связанной ни с одной редакцией. Правда, в последнее время она была замечена в компании с Марком ван Холленом. Как наживку для голливудской толпы, Сабрина поместила также информацию о том, что Катринка была когда-то замужем за «магнатом киноиндустрии» Адамом Грэхемом.