Я просто не нахожу слов. Потом кричу на нее:

— Ты не хочешь говорить об этом, потому что ты лжешь! Это все ложь!

— Папа боится, что Бенедикт целится на мои деньги и хочет таким путем внедриться в фирму.

— Ты не хочешь говорить об этом, потому что лжешь! Это все ложь!

— Вот и я говорю. Но он считает, что я могу иметь бэби и не выходя замуж. А мне этого не нужно. — Она вдруг начинает сопеть. — Папа такой вредный, что даже хочет выкинуть Бенедикта из фирмы, если мы поженимся. Но я его уломаю.

— Но Бенедикта-то ты не уломаешь!

— У нас любовь с первого взгляда. Еще когда он пришел к нам наниматься, то так лукаво посмотрел мне в глаза… — Она кокетливо потянула за свою косичку.

И тут я вижу на ее правой руке, на одном из унизанных пальцев, мое рубиновое кольцо — вернее, то, которое должно было стать моим.

— Исчезни, исчезни сию секунду из моей комнаты! Из моей жизни! Убирайся!

— Мне все равно пора идти. — Она медленно поднимается с нашей кровати. — Ты можешь меня проводить, чтобы мне не пришлось еще раз говорить с его мамой?

Я язвительно смеюсь:

— Никто не может покинуть этот дом незамеченным ею. Расскажи-ка ей свою сказку!

— Мы договорились, что Бенни сам скажет своей маме. Его отец уже знает об этом.

— Ты лжешь.

— Бенни звонил мне. И он считает: если его отец появится на своем «порше» у моего папы, тот наверняка растает.

— И вы договорились, что ты сообщишь радостные новости мне?

— Бенни полагает: я, как женщина, лучше смогу тебе объяснить, что это значит — ждать ребенка. И как для него важно стать отцом. Итак, теперь ты все знаешь. Пока. — Она уходит.

Я стою у двери, не в силах двинуться с места, и наблюдаю, как она спускается вниз по скрипучей лестнице.

Тут же из гостиной выскакивает Нора:

— Дорогая госпожа Фабер, не хотите ли выпить со мной чашку кофе? Или вы предпочитаете чай, как моя дочь Мерседес? Я как раз просматриваю свои фотоальбомы…

— У меня нет времени. У нас с папой назначена еще одна встреча. Но мы обязательно вскоре опять увидимся.

У двери Анжела произнесла мечтательным голосом:

— Разве не чудесно, что опять весна? Повсюду зарождается новая жизнь…

Это ложь. Все мертво. Я тоже мертвая. Была бы я не мертва, я бы плакала. Но я вовсе не плачу.

Я сидела в оцепенении на стуле, на котором слушала Анжелину историю.

Я сидела в оцепенении в комнате Бенедикта и боялась поверить, что ее история — правда.

Я хотела побежать в телефонную будку и позвонить Бенедикту, но у меня не было сил спуститься по этой лестнице, открыть эти двери. Я окаменела.

В конце концов, когда уже стемнело, мой здравый смысл одержал верх. Он доказывал мне, что все это не может быть правдой, и я пошла звонить. Бенедикт тут же ответил по автотелефону.

Он как раз ехал от отца в отель. Я услышала голос любимого мужчины:

— Виола, я смогу понять, если ты сделаешь выводы из этой истории.

— Что ты имеешь в виду? Какие выводы я должна сделать?

— Я хочу сказать — тебе нет смысла сидеть у моей матери и мучиться. Тут нет твоей вины.

— Это ты подарил Анжеле кольцо с рубинами? — Я сама не понимала, зачем мне нужно было это знать.

— Она его купила тайком. Такая уж это женщина. Я ничего не мог поделать.

— Это неправда! Все неправда: и то, что ты сейчас навещаешь своего отца, и что едешь с Мерседес в машине, — заливаясь слезами, прокричала я.

Бенедикт молчал.

Потом я услышала голос Мерседес:

— Я сижу в машине рядом с ним. Так что всего хорошего.

Трубку опять взял Бенедикт.

Я рыдала. — Виола, я думаю, тебе будет легче, если ты узнаешь, что дядя Георг сегодня вечером звонил твоему отцу и объяснил ситуацию. Тебе не надо будет самой говорить ему об этом.

— И что же мне делать?

Нет, когда Анжела сказала, что ждет ребенка от Бенедикта, это было еще не самым страшным моментом в моей жизни. Самый страшный — когда Бенедикт сказал мне:

— Виола, ты в любой момент можешь вернуться к своему отцу.

Тут опять кончились мои монетки.

Это не могло быть его последними словами. Я побежала по улицам, чтобы найти кого-нибудь, кто разменял бы мне десять марок или продал телефонную карточку. Мне никто не встретился. Я помчалась домой, чтобы оттуда позвонить Бенедикту. Нора смотрела телевизор, бдительно охраняя телефон. Я порылась в своих карманах, нашла немного мелочи и опять побежала к будке. Автотелефон не отвечал. Бенедикт был уже в отеле, а я не знала, в каком. В отчаянии я позвонила Руфусу, у него обязательно должен был быть список всех отелей. Руфус подскажет мне, где скорее всего может остановиться Бенедикт и как мне найти его. Он снял трубку.

— Алло, что случилось? — тревожно спросил он. — Где ты?

Не помню уж, что я рассказала Руфусу. Из трубки приглушенно доносился Танин смех, она, как всегда, случайно заглянула в отель. Потом Таня перестала смеяться, а Руфус сказал: — Виола, иди, пожалуйста, домой. Мы сейчас приедем.

Я поплелась назад, остановилась перед домом. Что мне там делать? Имею ли я вообще право переступать его порог? Я села на обочину, уставившись в черную даль, на черную улицу, и не могла ни о чем думать, кроме дребезжащего «фольксвагена» Руфуса, который приедет сейчас — или скоро. Или когда-нибудь.

Передо мной затормозило такси. Из него вышла Таня.

— Как ты можешь сидеть ночью на дороге? Да еще в такой одежде! Такси чуть не переехало тебя!

— Мне все равно.

— Пошли, — энергично сказала Таня и направилась к дому, — мы заберем твои вещи.

Зачем мне вещи? Однако я безвольно отперла ей дверь.

Нора высунулась из своей спальни. Не глядя на нее, я прошла в свою комнату.

— Добрый вечер, — поздоровалась Таня, — извините, пожалуйста, я только хотела кое-что забрать. Надеюсь, я вас не разбудила. Спокойной ночи.

— Я думала, это мой сын, — удивленно проговорила Нора. — Вы знакомая господина Виндриха?

— Я знаю его.

— Мой сын сейчас на курсах повышения квалификации…

— Мне ничего не нужно от вашего сына. Меня ждет внизу такси. Спокойной ночи.

Нора исчезла.

Под Таниным руководством я вынула из шкафа кое-какое белье, свитера, туфли, косметику и положила все в чемодан.

— Возьми свое пальто, — скомандовала Таня, — может опять похолодать.

Меня бил озноб.

— Куда мы едем?

— В отель, разумеется. Руфус не мог поехать со мной, ему надо присматривать за гостиницей. К тому же твой звонок совершенно выбил его из колеи. — Она засмеялась, будто это действительно смешно.

Руфус ждал у входа в гостиницу и вел себя так, словно я — лихорадочно ожидаемое донорское сердце для умирающего миллиардера или что-нибудь другое, жизненно важное, прибывшее в последнюю секунду. Он предлагает мне поселиться в одиннадцатом номере, согласна ли я? Я ведь говорила ему, что одиннадцатый нравится мне больше всего. Не позвонить ли моему отцу? Отец наверняка волнуется. Таня возразила, что звонить в час ночи моему отцу — явный перебор. Я должна выпить бокал красного вина с таблеткой снотворного. Руфус считал, что это только повредит. Таня возразила: это только на пользу. Мне все было безразлично.

Они привели меня в одиннадцатый номер, комнату с обоями в маргаритках и французской кроватью. Таня принесла бокал красного вина, в котором с шипением растворялась таблетка. Мне вдруг полегчало — возле кровати стоял телефон. Наконец-то под руками есть телефон!

То были не последние слова Бенедикта.

Когда я проснулась в воскресенье утром, звонили свадебные колокола. Я не могла понять, как я оказалась в отеле «Гармония». Все перемешалось в моей бедной голове. Автотелефон Бенедикта был занят, а когда освобождался, его там не было — хоть плачь.

В мою дверь тихонько постучали. Это был Руфус. Звонил отец, он сам догадался, что я могу быть в отеле. Мой отец очень милый. Руфус его успокоил. Когда мне станет лучше, я должна позвонить ему. Еще Руфус сказал, что мне надо поесть. Он может согреть в микроволновке очень вкусное маринованное мясо.