— Они вымерли гораздо раньше. Когда пришла очередь динозавров, другие реликтовые животные и растения уже вымерли. Но это никого не интересует. Если вспомнить, что гомо сапиенс, у которого оказалось достаточно разума, чтобы развести огонь, не существует даже нуля целых двух десятых миллиона лет, а динозавры прожили сто сорок миллионов лет, то нужно признать: так долго, как динозавры, мы не продержимся.

— Очевидно, все существа с маленьким мозгом хорошо приспосабливаются, — предположила Таня.

— Во всяком случае, динозавры не виноваты в том, что вымерли.

— Извини, пожалуйста! — улыбнулась Таня. — Я понимаю, всегда найдется повод поговорить на любимую тему. Я тоже нахожу динозавров страшно интересными, но как это мы с сережек перескочили на твоих любимцев?

— А вот как. Вместо того, чтобы все время спрашивать, почему умерла их любовь, лучше бы Виола спросила, почему она вообще так долго просуществовала.

— Ну, это ясно! — воскликнула Таня. — В студенческие годы, пока речь шла только о любви и удовольствиях, все было в порядке. Потом климат поменялся, речь пошла о карьере и деньгах. Тут приспосабливаться стало сложнее. А тот, кто не может приспособиться, должен погибнуть.

— Непреложный закон эволюции, — сказал Руфус. — Я это учила как непреложный закон свободной рыночной торговли.

— Ты можешь хоть раз говорить о чем-нибудь другом, а не о деньгах? — нервно спросила я Таню. — Мне кажется правильным то, что говорит Руфус. Динозавры не были виноваты. На них вдруг обрушилась катастрофа…

— А ты можешь хоть раз думать о чем-нибудь другом, а не о любви? — перебила меня Таня. — И возвращаясь к твоим пластмассовым серьгам — верни их ему, пусть в обмен выплатит тебе стоимость половины автомобиля.

— Пойдем, — позвал Руфус Таню. — А по пути я объясню тебе, почему каждый динозавр — ящер, но не каждый ящер — динозавр.

— Для чего? — удивилась Таня.

— В благодарность за то, что ты растолковала мне разницу между ссудой и промежуточным кредитом.

Таня засмеялась.

Они отправились в бистро, где Руфусу предстояло познакомиться с Таниным ювелиром по имени Вернер. Таня не спросила, хочу ли я пойти вместе с ними. Я бы все равно не пошла. Я хотела побыть одна со своими мыслями.

Я лежала в постели надев наушники, а в плейере крутилась кассета Элвиса. Его песня «Отель, где разбиваются сердца» стала моей любимой.

Я слушала эту песню снова и снова. Я попыталась ее перевести. По-немецки она звучала глупо — во всяком случае, если переводить в правильном ритме. Но мне казалось, что Элвис написал ее для меня.

Я была очень одинока. Мне не хватало Бенедикта. Мое сердце сжималось от боли. И все, о чем пел Элвис, опять было правдой.

— Бенедикт принес в мою жизнь смысл, — громко сказала я. — Бенедикт лишил мою жизнь смысла: да будет имя Бенедикта…

Бенедикт! Бенедикт! Бенедикт!

Но после конца все начиналось сначала:

С тех пор как ты бросил меня…

Я так одинока…

Тридцать три ночи я была одна.

И вот, в час дня, Руфус позвал меня к телефону:

— Это он.

На меня напал паралич! Я не в силах сказать Руфусу, что предпочла бы поговорить из своей комнаты. Я так много раз представляла себе, как он позвонит, и вот я опять слышу его голос:

— Алло, Виола, ну как дела? Ты меня слышишь?

— Да.

— У тебя все в порядке? Ты меня слышишь?

— Да.

— Слушай, я вынужден побеспокоить тебя по одному неприятному вопросу. Нора волнуется, что у тебя остался ключ от дома. Пожалуйста, пойми меня правильно, не потому, что мы тебе не доверяем. Но она боится, что ты можешь потерять ключ и кто-нибудь чужой придет в дом. Она уже менять замок хочет, ты же ее знаешь.

— Да.

— И твои вещи остались. Я думаю, ты захочешь их забрать. Меди сказала мне, что ты перестала платить. Я считаю, это абсолютно правильно.

— Да.

— Слушай, я собрал все твои вещи. Я не хочу, чтобы ты в чем-то испытывала нужду. Я думаю, тебе лучше их перевезти в отель, чтобы все было под руками.

— Да.

— Я хочу сказать, спешки нет, но не могла бы ты забрать свои вещи в эти выходные, скажем, в субботу во второй половине дня? Я мог бы через фирму организовать небольшой фургон, будет недорого и с погрузкой помогут. Очень удобно.

— Да.

— Значит, договариваемся — эта суббота, три часа?

— Да.

— Прекрасно, я очень рад, — сказал Бенедикт, и у него вырвался смешок. Мне даже кажется, что он посылает мне по телефону воздушный поцелуй.

— Да. Я тоже рада.

— Это значит, что ты должна забрать свои вещи, — подвел итог Руфус.

Это значит, что я в субботу увижу Бенедикта. В тот же день я в мусорной корзинке обнаружила настоящий лаковый пакет от Тиффани! Руфус сказал, что там ночевал японец. Невероятно, чего только не выбрасывают люди! Теперь у меня есть даже пакет от Тиффани — ну разве это не добрый знак! Возьму его с собой в субботу, когда поеду к Бенедикту.

Жизнь вдруг опять обретает смысл.

И если это правда, что я последний раз увижу Бенедикта, он должен подарить мне эту ночь, эту последнюю ночь. И после этого я никогда не буду спать с мужчиной… Но в глубине души я знаю, что это будет не последний раз, эта ночь все изменит. И думаю только об одном:

Когда я ехала на Мюнцбергштрассе, мое сердце колотилось так громко, что мне казалось — это слышал каждый в автобусе. Я выехала слишком рано и вылила на себя слишком много духов. Неважно, если даже Бенедикт и заметит, как тщательно я приготовилась к этому дню, к этой ночи. Он это и так знает.

Я купила себе черные джинсы в обтяжку (не в С&А!), розовые кроссовки и розовый свитер — маркий розовый цвет был, разумеется, не самым идеальным для переезда, но я хотела выглядеть радостно и беззаботно.

Машины Бенедикта не было видно. Я стала ждать перед домом. Вскоре после трех подъехал маленький грузовичок-фургон. Водитель выглядел как типичный грузчик. Здороваясь со мной, он почти раздавил мне руку и сказал:

— Я итальянец, я очень спешить.

— Я хочу подождать моего друга, господин Виндрих обязательно скоро приедет.

— Я начать. Я очень спешить. — Он позвонил.

Открылась дверь, и вышла Нора в новом темно-синем спортивном костюме. С лучезарной улыбкой она воскликнула:

— Как замечательно, что ты вовремя! Бенедикт передает самый сердечный привет, он страшно сожалеет, но у него сегодня очень, очень важная встреча. Он поручил мне быть очень, очень тактичной, поэтому я сейчас быстренько уйду. Поеду навестить Меди, чтобы не мешать вам. — Доверительно, как никогда раньше, она шепнула мне на ухо: — Бенедикт сказал мне, чтобы я оставалась лишь до тех пор, пока ты не убедишься, что все твои вещи на месте.

— Значит, его нет. — Все остальное меня не интересовало.

— Зато я с его помощью уже несколько недель назад упаковала все, что только можно.

В моей комнате повсюду, в том числе на кровати, стояли старые коробки с наклеенным перечнем содержимого. Они упаковали в них то, что было обозначено в списках. Вещи, принадлежавшие Бенедикту, были из списков вычеркнуты. Итальянец сразу же приступил к делу и понес мои стулья в машину.

Мой сервиз был аккуратно упакован, мои рюмки, столовые приборы, книги, рисовальные принадлежности, свитера, обувь, полотенца, постельное белье, мое нижнее белье — все было разложено по коробкам. При мысли, что Нора упаковывала мое белье, я содрогнулась.

— Бенедикт хочет, чтобы все было корректно. — В доказательство она открыла коробку с надписью «Кухонный хлам»: сверху лежала сушка для посуды, которую я купила. И рядом смятый, полупустой пакет с кофе.

Верхняя одежда еще висела в шкафу, некоторые громоздкие вещи тоже стояли там: швейная машинка, короб для белья, чемодан. Как мило, что Бенедикт не разрешил Норе упаковывать мою большую соломенную шляпу. Она бы ее точно смяла. Недоставало ящиков из-под люстры.