— Тоже мне старик, — сказал Рикардо. — Вы только послушайте его. Посмотрим, что ты заговоришь, когда тебе стукнет шестьдесят.

— Поживем — увидим…

Вскоре «Белла Рена» снялась с якоря.

— Пойду переоденусь, — сказала Пиа.

— Подожди. Я с тобой, — Кристиан кинулся за ней.

Катринка посмотрела им вслед и на минуту позволила себе порадоваться тому, как развивались их отношения. «Может быть, — с надеждой думала она, — я ошиблась, и Кристиан не сделает несчастной эту бедняжку».

«Какой красивый молодой человек, — подумал Рик с болью в сердце. — Настоящий самец. От таких ничего не дождешься, кроме неприятностей».

— Какая красивая пара, — сказал он вслух.

— Что значит молодость… — добавила Дэйзи.

К пяти вечера гости виллы «Махмед» разбрелись по своим роскошным спальням. Марго красила ногти; Дэйзи и Рикардо прилегли отдохнуть; Кристиан и Пиа занимались любовью; Катринка лежала в ванне.

— Была ли сегодня почта? — спросил Марк, закончив разговор.

Катринка открыла глаза и увидела его стоящим в дверях.

— Я не видела. Спроси Анну. — Он повернулся, чтобы уйти, но Катринка остановила его.

— Что ты думаешь насчет Пиа и Кристиана?

— То же, что и Рик: красивая пара.

— Ну и?..

Он вернулся в ванную, прислонился к стене и серьезно посмотрел на жену.

— Почему ты сразу не скажешь мне, что тебя беспокоит?

— Меня беспокоит, что они могут причинить боль друг другу. — Она вопросительно посмотрела на него.

— Катринка, я знаю, что ты склонна переоценивать мои таланты, но должен признаться, предсказание будущего — не мой конек…

— Но ты ведь можешь сказать, что думаешь об этом…

— Я думаю, что Пиа по уши влюблена в Кристиана… Полагаю, Кристиану это нравится. Скорее всего для Пиа это станет несчастной любовью, а Кристиан утешится с другой девушкой…

— Я тоже так думала вначале, — согласно кивнула Катринка. — Но сейчас в этом не уверена.

— Буду очень рад ошибиться. — Катринка открыла было рот, желая что-то сказать, но тут же снова закрыла его.

— Что? — спросил Марк.

— Так, ничего. — Она собиралась спросить Марка, нравится ли ему Кристиан, но решила, что это лишнее. Если он ему нравился, то и прекрасно; если нет, ей лучше не знать об этом, по крайней мере, сейчас.

— Пойду узнаю насчет почты… — Марк вышел из ванной комнаты.

Ополоснувшись, Катринка накинула шелковый халат и очень вовремя вошла в спальню: кто-то стучал в дверь. Марк лежал на кровати и говорил по телефону с Лондоном. Вокруг него, как обычно, были раскиданы газеты, блокноты, папки.

— Войдите! — сказала она.

Дверь отворилась, и на пороге появился слуга в белом пиджаке.

— Почта, мадам, — сказал он, протягивая небольшую пачку писем.

— Спасибо. — Катринка взяла у него письма. — Сообщите гостям, что ужин будет в девять часов.

— Хорошо, мадам.

Катринка просмотрела письма, раскладывая их на две стопки — для себя и для Марка. Помимо обычной корреспонденции она обнаружила два странных надушенных лавандой письма без обратного адреса.

«Катринке ван Холлен» — было написано на одном. Второе оказалось адресовано Марку.

— Эй! — воскликнула Катринка, когда Марк положил трубку. Она отдала ему его почту, в том числе и то самое загадочное письмо. — Если бы и мне не прислали точно такое же, я бы подумала, что кто-то пишет тебе любовные письма.

— От кого это? — спросил Марк.

— Штемпель английский, обратного адреса нет, — сказала Катринка, распечатывая свое. Когда до нее дошел смысл прочитанного, краска сошла с ее лица. Ей стало нехорошо, она была близка к обмороку.

Марк, который так и не вскрыл надушенный конверт, поднял глаза, когда Катринка невольно вскрикнула.

— Что такое? — спросил он. Ему хватило одного взгляда на ее лицо, чтобы выхватить из ее рук листок. — Что там?

— Это ужасно…

Марк быстро пробежал письмо глазами.

— Господи Иисусе, — пробормотал он, побледнев почти так же, как и его жена. — Это неправда, — сказал он, дочитав до конца. — Катринка, здесь нет и слова правды…

— Зачем же ей тогда писать?

«Дорогая Катринка, — говорилось в письме. — Мне кажется, я имею право называть вас так, потому что очень хорошо знаю вас по рассказам Марка. Поверьте, мне очень трудно было писать это письмо, и я понимаю, что и вам будет нелегко его читать. Но у меня нет другого выхода. Я в отчаянии. Я люблю вашего мужа, а он любит меня. Он не устает говорить мне об этом. Он не давал мне никакого повода сомневаться в его искренности, но сейчас он отказывается от встреч со мной, потому что из чувства жалости он не может оставить вас, тем более, что вы беременны. Я понимаю его, и мне бы хотелось поступить так, как он просит меня, и просто спокойно дождаться рождения ребенка. Но такая пытка быть с ним в разлуке, любить его и не иметь возможности видеться, дотрагиваться до него. Катринка, вы удачливы, богаты, красивы. А у меня ничего нет, кроме него…» — и дальше в том же духе на двух страницах, с описанием их свиданий с мельчайшими подробностями. Например, в письме рассказывалось об их встрече в Лондоне, когда она помогала Марку выбрать кашемировый свитер для Катринки. Заметив, что она огорчена, что ему приходится возвращаться в Нью-Йорк, он купил и ей точно такой же, такого же фасона и цвета. Письмо было подписано Моникой Бранд.

— Это неправда, — повторял Марк. — Клянусь, Катринка!

— Но зачем ей все это?

— Наверное, она ненормальная! Не знаю… Меня это не интересует. Ты не должна этому верить, Катринка, прошу тебя… — Он хотел было обнять жену, но та уклонилась.

— Что она пишет тебе? — спросила она глухо.

Марк помедлил, обуреваемый желанием порвать письмо, не читая. Но это ничего бы не решило. Он вскрыл конверт, вынул листок, быстро прочел и передал Катринке.

«Дорогой Марк! Как ты мог так поступить со мной? Как ты мог поступить так с нами обоими? Такая любовь как наша встречается не каждый день. Со мной ничего подобного раньше не случалось, как и с тобой, если верить твоим словам. А я верю им, верю, мой любимый, всем сердцем. Поэтому я готова бороться за тебя, хотя ты, наверное, и осудишь меня…» Это письмо тоже было буквально нашпиговано перечислениями дат, мест, случайных встреч, свиданий с мельчайшими подробностями. Никогда в жизни Катринке не приходилось читать ничего страшнее.

— Скажи, что веришь мне, — попросил Марк, когда она окончила читать.

— Про кашемировый свитер, это правда? — спросила она.

Страстно желая соврать, Марк помедлил, но потом сказал:

— Отчасти. Это было до нашего с ней совместного обеда в Лондоне, когда мы обсуждали ее шанс получить у меня работу. Я сказал, что хотел бы купить тебе подарок до отъезда в аэропорт. Она посоветовала магазин, который находился поблизости, и вызвалась пойти со мной. Она действительно помогала мне выбрать свитер, но больше ничего не было. Мы распрощались у дверей магазина, я сел в машину, поехал в аэропорт и сел в самолет…

— Так ты не покупал ей свитер?

— Конечно, нет, — раздраженно сказал Марк. — Впрочем, даже если бы я и купил ей этот свитер, то это все равно ничего бы не значило…

— Откуда ей все известно о нашей с тобой личной жизни?

Марк покачал головой.

— Не знаю, — выдохнул он.

— О Господи, — не то простонала, не то выдохнула она.

— Катринка, милая. — Марк снова потянулся к ней и на этот раз ему удалось посадить ее к себе на колени и прижать к груди. — Я люблю тебя. Ты должны это знать. Все, что здесь написано, ложь.

— Ты никогда не спал с ней?

— Никогда. Клянусь. — Его захлестывали волны переживаний, тревога за Катринку, чувство вины за то, что он позволил себе, всего на минутку, подумать о Монике Бранд как о привлекательной женщине, злость на себя за то, что оказался в подобном положении. — Господи, неужели ты могла подумать, что я способен на такое?

Если бы она не была так расстроена, она бы рассмеялась. «Как ты могла подумать». Так же говорил Адам Грэхем. И Стивен Элиот. И Тед Джонсон. Все мужья одинаковы…