А вместе Руфус с Таней подарили мне кулон в форме сердца. Сердце было размером не меньше пяти сантиметров, на черной шелковой ленточке. Одна половина сердца была золотой, другая серебряной, между половинками проходила зигзагом трещина. Золотая и серебряная части не точно подходили друг к другу, поэтому посреди сердца была щель. Я взяла его в руки. Оно было красивое и тяжелое.

— От Таниного ювелира, — сказал Руфус. — Мы подумали, что это будет кстати.

— Разбитое сердце, — сияя, пояснила Таня. — Разбитые сердца сейчас идут у Вернера нарасхват. Тебе нравится?

— Очень. Оно такое красивое. И такое дорогое.

— Оно из серебра. Половина позолочена. Вернер не делает разбитых сердец из золота. Он считает, они не должны быть чересчур дорогими, ведь разбитое сердце носят не больше сезона.

Я повесила на шею сердце на черной ленточке.

— Я буду носить его всегда.

Таня засмеялась. Руфус вздохнул.

Все первую неделю июня в отель приходил маляр, которого пригласил Руфус. Пункт за пунктом мы прошлись по малярным работам. Он забрал с собой перечень работ и пообещал прислать господину Бергеру смету расходов. Я бы хотела получить предложение и от других фирм, но Руфус был убежден, что этот маляр запросит меньше других, а потом не обманет с ценами и сроками. Руфус боялся демпинговых цен, которые потом превращаются в пустые обещания.

— Подождем, во что это выльется, — мудро заметил он.

Потом явился сантехник. Стоимость сантехники сильно колеблется, он предложил мне бордовые унитазы, оставшиеся от крупного заказа. Их он готов отдать дешево. Я не желаю бордовых унитазов. Выяснилось, что существует классическая белая модель, которая значительно дешевле, чем бордовые остатки.

Затем появился столяр: четырнадцать встроенных шкафов, девять новых дверей. Все старые двери должны снова пойти в дело. И все двери, выходящие в коридор, необходимо отшлифовать и покрыть глазурью.

Каменщик сообщил, что все задуманные мной архитектурные изменения вполне реальны. Разумеется, он позаботится обо всех официальных разрешениях.

— Не беспокойтесь, милая дама, — сказал он.

Но сколько это будет стоить, пока сказать не может. Ему нужны сроки — а этого пока не могу сказать я. Сначала должна произнести свое веское слово госпожа Шнаппензип.

И наконец, появилась госпожа Шнаппензип. Она рассыпалась в похвалах: она очарована моим фасадом. Очарована моими проектами комнат. К комнате, выдержанной в зелено-белых тонах, я приклеила на картон образцы расцветок и узор ковра, который подсмотрела у одного торговца. Совсем недорого. И зелено-белые обои, которые обнаружила в одном универмаге и как можно точнее срисовала: узор в стиле «бидермайер» в четкую зеленую полоску. К ним бордюр, скромный и красивый, как вьющийся плющ. И ярко-зеленые шторы, задрапированные на штанге и схваченные по бокам бело-зелеными шнурками. Слава Богу, она не заныла, что после каждой стирки придется нанимать декоратора, чтобы снова задрапировать шторы. В качестве обстановки я пририсовала два наших почти бидермайеровских стула, вполне подходящий круглый стол из пятой комнаты и шкаф из двадцать второй. Она не стала скрывать своего восторга:

— О, тут бы даже Гёте со своей супругой не отказался выпить кофе. Гёте находил зеленый цвет таким успокаивающим.

А потом я продемонстрировала ей желтую комнату. Разумеется, никакого желтого ковра, чтобы она не ворчала по поводу его непрактичности. Покрытие цвета серого антрацита, на нем — два имеющихся в наличии стула, которые еще предстоит отлакировать под серый антрацит. Матовым лаком — тогда не виден каждый отпечаток пальца. Теперь образец ткани для обивки стульев: ярко-желтая блестящая ткань, потому что блестящий материал всегда смотрится чище, чем шероховатый. Стены выкрашены в матовый желтый цвет, с черно-белым бордюром, а к ним шторы в черно-белую полоску.

— У вас тонкий классический вкус! — похвалила госпожа Шнаппензип.

От волнения я могу лишь сказать, что предпочитала классические решения, потому что они никогда не выходят из моды. И что по возможности использовала старую мебель.

Она со смехом спросила меня:

— А как выглядят ваши корзинки для мусора?

— У меня нет мусорных корзинок в комнатах, только в ванных. Я полагаю, этого достаточно. И уборщице меньше работы. Бачки в ванных большие, круглые, из жести. С крышкой на рычаге, в которую можно защемить полиэтиленовый пакет для любого мусора. Дешевле всего они в универмаге «Вулворт» — даже дешевле, чем в «Строительном раю».

— А трехгранных холодильников не будет?

— Холодильников нет вообще. Руфус считает, что это создаст слишком много хлопот для персонала. Мы подумали, что имело бы больше смысла устроить небольшой бар внизу, в холле. Контору можно разделить пополам, так как Руфус полагает, что всю бухгалтерию можно перевести на компьютер, и тогда не надо столько места для хранения документации.

— Ты собираешься перейти на компьютер? — удивилась госпожа Шнаппензип.

— Мы ведь уже говорили об этом. Я считаю, что приобретение компьютера окупится, тем более, что я сам освою его.

— Кто будет обслуживать бар?

— Тот, кто сидит в регистратуре. Нового человека не понадобится, — решительно сказал Руфус.

— И вместо того, чтобы покупать телевизор в каждую комнату, мы лучше поставим в фойе большой телевизор для всех и красивый гарнитур с диваном и креслами, — добавила я, показывая ей эскиз фойе.

Она с радостным удивлением разглядывала черно-белый мозаичный пол:

— Да, так было раньше. Мать распорядилась положить сверху линолеум. Ей казалось, что его легче убирать.

— Фойе надо ремонтировать в последнюю очередь. Мы должны начать с четвертого этажа и постепенно, сверху вниз, приводить все в порядок.

— Виола составила детальный план всех рабочих процессов, — сообщил Руфус.

— А где замена для мастерской господина Хеддериха?

— За регистратурой можно было бы встроить маленькую клетушку для ночного портье. Для чемоданов достаточно места под лестницей, столяр сделает там шкафы.

Потом я показала различные цветовые решения стен в фойе: на белом фоне большие поверхности бледно-розового. Все стилизовано под мрамор, акцентировано узкими серыми линиями, что создает рельефный эффект.

Я продемонстрировала ей то же самое в коричнево-красном, желтом и бело-сером вариантах. К счастью, она сказала, что бледно-розовый вариант нравится ей больше всего. Я боялась, она выберет коричнево-красный, который сама считала самым плохим.

Вдруг госпожа Шнаппензип воскликнула:

— Стоп! Сколько это все будет стоить?

Руфус глубоко вздохнул, отправился в контору, вернулся с кипой бумаг и дал ей предварительные сметы маляра, сантехника, столяра, плиточника, стекольщика…

Она перелистала страницу за страницей:

— Шестьдесят пять тысяч марок, плюс семьдесят тысяч — без затрат на материалы, плюс восемнадцать тысяч — без затрат на материалы, плюс семь тысяч — включая затраты, плюс… что с ремонтом крыши?

— Это не включено сюда.

Она положила бумаги на стол.

— Тогда желаю успеха. Приступайте. — На прощание она пожала руку. — До свидания, всего хорошего, успеха вам.

Руфус вышел проводить ее на улицу, а я осталась сидеть как оглушенная. Когда Руфус вернулся, я поинтересовалась:

— Что она сказала?

Руфус ответил:

— Ты же слышала. Поздравляю от всей души. Виола, ты получила заказ!

Я вдруг растерялась, не зная с чего начать.

— Да ведь все ясно, — стал успокаивать меня Руфус, — все стоит в твоем плане. В первую очередь обновляются окна на первом этаже, потом фасад…

— Ты уверен, что госпожа Шнаппензип разрешила заменить окна внизу?

— Ты целиком убедила ее, что работаешь обдуманно, избегая лишних затрат. И она не желает иметь с этим больше ничего общего, вплоть до нового открытия отеля. Я распоряжаюсь финансами и должен держать ее в курсе.